Бесконечность - Уорд Рейчел - Страница 34

• Предыдущая
• 34/42
• Следующая

Я ничего не могу сделать. Гнев отступает, и на его место приходит абсолютный ужас.

— Пожалуйста, Савл, пожалуйста, не надо.

Слова звучат невнятно и приглушенно, но он мог бы легко прочесть их в моих глазах, если бы заглянул в них. Но он не смотрит на мое лицо. Задирает мне футболку, приспускает штаны и подносит нож к голому животу. Он сосредоточен и готов. На мгновение он замирает и даже кажется спокойным.

«Он не может так поступить. Этого не будет», — думаю я.

Он смотрит на мой живот, который туго натягивается от новой схватки. Когда лежишь вот так, боль усиливается в тысячу раз. Я плачу, слезы льются из уголков глаз и затекают в уши. На этот раз боль изменилась, в ней появилось что-то еще. Я чувствую, что пришло время тужиться.

Ему не придется резать меня. Ребенок уже рождается.

— Савл! Слезьте с меня!

Я не говорю, а рычу. Неужели до него дошло? Хватается за шарф и грубо опускает его мне на подбородок.

— Что такое?

— Я рожаю, рожаю! Пожалуйста, развяжите мне руки. Я сама справлюсь.

— Моим способом будет быстрее. Легче.

— Нет, нет, так гораздо опаснее. Вы можете поранить ребенка. Позвольте мне сделать это по-моему. Развяжите меня.

— Не развяжу. Я что, похож на идиота? — Бога ради! Что я сейчас могу сделать? Я же рожаю, как вы не понимаете, урод!

Инстинктивно он поднимает руку, чтобы дать мне пощечину, но в этот момент я начинаю пыхтеть, мучаясь от боли и позывов тужиться. Он так и застывает, не донеся руку до моего лица, и зачарованно смотрит на меня. Слезает с моих ног, но не отодвигается. Стоит и смотрит.

В прошлый раз я рожала одна. Бог мой, как бы я хотела остаться одна и теперь. Хотя нет, лучше бы рядом со мной был Адам. Все должно было быть не так. Я не могу думать о нем. Не могу думать ни о чем другом.

«Дышать. Дышать. Дышать». Это все, что я могу сейчас делать.

Плачет ребенок. Мой ребенок.

Он на руках у Савла. Его руки так залиты кровью, что кажется, будто на них натянуты красные перчатки. Чья это кровь? Ребенка или моя?

— Девочка, — говорит он, обращаясь к самому себе. — Хорошая, сильная девочка.

Ее глазки плотно закрыты, и она заливается плачем.

Я хочу взять ее на руки. Мне нужно подержать мою новорожденную дочь.

Пытаюсь высвободить руки, туго перетянутые ремнем. Вот узел чуть подался. Еще немного — и я вытягиваю одну руку, потом другую. Я отлежала их и теперь совсем их не чувствую. Шевелю пальцами, отчаянно желая, чтобы кровь скорее прилила к ним.

Поднимаю руки перед собой.

— Савл, — говорю, — дайте мне подержать ее.

Он вздрагивает и поднимает глаза, точно успел забыть, что я все еще тут.

— Лучше не надо, — говорит он. — Так тебе будет легче.

Встает и уходит.

Не верю своим глазам. Этого не может быть. Пытаюсь пошевелиться, но безуспешно. Боль придавила меня к земле. Вокруг лужа крови, гораздо больше, чем при первых родах. Живот продолжает сокращаться.

— Савл, что вы делаете? Куда вы? — Он не отвечает. — Ей нужна я, Савл! Ей нужна мать! Не уносите ее! — Пробую встать на ноги, но в глазах темнеет, и я падаю. Когда я поднимаю голову, Савл уже успевает отбежать метров на тридцать. — Савл! Савл! Вернитесь! Пожалуйста!

Встаю на четвереньки и ползу по траве, листьям и гравию. Еще одна схватка заставляет меня остановиться. Послед. А я и забыла о нем. Орган, который питал моего ребенка на протяжении беременности. Орган, который больше не нужен моему телу. Он тоже выходит из меня. Я не могу отсрочить это. Теперь я точно не догоню Савла.

Савл утащил моего ребенка, и мне его уже не остановить. Опускаю голову на землю. Я так устала и в таком ужасе, что нет сил даже плакать.

В туннеле я точно знал, где шли Сара и Мия. Я шел по их следам, хотя никаких отпечатков ног не видел. Выбравшись наружу, я вдруг понял, что дальше они могли пойти куда угодно. Снаружи оказался целый мир. Вряд ли они остались на склоне. Спустившись по полю и выйдя в город, я чувствую, что дело становится совсем безнадежным.

