Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 50
- Предыдущая
- 50/64
- Следующая
И Даня осторожно осведомился:
– Мы местных обычаев не знаем. У нас, южных, генералы и команды. А у вас, северных, стало быть, князья и дружины?
Его собеседница смущенно потупилась. «Чем-то я ее задел. Знать бы, чем?»
– Даня, пойдем-ка в замок, там уже готовят пир... Про князей я, блин, по дороге объясню.
Генерал, в сущности, был не против, но...
– А тягач?
– Пусть останется здесь. Дружинник Гром присмотрит и за ним.
У часового засверкали глаза – охранять машину самого Дани это же... это же... о! Между тем, генерал взглянул на Гвоздя так, что тот без слов понял: Гром-то, конечно, Громом, но надо бы срочно активировать магическую защиту Гэтээса.
– Не доверяете? – без особого дружелюбия спросила княгиня.
– Рефлекс, – ответил Даня.
Она, кажется, не знала этого слова, но испонилась уважения и лишних вопросов больше не задавала. На лице ее было написано: «Надо думать, не наскоком берет врагов Даня-герой, а мудростью». Генерал мысленно похвалил себя за сообразительность: слово «рефлекс» он впервые услышал час назад, болтая с Гвоздем.
Троица двинулась к воротам «замка», то есть к тяжелой металлической пластине, усиленной обрезками брони. Невидимый наблюдатель нажал на кнопку, и электромотор сдвинул пластину, открыв узкий, не более полуметра в ширину, проход в замковый двор.
Теперь Гвоздь бросил на Даню говорящий взгляд: «Хороший технарь в команде – большое дело». Генерал поморщился. Ему вся эта бутафория с дружинниками, замками, воротами, от которых первый же ракетный удар не оставит и пары болтов, казалась детским садом. Правда, княгиня позаботилась о том, чтобы поставить в дозор двух стрелков, и одного из них не засвечивать перед гостями. Соображает...
– Слушай, Елизавета, мы нормальные люди, никаких пакостей у тебя тут учинять не собираемся. Так что второй дозорный может вылезти из норы под бетонным блоком, курнуть и расслабиться...
– Рано еще ей, свистушке, смолить! – откликнулась княгиня и тут же прикрыла рот ладонью.
– Ладно, Даня, ладно. Объясню. Все ж, блин, просто. Гоблины к нам не суются, им тут поживиться нечем. Дикие банды тоже редко лезут, этим от окраины далековато переть. Зато упырье и оборотни – толпами. Роятся они, блин, что ли, в парке? Особенно осенью. Год назад тут была команда в одиннадцать полноценных бойцов, а верховодил ими не кто-то там невнятный, а сам Федоров... – Даня солидно кивнул, хотя ни о каком Федорове он ничего не слышал, – Месяц назад у меня под рукой ходило шесть нормальных бойцов. А сейчас... Я, да тот карапет с двустволкой, почитай, главная боевая сила в наших местах. Есть еще мой муж, Философ, честной боярин. Он большой умник и грамотей, но со своей пневмонеей мно-ого настреляет... И есть у меня Голосов, старикашка двадцатичетырехлетний с одной рукой, а вместо другой руки – культяшка с крюком. Остальные – малолетки. Четыре малолетки, Даня! Два моих с Философом карапуза, близняшки, совсем, блин, младенцы, да две пришлых девчонки – три года и шесть лет. Которой шесть, сейчас в норе с автоматом сидит... Вот мои, раз...е...мать, вооруженные силы. Если повезет, доживем до снега с морозами, а стало быть, вообще жить будем. Зимой-то нелюдь тиха... Ну а не повезет, блин, так в один день размажут. Генералы и команды у нас, Даня, у северных, точно как и у вас, южных. Но Философ удумал: пусть, говорит, будет княгиня, боярин, замок, дружина, палаты, тогда малолетки поживут с интересом, сколько б им не осталось жить-то. Пусть поживут людьми, а не отребьем, – хоть день, хоть всю жизнь...
Закончив говорить, она пролезла за ворота, а с нею и Даня с Гвоздем.
Генерал осмотрелся.
– Два пулемета... «Живой холодец» вон там стоит, уже малость поизрасходованный... Наверное, дистанционный подрыв минных полей... Хороший подземный блиндаж... Плюс тайный ход наружу, так?
– Все верно. Еще добавь, снайперскую винтовку у Философа и то, что он умеет с ней обращаться. Сотню бутылок с зажигательной смесью, четыре гранаты, второй тайный ход из замка наружу. По-твоему, какой у нас шанс?
