Вафельное сердце - Парр Мария - Страница 17

• Предыдущая
• 17/23
• Следующая

Никогда еще я не бывал замешан в такие тайны. И никогда еще я не испытывал такого счастья.

На следующее утро я не сразу вспомнил, что было ночью. Просто было чувство счастья. А когда вспомнил, то решил, что мне это приснилось. Я вскочил с постели. Ветер стих, и фьорд лежал голубой и гладкий как стекло. От снега, солнца и воды кругом было светлым-светло, я никогда еще не видел такой красоты.

Когда я спустился вниз, мама разговаривала по телефону. Меня никто не заметил, и я вприпрыжку бросился в сарай. Стоял жуткий холод, воздух звенел, а на сердце было так легко, что я думаю, я бы взлетел, если б только захотел.

В такую хорошую погоду свет как будто прошивает сарай изнутри полосками. И чувствуешь себя почти что в церкви. Я пробрался в самый дальний угол, где спряталась Лена. Подальше от двери, под прикрытием большого стога сена. Спальник был на месте. И картина с Иисусом. А Лены не было.

— Лена, — отчаянно зашептал я.

Неужели это мне все же приснилось?

— Я здесь, — вдруг сказала Лена.

Я задрал голову. На балке под крышей сидела Лена. А потом взяла и прыгнула вниз.

Она падала, падала, падала, а потом приземлилась в сено рядом со мной целая и невредимая. Я улыбнулся. И Лена улыбнулась.

— Мне оттуда спрыгнуть нипочем! — гордо сказала она. — В этом году я столько раз падала с огромной высоты, что уже привыкла. Господи, какая же я голодная!

Пока я шел из сарая назад домой, я мечтал научиться готовить яичницу-болтунью. Это отличное блюдо, чтобы кормить беглецов. Дед вернулся из хлева и посмотрел на меня удивленно:

— Опа, довольный жизнью мальчик!

— Такая отличная погода, решил попробовать поулыбаться, — ответил я, закашлявшись. Об этой тайне нельзя знать даже деду, вот как!

Мама кончила говорить по телефону, они с папой сидели за столом. Пахло кофе, утреннее солнце заливало кухню.

— Трилле, иди-ка сюда, — позвала мама. — Присядь, пожалуйста.

Мне не хотелось, но я послушался. Родители смотрели на меня серьезно.

— Я только что говорила с мамой Лены. Утром ее не оказалось в кровати.

Я крутил тарелку на месте.

— Ты не знаешь, где она? — спросил папа.

— Нет, — ответил я и стал намазывать бутерброд.

Надолго стало тихо.

— Трилле, — наконец сказала мама. — Ленина мама в панике. Ее везде ищут. В том числе полиция. Ты правда не знаешь, где она?

— Нет!!! — заорал я и стукнул кулаками по столу. Я был так зол, что готов был разнести весь дом. Пусть только сунутся! Я никому не позволю снова увезти Лену в город! Вся полиция в полном составе может явиться в Щепки-Матильды, но Лена никуда отсюда не уедет!

Громко топая, я в ярости вышел из кухни. Кто только придумал этих взрослых! Что они вообще себе позволяют — таскают за собой детей с места на место, когда детям этого совершенно не хочется!

И все-таки я понял, что они взялись искать ее всерьез. Ну почему все должно быть так сложно?! Я мысленно обошел всю Щепки-Матильды, но не нашел ни одного надежного места, где можно спрятаться.

— Хижина, — прошептал я наконец себе под нос.

У нас же есть хижина.

Тайком от всех я стал складывать в пакет все необходимое. Спички, хлеб, масло, теплые носки, веревка, лопата, ключи от хижины. Я справился быстро. Потом достал свои санки из-под лестницы, где их место, положил на них пакет и закрыл сверху одеялом. Теперь осталось только незаметно спрятать туда же Лену.

— Куда это ты собрался, Трилле? — спросил папа, когда я стал надевать комбинезон.

— Хочу повеселить себя и покататься на санках! — яростно ответил я. И пошел в сарай. Санки я оставил под его дверью.

