Книга теней - Клюев Евгений Васильевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/90
• Следующая

— М-м… — произнес Аид Александрович.

— Нет, не м-м, не м-м! Вы слушайте, еще долго рассказывать, еще далеко до конца. Снег падать перестал и висел в воздухе, а я играла — мертвая, бездыханная… Потом танцевать начала — и понимала, что так, как я танцую, больше уж не буду никогда танцевать… на зеленом лугу! — Эвридика перевела дыхание. Отхлебнула кофе из чашки Петра, поморщилась: «Сладко как!» — А близко был город — дома… розовые, желтые, серые. Барокко вперемешку с готикой: так в детских книжках рисуют, когда дома в кучу! И около города я танцую на солнце, люди хлопают, Петр с кружкой ходит. С кружкой! — Она чуть ли не гневно взглянула на Петра. Пулей вылетела в кухню, вернулась с кружкой. — Есть у вас деньги, мелочь?

Аид Александрович выгреб из кармана все, что было, протянул Эвридике.

— Так звенело! — Она принялась бросать монеты в кружку. — Петр, ну помнишь? Петр!

— Помню, Фредерика. — От звука монет Петр вздрагивал.

— Ага-а-а! — в голосе — прямо-таки ликование. — Попался! Тогда ты тоже перепутал имя, я еще хотела сказать тебе, но устала и ушла в возок — маленький возок… А, бабушка… — Русудана Александровна вернулась от соседей, присела к столу.

— Простите, — она взглянула на Аида Александровича. — Можно с вами?

— Добрый день. Конечно, о чем Вы…

— Бабушка, вот чай. Пей и слушай, я рассказываю… историю одну, как я из больницы убегала…

— Ой, тогда нет… извините, я не могу… я не могу слышать, — и бабушка отправилась к себе.

— У тебя там Марк Теренций, мы его заперли, не выпускай, — сказал Эвридикин папа ей вслед и обернулся к Эвридике: — Прости.

— Ну вот… я продолжаю. И там, в возке, я видела разные сцены — уже в беспорядке, мне трудно вспомнить сейчас. Я, например, видела Вас, Аид Александрович… И Серафиму Ивановну, только она была Вашей женой, — Вы же знаете, что раньше она была Вашей женой? Не знаете?

— Знаю, была, — твердо сказал Аид Александрович. — Но давно, в войну.

— Вот! И войну я видела — только не бой, а… в общем, вокруг войны, да… события вокруг войны — проводы, например, на войну: я еще в белом зале танцевала на паркете пестром… нет, на трехцветном — танцевала как плакала: навсегда танцевала, со всеми прощаясь навеки… Да, и… — Эвридика приподняла волосы у виска. Там была большая белая прядь. — Смотрите — так бывает, когда снится? Я много увидела, теперь я путаюсь все время, но… Аид Александрович, у Вас ведь есть такая серая хламида, есть?

— Есть, — сказал Аид Александрович, у которого не было никакой серой хламиды.

— Ну вот, Вы и были в серой хламиде в горах. И мирт в руках — знаете мирт? Есть у Вас мирт?

— Есть, — кивнул Аид Александрович, с трудом понимая, как это у него может быть мирт и почему он соглашается с Эвридикой. Но соглашался же, черт возьми!

— А, что я говорила! И еще папа… Сцена с тобой, пап! Кисть начала облезать: волоски выпадали. Кисть лысела, а ты послал меня куда-то за новой, потому что хотел писать меня танцующей. Но почему у тебя сейчас такое лицо? Ведь это же точно было! Ты вспомни, в детстве, даже я помню: мы втроем — ты, мама и я — ходили в «Детский мир», я прошу краски, ты покупаешь, потом кисточку покупаешь и, пока мы идем к выходу, я кисточку уже сгрызла, а ты говоришь: «Наночка, было…» — и замолкаешь. А потом еще говоришь: «Кисть облысела», — и смотришь на маму, а мама смеется. И ты бежишь другую покупать, теперь вспомнил? А сейчас вспомни еще немножко раньше… нет, совсем раньше: ты художник и хочешь писать меня танцующей — ты ведь для этого и назвал меня Эвридикой тогда: мечтал, чтобы я стала балериной, — ну, помнишь?

— Помню, — сдался Александр Тенгизович под пристальным взглядом не Эвридики даже — Аида Александровича, вымогавшего у него это «помню».

