Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/82
• Следующая

— Ну конечно, кто бы сомневался, — скривилась одногруппница и повернулась к Владу, смерив его понимающим взглядом. — А ты молодец, — неожиданно похвалила она, — быстро утешилась, кто бы мог подумать!

Катя не знала, что сказать в оправдание, все действительно выглядело так, как это восприняла Алиса.

— А что случилось? — спросил Влад.

Алиса зло рассмеялась.

— Что случилось? Да так, ничего особенного! — Она приятельски похлопала Катю по плечу. — Такое несчастье, Катькин бойфренд попал под машину, а она… она вот заболела, бедняжка, даже проведать своего любимого сходить не смогла! А он-то наивный, как его из реанимации в палату перевели, каждый день глаза открывал и спрашивал: «Катя приходила?» «Катя была?», «А Катя про меня говорила что-нибудь?». — Алиса хмыкнула. — А Катя себе другого нашла, вот как бывает! Конечно, зачем ей калека?! Пока он был здоров, можно и развлечься, можно говорить: «Костя, проводи меня», — а теперь Костя стал не нужен!

Катя ослабила на шее шарф, он вдруг начал ее душить. Взгляд Влада, казалось, вот-вот выжжет у нее на лице клеймо: «Недостойная».

— Кстати, — показала Алиса на часы, — мы опаздываем, ты идешь?

— Сейчас, — выдавила из себя Катя, но Влад высвободился из ее рук и сказал: — Не опаздывай. — Больше он ничего не добавил и зашагал прочь.

Обе девушки проводили его взглядом, а когда он скрылся за домом, Алиса процедила сквозь зубы:

— Я даже не подозревала, какая ты дрянь!

Катя промолчала. За дни, пока болела, о Косте она думала ничтожно мало.

Небольшой зал изобиловал серебром. Рассчитанный на сто мест, не считая четырех маленьких балкончиков и главной ложи, расположенной за синими бархатными диванами, в свете свечей он весь блестел. Белокаменные витые колонны, украшавшие сцену, и бело-синие стены были отделаны орнаментальным рисунком музыкальных инструментов: гитар, арф, флейт, масок людей, животных. В нишах, подсвеченных голубым светом, поблескивали серебряные статуи греческих богов.

Лайонел подпер рукой голову и невидящим взором уставился на мини-сцену, где уже как третий час шел спектакль «Щелкунчик». Именинницы — сестры Кондратьевы, Анастасия и Виктория, — сидели по обе стороны от него в главной ложе, точно сторожевые собаки, чтобы он не сбежал.

Анастасия наклонилась к нему и негромко поведала сто раз уже известную всем историю:

— Нам с сестрой было по восемь, когда в Москве впервые поставили «Щелкунчика».

Лайонел вежливо улыбнулся.

— Как сейчас помню, — обмахиваясь веером, присоединилась к беседе Виктория, — двадцать первого мая матушка одела нас в нарядные платья и…

— Это был наш первый балет, — подхватила Анастасия, и ее тонкие пальчики в белоснежной перчатке накрыли руку Лайонела. — Нам так понравилось, так понравилось!

Молодой человек поймал ревностный взгляд Виктории, брошенный на руку сестры, и покосился на балкон, где с видом оскорбленного достоинства сидела Анжелика со своим пауком в компании парочки высокопоставленных гостей. В главную ложу именинницы ее не пустили, но вольность одной из сестер она не могла не заметить. Кроваво-красные губы превратились в одну линию, спина неестественно выпрямилась, голова чуть наклонилась к пауку, перебиравшему лапами по обнаженному плечу.

— …и это стало своего рода традицией, каждый год мы ходили на «Щелкунчика» в день нашего рождения, самый лучший подарок, — щебетала Анастасия, не обращая внимания на то, что ее никто не слушает.

— Потише, дорогая! — мстительно потребовала Виктория, с такой силой обмахивая себя веером, что свечи в ближайших к ним серебряных канделябрах потухли.

«Не надо было с ними спать», — раскаялся Лайонел, наблюдая за тем, как черные паучьи лапы быстрее заскользили по шее Анжелики. Девушка медленно обернулась и гневно уставилась сперва на сестер, потом на Лайонела.

Анастасия сразу же вернула свою руку на место — к себе на колени и потупила глаза, Виктория спряталась за веер.