Пытаюсь представить, как бы поступили они. Укрылись поблизости или побежали дальше? Нашли тихий уголок или пошли туда, где есть люди?

Саре тяжело двигаться, да и Мия — не лучший в мире ходок, так что, скорее всего, обе они выдохлись достаточно быстро. Они могут быть в любом из этих зданий или прятаться между грудами щебня.

Шагаю по разрушенным улицам, то и дело переходя на бег. Даже сейчас понятно, что раньше здесь было красиво. Камень бледный, почти медового оттенка. Даже в тумане от него исходит ни на что не похожее свечение.

Я в городе Бат. В том месте, где умер мой отец, упав с крыши церкви и сломав шею. Ему было пятнадцать лет, меньше, чем мне сейчас. Как только я прочитал об этом в вырезках из газет, сохраненных бабулей, я прошерстил весь Интернет и нашел много фотографий. И вот я здесь. Зловещее такое ощущение, как будто пришел в обитель смерти. Пусть здесь никто больше не умрет. Пусть с моими девочками все будет в порядке.

Прибавляю ходу, перепрыгиваю через выбоины и трещины на дороге. Всюду стоят брошенные машины. Они могли спрятаться в одной из них. Останавливаюсь и заглядываю в каждую.

Бесполезно. Я как безголовая курица, которая носится по двору и уже никогда ничего не поймет.

Мне нужна помощь. Мне нужны другие люди, люди, которые могли их видеть.

К туману примешивается древесный дым. Именно так пах каждый костер, который мы разводили, когда все вместе ночевали под открытым небом. В голове проносятся воспоминания о еде, о друзьях, о том, как мы с Сарой сидели рядышком у огня и смотрели на пламя, пока не начинали слипаться глаза. Где огонь, там люди. Идя на запах, я выхожу на большую городскую площадь. Здесь же стоит церковь.

Церковь наполовину разрушена, но фронтон уцелел. Вот большой дверной проем и массивная каменная стена, испещренная отверстиями на месте окон. Перед церковью — целое море палаток, лагерь беженцев. Тут и там горят костры, люди бродят вокруг или сидят. Я внимательно озираюсь. В чем были Сара и Мия? Как мне вычислить их в толпе?

Осторожно пробираюсь через лагерь. Земля под ногами влажная и грязная. Эти люди сидят в грязи. Вонища стоит жуткая. Не могу представить, что Сара остановилась здесь. Если только ей было совсем плохо. Впрочем, может быть, так оно и было…

Подхожу к женщине, сидящей на корточках возле огня и греющей воду. Серые от грязи руки, спутанные и жесткие волосы.

— Извините, — говорю. — Вы не видели женщину и маленькую девочку?

Она смотрит на меня и прищуривается, словно пытается понять, знакомы ли мы. Затем качает головой.

Иду дальше, всматриваясь в лица, время от времени останавливаясь и расспрашивая о Саре. Люди внимательно наблюдают за мной. В приглушенном гуле разговоров я отчетливо слышу свое имя. Они узнали меня. Я так долго проклинал свою типа известность, но сейчас, похоже, она может мне пригодиться. У меня есть аудитория, и если мне удастся привлечь ее внимание, то…

Встаю посреди толпы и делаю глубокий вдох.

—

Я —

— Привет, Адам! — отвечают несколько голосов. Затем звучат аплодисменты.

Это застает меня врасплох. Такого я не ожидал. Я не знаю, что делать, как реагировать, и просто стою и слушаю, ожидая, пока шум стихнет.

— Мне нужна ваша помощь, — продолжаю. — Я ищу двоих человек. Женщину, чуть ниже меня ростом. Беременную, — вытягиваю руки перед собой, изображая живот, — на сносях. И маленькую девочку. Ей два годика, у нее вьющиеся светлые волосы, как у ангелочка. Они здесь? Вы их видели? Кто-нибудь их видел?

Многие качают головами, но тут раздается женский голос:

— Да, я их видела. Они побыли тут с минуту, а потом ушли.

Я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть, кто говорит, но в этот момент открывается дверь центрального сводчатого входа в церковь, и из нее выходит мужчина. В каждой руке он несет по ведру, над ведрами поднимается парок. Площадь как будто наполняется львиным рыком, люди вскакивают и опрометью несутся к церкви. Мужчина ставит ведра в паре метров от двери, и к нему выстраивается очередь. Он начинает половником разливать что-то горячее по тарелкам и мискам, которые подставляют люди.

• Предыдущая
• 34/42
• Следующая