Даня пожал плечами.
– Харчи?
– Хватает.
– Автономный источник воды?
– Вот с этим, блин, проблемы.
– Тогда шестьдесят на сорок не в вашу пользу.
– Спасибо за честность... – мрачно ответила княгиня.
...Пир состоял из мясных консервов, сухарей, крепкого чая с сахаром и ирисок. На десерт Елизавета, прогнав малолеток, выставила полуторалитровую бутыль с мутным самогоном. Гвоздь из вежливости приложился, а Даня наотрез отказался: «Через полчаса мне вести», – сказал он, поставив все точки над i.
Командирша опечалилась: по всей видимости, она хотела заполучить двух свежих бойцов на сутки-другие. Генерал молча выложил три оборонительные гранаты.
– И то хлеб... – скудно обрадовалась подарку Елизавета. – Зачем вы в наших местах?
Даня принялся неторопливо рассказывать о Прялке Мокоши, об отсутствии проводника, о дальнейшем их маршруте...
– Беня. Вам нужен Беня! – оживилась княгиня.
– Проводник?
– Все, блин, понемножку. Сам-себе-генерал, ни к кому в команду не идет, бирюкует.
– Можешь вызвать его, Елизавета? Он нам вот так нужен, – генерал провел ладонью по горлу.
– Лучше Лизой зови. Пока малолеток рядом нет...
– Лиза, он за спирт работать будет?
– Еще как, блин! Особенно если нам маненечко оставишь.
Даня рассмеялся.
Княгиня завозилась с токером, отошла в сторонку и принялась кого-то вызывать. Видно, самого-по-себе-генерала можно было добыть только через третьи руки.
Между тем, Гвоздь зазнакомился с Философом. Один из них вытащил на свет божий цитатку, – просто так, без задней мысли, можно сказать, машинально. Второй ответил более изысканной цитаткой, и началось у них упоительное соревнование «Кто больше помнит». Даня не заметил, как соревнование перешло в ученый спор о предметах, чуждых его уму, прагматичному и на полную катушку милитаризированному. С обеих сторон сыпались фразы об «архаизации сознания», нет, о «качественном скачке», нет, о «точке бифуркации для менталитета больших социальных структур», нет, о «принципиальном континуитете Традиции»... Дискуссия, пройдя пик, начала принимать более мирные формы, и Гвоздь, наконец, сказал: «Умные люди всегда найдут миддл-граунд».
Генерал, услышав эту фразу, про себя добавил: «А не придет к ним Мидлараун, так придет Ёкарный Бабай».
Наспорившись вдоволь, мастер и его собеседник ненадолго умолкли, копя силы для следующего раунда. Первым прервал паузу «боярин» Философ. Хитро прищурившись, он спросил:
– А читал ли ты, друг мой, скажем, «Воспоминания Адриана» и «Философский камень» Маргерит Юрсенар?
– Читал! Хм. Да эта антикварная коричневая книжица... э-э-э в серийном оформлении... э-э-э объединившая два романа под одной обложкой... э-э-э у меня просто есть. Не здесь, разумеется, а в убежище. Друг мой, – передразнил Гвоздь, – ты бы еще спросил, читал ли я Сартра, Хоукинга, Чосера или какую-нибудь совсем уж Айрис Мёрдок...
Даня допер: у этих свои проверки на вшивость. Он бы, пожалуй, провалился. Безмазо тягаться с грамотеями на их поле.
– О Хоукинге не спросил бы ни за что. Поток трескучих фраз и бредовых идей... зря его когда-то подняли на такую высоту. А Камю... я вычеркнул его из своего невидимого реестра «книг жизни». Правда «Постороннего» работает только в обществе, обалдевшем от сытости и комфорта.
Гвоздь энергично закивал. Ответил он так, что Даня перестал понимать, о чем идет речь. А вот Философ, кажется, прекрасно понял мастера и очень оживился от его слов.
– Позволь-ка возразить...
И понеслось.
Княгинин муж выглядел сущим доходягой. Невысокий, худой как удилище, бритый под ноль, бледный – бледнее смерти и луны, с синими пятнами под глазами, Философ испугал бы и мертвеца, вылезшего из могилы для ежедневного моциона. Несмотря на заморозки, по лбу у него катились крупные капли пота. «Если этот заморыш переживет зиму, значит, он большой везунчик», – отметил Даня.
- Предыдущая
- 50/64
- Следующая