Когда девушка отвернулась, сестры, точно гусыни, одновременно вытянули к нему шеи, и Анастасия прошептала:

— Ходят слухи…

— Это лишь слухи, — не дал ей закончить Лайонел.

Именинницы разочарованно от него отпрянули, а на кроваво-красных губах хозяйки паука заиграла надменная улыбка.

Отодвинулась синяя бархатная портьера и в ложу бесшумно проскользнул одетый в черный костюм Вильям.

Сестры пренебрежительно кивнули ему на соседний диван.

— Мог бы и не приходить, десять минут до конца балета, — прошипела Виктория.

— Меньше, — фыркнула Анастасия.

Лайонел подмигнул брату, но тот с кислым выражением лица плюхнулся на диван и отвернулся как от сестер, так и от сцены, уставившись на голую стену.

— Невежда, — поморщила носик Виктория и, наклон нив голову так, что черные кудри скатились по хрупким белым плечам, заметила: — Трудно представить, что вы родные братья, какая-то насмешка судьбы!

Она еще что-то хотела добавить, но, поймав на себе холодный взгляд голубых глаз, резко осеклась.

До конца спектакля в главной ложе установилась тишина, а когда занавес на сцене опустился и стихли последние рукоплескания, уже у выхода Виктория спросила:

— Лайонел, как вам балет?

— Ненавижу «Щелкунчика», ничего личного, — обронил молодой человек и, ухватив за локоть брата, чтоб тот не сбежал, вышел с ним из ложи.

— Не боишься, что Виктория теперь с горя проглотит свой веер? — полюбопытствовал Вильям, устремляясь к винтовой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.

— Нет, я боюсь другого…

— Чего же? — обернулся через плечо брат.

— Того, что у коз на соседней ферме при виде твоей недовольной физиономии молоко скиснет прямо в вымени.

— Рад, — криво усмехнулся Вильям, — впервые слышу, чтоб ты заботился о ком-то, кроме себя. Козы… Очень мило, продолжай в том же духе, возможно, этак лет через двести твоя забота коснется и простых людей.

Лайонел поравнялся с братом.

— Что, малышка Кэт тебе отказала? Сочувствую!

— Не твое дело, — рыкнул Вильям и кивком указал на второй этаж, где у лестницы встретились сестры Кондратьевы и Анжелика. — Разбирайся лучше со своими женщинами!

— Мои женщины разберутся сами, — Лайонел ухмыльнулся, — пусть выживет сильнейшая.

Они спустились в тускло освещенный зал без единого окна, с восьмью огромными колоннами и высоким потолком, расписанным библейскими сюжетами.

— Значит, эта рыжая кошка оказалась не так проста? — Лайонел потянул брата за колонну, где вдоль стены стояла софа. — Брось, Вил, мне-то ты можешь рассказать! Ну же! Она не увидела в тебе мужчину, который смог бы удовлетворить ее… — Он засмеялся и закончил: — …непомерные амбиции?!

— Что за бред ты несешь?! — рассердился Вильям. — Ты говоришь о Кате, не об Анжелике и даже не о сестрицах Кондратевых, помешанных на власти! Катя не такая… Она… она светлая!

— Я знаю, о ком говорю, — насмешливо возразил Лайонел.

Брат устало опустился на софу.

— У нее, кажется, есть другой…

— Другой? — напрягся Лайонел. — Как это?

— Дурак, что ли, — нахмурился брат, — не понимаешь, что такое «другой»? — Вильям неожиданно улыбнулся, на миг лицо его просветлело. — Ну конечно, в твоей-то жизни понятие «другой» не существует как таковое!

В зале стало шумно — спускались гости, поэтому Лайонел поторопил:

— Что за другой, почему ты так решил?

— Одногруппница ее сказала… И еще много чего сказала, во что я просто не могу поверить.

Кошачьей поступью подошла Анжелика, но Лайонел приказал ей:

— Оставь нас.

— Не пойму, — подозрительно сощурил зеленые глаза Вильям, — а чего это ты обеспокоился?

— Да так, ты позоришь меня, — соврал Лайонел, — мало того что тебя динамят девушки нашего круга, так еще простая девчонка дурит!

— Она меня не дурит! Просто… просто какое-то недоразумение. Я разберусь с этим!

— А соперника видел?

— Видел, — сморщился Вильям, — я мог голову дать на отсечение, что между ними ничего нет! Он лип к ней как… Тьфу, а она…

• Предыдущая
• 28/82
• Следующая