Книга теней - Клюев Евгений Васильевич - Страница 84

• Предыдущая
• 84/90
• Следующая

Двенадцать человек с вороном, сидевшие в подвале одного из московских кафе в абсолютной тьме, ничего об этом не знали.

— Товарищи, — начала председатель товарищеского суда Сычикова 3.И., обращаясь к своим товарищам, — мы все собрались тут, чтобы обсудить и резко осудить антиобщественное поведение двух наших товарищей — заведующего отделением соматической психиатрии Медынского А.А. и врача Рекрутова С.С. В отделении чрезвычайное положение: никогда еще товарищескому суду не доводилось решать такого… я не боюсь этого слова, не-влезающего-ни-в-какие-рамки вопроса.

— Простите, можно уточнить: какого именно слова Вы не боитесь? — немедля встрял Аид Александрович.

— Я не боюсь вышесказанного слова, — заправски отчиталась председатель-Сычикова-З.И. — Прошу меня больше не перебивать!

— Если будет возможность, — пообещал Аид Александрович.

— Итак, — продолжала председатель-Сычикова-З.И., — не все, наверное, знают, для чего мы здесь…

— Вы уже говорили, для чего, — напомнил Аид Александрович.

— Не срывайте мне товарищеский суд, — приказала председатель-Сычикова-З.И., румяная вся. — Я вкратце расскажу о том, что случилось у нас в отделении.

— Можно выйти? — спросил Аид Александрович.

— То есть как это выйти? Куда выйти?

— Ну, я пока бы сходил… мне стыдно сказать, куда. Тем более, я знаю, что случилось у нас в отделении.

— Не один Вы знаете. — Председатель-Сычикова-З.И. вступилась за коллектив. — Все знают. Но сидят же! И вы сидите.

— И мне сидеть? — обособился Рекрутов.

— Конечно. Вы ведь не исключение!

— Не исключение, — согласился Рекрутов. — Я просто спросил, касается ли Ваше распоряжение и меня, как всех… Что, спросить нельзя?

— Хорошо, спрашивайте. — Председатель-Сычикова-З.И. начала ждать. И не дождалась. — Чего же Вы молчите?

— Спросил уже, — объяснил Рекрутов. — Вы даже уже ответили. Что ж сто раз одно и то же спрашивать?

— Так… я продолжаю. Меня вызывали кое-куда по-Вашему обоих вопросу… — Председатель-Сычикова-З.И. выразительно взглянула через потолок прямо в небо. — Просили разобраться и доложить.

— Докладывайте! — распорядился Аид Александрович.

— Сначала пусть разберется, — посоветовал Рекрутов и добавил: — Фиг она разберется: тут сам черт ногу сломит. — И неприятно хихикнул, мелко.

— Я просила бы соблюдать… — зашлась председатель-Сычикова-З.И. — И дать мне наконец рассказать подоплеку. Подоплека была такая: первого апреля все мы с глубоким прискорбием узнали, что Аид Александрович сошел с ума. Узнав об этом…

— Я тоже, между прочим, сошла с ума, — обиделась на невнимание нянька Персефона.

— Хорошо, после! Так вот… Узнав об этом, нас охватило большое волнение, потому что мы привыкли видеть в Аиде Александровиче не только заведующего отделением соматической психиатрии, но и человека.

— Когда это Вы успели привыкнуть? — не выдержал Аид Александрович.

— Поэтому, — не-обращая-внимания-на-происки, торопилась председатель-Сычикова-З.И.. — нас не могло оставить равнодушными это его помешательство, которое мы приняли глубоко к сердцу. Весь день первого апреля мы провели в искреннем волнении, многие из нас лишились сна и отдыха…

— Вот это напрасно! — по-ходу-дела комментировал Аид.

— …сна и отдыха, да. И были охвачены тревогой за судьбу нашего друга и коллеги. Отделение соматической психиатрии и некоторые из больных буквально осиротели…

— Почему только некоторые из больных? Все осиротели! Я и сам осиротел! — Аид не отставал…

— Когда к вечеру того же дня я застала в раздевалке медсестру Кабанову, мне даже показалось, что глаза ее застилали горькие слезы. Практически ни один человек не остался безучастным. Уже в четыре часа члены месткома собрались в ординаторской, чтобы решить, чем можно помочь жене и близким сумасшедшего. Мы приняли постановление купить цветы супруге Медынского А.А. и пойти к ней на другой день для оказания посильной помощи в дальнейшем…

— Почему в дальнейшем? Сразу надо оказывать!

