Ящик водки. Том 3 - Кох Альфред Рейнгольдович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/71
• Следующая

— Не, у меня все на мониторы выведено. Там изображение.

— А у тебя сигнал не подается по тревоге по территории?

— Может, и подается. Просто еще никто не нарушал.

— Ну, хорошо, у тебя хоть охрана. А вот у меня есть знакомый, который спит с ружьем под кроватью.

И патрон уже в патроннике. Иногда стреляет по ночам поверх голов, если лезут. А как сам в отъезде, так жена с ружьем сидит у окна.

— Тут еще и дачная охрана есть — которая весь поселок охраняет. Поэтому я и могу здесь детей оставить спокойно. Да что мы все обо мне да обо мне! Расскажи уж про себя наконец.

— Ну давай, если интересно. Это был самый ровный у меня год. Я весь год работал на одном месте в одной должности.

— Вот у меня примерно то же самое в 92-м было. Я работал на одном месте, занимался любимой работой — продавал госсобственность. Все у меня было просто, хорошо, рядом были друзья, я был в любимом Питере, все было замечательно. У меня родилась дочь… Это то, что называется счастьем.

Комментарий

Я сначала хотел написать большой комментарий про приватизацию. Но потом подумал: да, 1992 год, один из ключевых. Но не самый главный. Смотрите — закон о приватизации приняли в 1991 году. Тогда же — закон об именных приватизационных вкладах. Ваучерная приватизация началась лишь в конце 1992, продолжалась весь 1993 и закончилась в середине 1994 года. Да, в 1992 году была принята, Верховным Советом кстати, государственная программа приватизации, но ее реализация началась позже…

Вообще приватизация делится на две части: первый этап — ваучерный и второй — денежный (включающий в себя залоговые аукционы). Первый этап закончился летом 1994 года. Вот когда мы дойдем до этого года, тогда я и напишу большо-о-ой комментарий. Чтобы сразу все про ваучеры. Чтобы не разрывать на куски, а в одном месте.

Да и не была приватизация главным событием 1992 года в моей жизни. Главным было рождение второй дочки.

Дело было так. Когда жена была беременная, она пошла на УЗИ. Мы, естественно, хотели мальчика (девочка-то уже есть). Врач посмотрел, видимо, все понял, и сказал — мальчика там пока (!) не видно но, может быть маленький срок, может быть, плод лежит не так… Короче, обнадежил. Это я сейчас понимаю, что нисколько не обнадежил, а тогда казалось, что мне сообщили: «У вас будет мальчик». Так-то. Странно человеческая психика устроена, не правда ли? Тебе говорят —«нет». Та выходишь из кабинета с идиотской улыбочкой на лице, в полной уверенности, что тебе сказали — «да».

Это как в любви. Ты долго готовишься, нервничаешь, ночами не спишь. Рисуешь себе сладостные картины… Объясняешься… Тебе говорят: ты очень хороший, давай останемся друзьями… Ну вот что подумает сторонний наблюдатель? Правильно: послали подальше. А что адресат? Адресат думает: все идет прекрасно! Я любим!

Так и в моем случае. Поздним вечером я отвез жену в роддом. Как сейчас помню — угол Чернышевского (экстремист и бунтовщик) и Чайковского (гламурный композитор и гомосексуалист). Утром приезжаю. Мальчик? Нет. Девочка! Нет, не было этих хрестоматийных «а кто» или «посмотрите получше». Как-то сразу стало понятно, что это правда. Девочка… Ну и пусть. Назвать мы ее решили в честь моей тетки, отцовой сестры. Она была старше отца, и поэтому в 1941 году, когда немцев депортировали, ее отправили в трудармию. Это во время войны такое название было у лагерей, куда людей отправляли вообще без даже высосанного из пальца приговора. Просто так. В данном случае — за то, что немка. Она всю войну пробыла на лесоповале, где-то в среднем течении Оби. После войны вернулась в казахский колхоз, где работали за палочки (трудодни) сосланные старики и дети. Там она вместе с моим десятилетним отцом и их матерью (моей бабкой Августиной Рудольфовной, дед-то, Давыд Карлович, аккурат в 1945 году помер) проработала до тех пор, пока Хрущев не выдал паспорта. Где-то в середине шестидесятых было разрешено возвращаться в те места, откуда их выслали. Тетка засобиралась и уехала обратно в Краснодарский край. Там я потом всю школу, каждое лето у нее гостил.