— А теперь скажите — выдумала? Приснилось? И ведь все длилось одно мгновение — секунду одну… как я успела увидеть так много?.. Я не хотела рассказывать, я никому никогда, но я не могу больше, я устала, меня память давит! И вы все, кто там со мной были, здесь, я же понимаю, — не со мной. Пусть не против меня, но и не со мной. Посмотрите на себя: вы же не верите мне. Я кричу, я с ума схожу, чтобы напомнить вам: все это было, а вы играете со мной в… я не знаю во что! Наверное, в сострадание… — Эвридика невесело засмеялась. — Да, говорите вы, у меня есть мирт, у меня есть хламида! Да, говорите вы, я помню «Детский мир»! Да, я помню, как деньги о кружку звенели! Вы даже называете меня «Фредерика», как там, но не верите ни во что… А я и без вас знаю: не могло этого ничего быть. Но было. Я без скрипки домой приехала — пусть, пусть так. Только… если сейчас поехать в тот двор, мы найдем скрипку! Поймите меня, я постарела. Я теперь совсем старая, вот… — она опять подняла волосы над виском, — тут прядь седая, есть еще, папа?

— Господи, — тихо сказал Александр Тенгизович, — зачем нам все это… Есть, дочка, есть прядь.

— Папа! — Эвридика. покачала головой. — Ты же утром сам сказал, что со мной все в порядке. Петр, ну скажи им… Почему я говорю тебе «ты»? Ах, да, мы ведь давно знакомы, еще с зеленого луга… Все настороженно молчали.

— Ладно, не пугайтесь, — махнула вдруг рукой Эвридика. — Я видела все это во сне. Я заснула на скамейке. Иначе мы тут с вами с ума сойдем.

— А дома как ты оказалась? — спросил Петр: что-то надо было спросить.

— Просто, — скучным голосом сказала Эвридика. — Вышла из дворика, остановила машину… сказала шоферу, что меня ограбили, — он повез. Ну и… все. Папа сам расплачивался. А папе я только факт побега… только о факте побега рассказала. Он велел позвонить в больницу. — Она растерянно посмотрела на Аида Александровича. — Я правда совсем хорошо себя чувствую. — И Эвридика чихнула.

Аид нервно крутил чашку на блюдце: его распирало от желания говорить.

— Что скажете, Аид Александрович? — помог ему Петр.

— Что скажу? — Он послал в Эвридику свой взгляд-дротик. — Скажу, что фантазерка Вы… Это были грезы. Вы грезили. Но сейчас

Вы действительно совершенно здоровы. Только, пожалуй, слишком издерганы. Все.

— Все? — обомлел Петр, переглянувшись с Эвридикой и ее папой. — А нам казалось…

— Вам казалось. — исчерпал тему Аид Александрович. — Хотя, пожалуй, Вам, Эвридика, я мог бы дать совет… с Вашего позволения.

— Уехать на море? — не без иронии поинтересовалась та, дав понять, что Аид не оправдал ничьих ожиданий.

— Зачем же так… Другой совет. Постарайтесь забыть все это как можно скорее — иначе память… она будет мешать Вам жить. Нельзя сосредоточиваться на таких вещах. Это были остатки бреда. Остатки бреда, — строго повторил он, гипнотически глядя на Эвридику. И уже будничным голосом: — Кофейку у Вас не найдется еще?

— Иду варить, — сказала Эвридика.

— Можно мне с Вами? Я знаю сорок восемь рецептов. — Аид поднялся, не дожидаясь согласия, и отправился за Эвридикой. Петр попросил выпустить из заточения Марка Теренция Варрона — и Александр Тенгизович пошел за ним в комнату бабушки.

…Аид Александрович плотно закрыл за собой дверь в кухню. Эвридика обернулась на щелчок магнитного запора.

— Я специально закрыл. — Аид перешел на шепот. — Скажите мне, чей это телефон? — Он протянул Эвридике изрядно мятую уже бумажку.

Эвридика долго смотрела на цифры, потом сложила губы эдакой трубочкой: ту-ту-ту…

— Я не могу Вам сказать. — И, тряхнув головой, подошла к плите. — Диктуйте, пожалуйста, рецепт… номер девятнадцать.

— Я знаю только номер один. Эвридика, чей это телефон? — Он не допрашивал, он просил, он молил сказать — лучше б уж допрашивал: отказать проще! Но он просил.

— Аид Александрович, не мучьте меня… пожалуйста. Я не скажу.

— Так-с, хорошо. Тогда выслушайте меня. Выслушать — можете?

— Могу.

— Это страшная личность, я говорил с ним. И надо бы Вам… Вы простите, что я вмешиваюсь: наверное, Вы понимаете… я далеко не всегда, я никогда просто не вступаю с моими пациентами в какие бы то ни было отношения, кроме служебных, но Вам надо предпринять все меры для того, чтобы история, связывающая Вас…

• Предыдущая
• 38/90
• Следующая