— Были собраны материальные средства, некоторую значительную сумму выделили из фонда месткома…

— А куда она делась? Мне не давали!

— Но каково же было наше, я не побоюсь назвать это своим именем, негодование, когда на следующий день мы узнали, что то была только грубая первоапрельская шутка!

— Дерьмо я, — признался Аид Александрович и уронил голову на пол. — Какое же я дерьмо!

— И я дерьмо, — присоединился Рекрутов.

— Мы все дерьмо, — обобщила нянька Персефона.

— Не нужно говорить за всех! — с чувством собственного достоинства произнесла председатель-Сычикова-З.И.

— Да! — горячо подхватил Аид Александрович. — Пусть председатель-Сычикова-З.И. сама скажет, что она дерьмо!

— Ну это уж… я не знаю, конечно… Товарищи! Я не буду тут перед вами умалять значения Медынского А.А. как врача и профессора, но сейчас он интересует меня как личность. И личность эта вызывает мое глубокое волнение.

— Наверное, Вы влюблены в меня, — элегически заметил Аид Александрович.

— Нет… мое волнение связано с другим.

— Кто он, коварная? — взревел Аид.

— Шуточки Ваши — плоские.

— Плотские? — Аид сексуально улыбнулся.

— Я не буду говорить, — решила наконец председатель-Сычикова-З.И.

— Не обижайтесь, лапочка. — Рекрутов сложил руки на груди. — У Аида Александровича просто настроение хорошее. Судите дальше нас!

— Отстаньте.

Аид Александрович встал и поскреб лысину.

— Тогда я сам буду судить себя, — сказал он самоотверженно. — Беспощадно и бескомпромиссно. — И вдруг рявкнул: — Встать! Суд идет!

— Я не позволю превращать судилище в балаган! Как председатель товарищеского суда я выношу Вам протест. И считаю Ваше поведение неприличным для человека!

— Уймись, — устало попросила нянька Персефона. — Что ты орешь-то? Ну, пошутил человек — с кем не бывает?

Все смотрели на председателя-Сычикову-З.И. с интересом. Ей пришлось встать.

— У меня все, — сказала она.

— А меня, что ж, не будут судить? — Нянька Персефона, кажется, всерьез считала себя в чем-то виноватой.

— Вас-то за что? — смеялись вокруг.

— Ну как же… Я ведь вас-то веником охаживала, словами поносила погаными… машину вот разбила! — Она кивнула на пишущую машинку, которую давно уже починили. — Надо, значит, и меня судить по справедливости, по советским законам!

— Серафима Ивановна, Вам будет дано слово, а пока попрошу не вмешиваться. Так, товарищи, какие будут предложения? Продолжать товарищеский суд или как?

— Продолжать! — послышались веселые голоса. — Слово имеет записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна.

Записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна сначала никак не отделялась от стула, но потом все-таки отделилась, чего никто уже не ожидал.

— Толста ты, гляжу я на тебя, Тимофевна, — усугубила нянька Персефона, кручинясь. — Прямо в зоосаде тебя показывать, да смотреть не пойдут!

Тюрина Ольга Тимофеевна не обижалась, когда с ней попросту, по-народному.

— Все мы знаем Медынского Аида Александровича, — начала она без комплексов, — около сорока лет проработавшего в институте. За долгие годы совместного труда на поприще соматической психиатрии он зарекомендовал себя с положительной стороны и пользуется большим авторитетом среди подчиненных. Активно участвует в общественной жизни отделения, являясь его заведующим. Однако за все последнее время он показал себя с отрицательной стороны. Он… — Записавшаяся запнулась и сразу же забыла слова. — Он груб и неделикатен с подчиненными… морально неустойчив сильно. И политически… — Записавшаяся совсем растерялась, поскольку этим «политически» испугала прежде всего себя, — и…вообще. Предлагаю его осудить.

— На десять лет с пребыванием в колонии строгого режима, — вяло заключил Аид.

— Я этого не говорила, — предупредила докладчица, опять образовывая монолит со стулом.

• Предыдущая
• 84/90
• Следующая