Она была необыкновенно добрая женщина. Всю жизнь угнетенная, унижаемая, второсортная. Но не озлобилась. Все пела какие-то немецкие песенки, стишки. Стряпала, варила, за скотиной ухаживала, в огороде копалась. Еще ведь и в совхозе работала. Кухня, скотина, огород — это в свободное, оторванное от сна время.

Жена со старшей дочкой часто у нее гостили. Каждый раз, помню, встречал их в аэропорту: ведро смальца с ливерной колбасой, огромные, сколоченные из реек ящики с ручками, полные южных фруктов, компоты, варенья, мешки грецких орехов. Перли на себе под сто килограмм. Все заботливо собрано, уложено. Любимому племянничку — Альфредке. Эгоизм молодости? Или мы, ее родственники, вообще все привыкли, что вот есть такая тетя Оля, которая рада нам сделать приятное, и в этом ее функция. Свинство с нашей стороны, конечно.

Померла она, и решили мы с женой назвать дочку ее именем — Ольга. Так что снова живет на белом свете Ольга Кох. Хорошо мне на душе.

Дети… Только когда появляется второй ребенок, начинаешь понимать, что такое — дети. Внимательно следишь, как они растут. Как начинают соображать… Изнутри поднимается какое-то животное чувство. Тяжелое, страшное, дикое. Защита потомства, детенышей. Инстинкт. Вот не партия с комсомолом, не милый вождь, не умные книжки, не конъюнктура проклятая, а инстинкт заставляет нас любить своих детей. Инстинкт, приобретенный нами не в каменных пещерах при отблесках первых костров, не тогда, когда вместе научились на мамонтов охотиться, а раньше, намного раньше. Когда мы были рыбами, моллюсками, когда только разделились на мужчин и женщин, когда познали сладость соития.

Честность и чистота любви к своим детям настолько не испорчена цивилизацией, что человек невольно хочет спрятаться за это чувство тогда, когда совершает какую— Нибудь гадость, когда очень плохо, когда сильно болеет. Кажется, Довлатов назвал своего ребенка «маленьким аккумулятором счастья».

Дочка родилась 1 сентября, в 8 часов утра (довольно забавно: родилась — и в школу). С этой датой связана одна история, которую я уже где-то описывал. Летом этого года вышел знаменитый указ Ельцина про ваучеры. Так вот в нем было написано, что приватизационные чеки (в простонародье — ваучеры) выдаются всем гражданам России, которые родились по 31 августа 1992 года включительно. Соответственно, Ольге ваучер был не положен. Ну я и думать про него забыл. Ну, родилась, то-се, сидим с Маневичем, Сержем Беляевым, с другими ребятами — выпиваем. Телефон звонит, поздравления идут, все нормально. Позвонил и Чубайс из Москвы, тоже поздравил. А назавтра, в рассылке, приходит указ Президента — внести изменения… пункт такой-то, раздел такой-то, вместо слов «31 августа» — читать слова «1 сентября»! Так я до сих пор не знаю — специально это было или совпадение. Чубайс молчит, как скала, хихикает. На прямой вопрос говорит: «Да ты что? Точно, что ли? А я — не помню!» Вот такая история.

Не получается у меня прочувствованного комментария. Человек научился точно передавать довольно сложные переживания. Будь то жадность, желание лидерства, ревность, предательство. Люди хорошо изучили изнанку своей души и легко разбираются со всякими эксгибиционизмами с вуайеризмом. Описывают клецки из женских грудей, погружение в алкоголь и морфин. Также получается описание переживаний полководца, только что отправившего на смерть эскадрон гродненских гусар.

А вот про любовь к детям как-то скупо. Любовь, да и все. Действительно, а что описывать простое, сильное, звериное чувство? Может быть, в этом и есть приближение к Богу? В этой простоте? Кстати, вот поскольку Господь, в милости своей, не дал нам здесь выбора (любить или не любить), то, может быть, хоть любовь к детям есть основа для общечеловеческого консенсуса? Или опять социализмом, жадностью, завистью и копрофилией заболтаем то, что только есть главное на свете?

• Предыдущая
• 10/71
• Следующая