Лена прихватила с собой одну из несушек.

— Зачем она тебе? — спросил я и заметил, что это несушка номер семь.

Лена сказала, что она не собирается умереть от голода, несмотря на то, что я принес так мало еды. А курицы, по крайней мере время от времени, могут снести яичко. Я пожал плечами и рассказал ей новости. Лена отвернулась и некоторое время смотрела в другую сторону.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я переберусь в хижину.

Она говорила толстым, не своим голосом.

— Трилле, но они увидят нас, когда мы будем подниматься в гору, — сказала она следом.

Я кивнул. Вверх до самого дома Юна-с-горы лишь голая гора.

— Так что придется тебе нас тащить, — сказала Лена и проворно юркнула вместе с несушкой номер семь под одеяло, к хлебу и ключам и прочему.

— И не забывай, пожалуйста, делать вид, что везешь легонькие пустые санки, иначе они что-нибудь заподозрят! — распорядился мой лучший друг.

Конечно, заподозрят, думал я. Уже наверняка заподозрили. Дед-то уж точно. Он смотрел из-под балкона, как я тяну санки от сарая. Я сжал зубы, намотал еще один круг веревки на руку и двинулся в путь.

Как я уже говорил, Лена совсем еще небольшая. Но странное дело. Я тянул изо всех сил, я обливался потом, старательно делая вид, что везу за собой самые легкие в мире санки. Но они были отнюдь не легкие. Они были одни из самых тяжеленных в мире.

— Но-о! — время от времени вскрикивала Лена из-под одеяла.

Просто счастье, что был такой наст! Я никогда не видел такого: ни от меня, ни от саней на насте не оставалось и следа.

Мы еще никогда не поднимались с санками так высоко, до самого Юна-с-горы. Это всегда казалось нам не по силам. Во всяком случае, не по силам Лене. Она любит только спуск с горы и считает позором, что мы до сих пор не построили в Щепки-Матильды санный подъемник. К тому же и на полдороге к дому Юна-с-горы уже достаточно высоко для спуска на санках. Если б я не вез своего лучшего друга, я бы никогда не сумел забраться на такую кручу. Но Лена вернулась, и я бы не пережил, если бы лишился ее снова.

Время от времени я оборачивался посмотреть, нет ли за нами погони. Дед стоял у сарая. Он становился все меньше и меньше по мере того, как мы поднимались все выше и выше, и под конец превратился в точку. Когда я наконец-то притулился к стене дома в Юновых Холмах, его уже и точкой было трудно назвать.

— Лена, посмотри-ка, — прохрипел я.

— Вижу, — ответила Лена, высовываясь из-под одеяла.

Внутри сердито заквохтала несушка номер семь.

Мы с Леной смотрели с огромной высоты на Щепки-Матильды, наше королевство. Солнце село за ближайшую гору и окрасило небо над всем фьордом в розовый цвет. На воде не было ни одной морщинки. Из трубы нашего дома шел дым. И хотя было еще довольно рано, одна звездочка исхитрилась, как-то проклюнулась и уже блестела на небе.

— О чем ты думаешь, Лена?

Я был совершенно без сил, да еще переполнен красотой вокруг и важными мыслями обо всем этом.

— Я думаю, — пробурчала Лена, — что это позор.

— Что позор?

— Что мы стоим на такой верхотуре, на самой макушке Холмов, куда мы никогда еще не забирались, и у нас с собой санки и курица, и сегодня такой наст, какого вообще не бывает. Но мы не можем скатиться с горки!

Последние слова она прокричала. Я почесал в затылке.

— Лена, но разве ты не хотела жить в хижине?

У меня от усталости опять дрожали колени. Лена лежала тихо-тихо. И весь мир кругом замер в тишине.

— Я хотела жить в Щепки-Матильды! — упрямо сказала Лена под одеялом. — И я хочу прокатиться на санках! — сказала дальше Лена и решительно села, откинув одеяло.

• Предыдущая
• 17/23
• Следующая