Кофейная горечь - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/51
• Следующая

— Возможно, — скептически откликнулся Брэдфорд. — Но зачем тогда убивать жертву таким изощренным способом?

Эллис закашлялся. Похоже, версии у него не сходились.

— Не люблю такие дела, — проворчал он. — Может, это необразованный сектант. Может, органы вынимают для коллекции — был же у нас убийца, собиравший глаза жертв? Может, способ убийства — это отвод глаз, попытка навести нас на ложную версию… Да мало ли что может быть! Знаете, леди, что самое отвратительное? То, что я могу сейчас лишь ждать, когда убийца совершит ошибку. Или надеяться на случайного свидетеля… То есть инициатива у него, у убийцы. А я люблю играть белыми сам.

— Не можешь белыми играть — предложи карты, да не простые, а крапленые, — усмехнулись у двери. — Я тебе от Уллы козырей принес — вдруг поможет?

— Мистер Маноле!

— Лайзо!

Мы с Эллисом обернулись одновременно — он с восторгом, я со злостью. Да, со злостью — чувством неуместным, неправильным… но единственно возможным сейчас.

Он стоял у двери, улыбаясь. Промокший до нитки — дождь разошелся не на шутку. Вода стекала с черных волос на плечи, капала на пол с темно-красной рубахи… Лайзо должен был мерзнуть, по всем законам бытия, но выглядел так, словно никогда не чувствовал себя лучше.

Рубаха была расстегнута едва ли не до середины груди. И даже на смуглой коже ярко выделялась царапина — наискосок, от шеи и вниз. Свежая.

Эллис, окинув Лайзо внимательным взглядом, присвистнул:

— Выходит, тебя можно поздравить? А царапина откуда? Боевое ранение, что ли? Вдова, видать, рассказала тебе все, что знала, а ты тут же с нею распрощался? И она, оскорбленная, решила отомстить?

Детектив говорил насмешливо и торопливо, но в глазах его читались совсем другие чувства — азартный интерес и некоторое беспокойство. Но Лайзо только головой покачал, все так же улыбаясь:

— Улла-то? Да она, по правде сказать, скорёхонько догадалась, зачем я к ней хожу, — он быстро глянул на меня. — Но женщина она умная… Таким журавлей в небе не надобно, а вот синицу они, коли поймают, не выпустят. Вот и Урсула, хоть и знала, что под венец я ее не поведу, а все ж сердечку своему уступила. А прочее — дело времени. Глядишь, она потихоньку верить мне стала. Сегодня мы про Бесси вспомнили. Мне и нарочно спрашивать не пришлось — Улла сама все рассказала, что знала. Боится она очень, что и за нею придут.

Эллис весь подобрался.

— Кто придет?

Лайзо остро усмехнулся.

— Демоны. Двое их — высокий и тощий, точно жердь, и лысый. А второй — здоровяк с косицей. Когда мальчишку-то, Янко, вязали, Улла неподалеку была.

— Так чего же она не вмешалась? — не выдержала я. Странная злость, клокотавшая в душе, наконец-то нашла выход. — Почему она позволила его увести? Почему молчала потом, не рассказала сразу обо всем мистеру Уолшу или Эллису позже? Из-за ее молчания погибла Элизабет Доусон, она хоть понимает это?

Лайзо склонил голову набок. Волосы, черные, блестящие от воды, словно прилипли к его голове — кроме одной непокорной пряди, щекочущей кончиком темные губы.

— Понимает она все, леди. Потому и сомлела тогда, когда про убийство узнала.

Я ощутила вдруг полную беспомощность — как человек, сорвавшийся в пропасть с обрыва.

— Тогда почему?.. — договорить не получилось, но Лайзо все понял.

— Потому что она и впрямь тех мерзавцев за демонов почитает, — тихо произнес он. — И боится. Боится даже вспоминать. Тогда, в тот вечер, Улла не смогла их остановить. Сердце ее сковала ледяная, невыносимая жуть… Улла сказала мне: «Если бы я вмешалась, меня бы забрали тоже. От них кровью пахло», — он помолчал. — И, ручаться готов, Улла не лжет. Она верит в то, что говорит — без всяких сомнений.

Стало тихо — настолько, что было слышно, как вращаются шестерни в больших часах в углу, как где-то невероятно далеко бьется упорно в крышу дождь, как хрипло и рвано дышит…

…Лайзо?

Я присмотрелась к нему — к румянцу на скулах, почти незаметному на смуглой коже, к тому, как тяжело вздымалась грудная клетка, к крошечным трещинкам на обветренных, сухих губах — и, пересилив глупое стеснение, спросила:

— Мистер Маноле, вы… здоровы?

— Лихорадит маленько, — он повернулся ко мне с совершенно сумасшедшей улыбкой и, подняв руку, принялся неторопливо отжимать мокрые волосы.

Вода закапала на пол чаще.

— Дурень, — коротко отозвался о своем бывшем воспитаннике Эллис. — Только не говори, что ты все полтора часа шел сюда под дождем.

— А что, коли и так? — Лайзо строптиво выгнул смоляную бровь.

— А нельзя было до утра подождать? Показания не сказать, чтобы сильно ценные были, — ворчливо отозвался детектив. Он явно соврал — даже я заметила, каким азартом загорелись его глаза, когда Лайзо описывал преступника. А теперь — и вида не показывает. Беспокоится за здоровье своего непутевого воспитанника?

— Нельзя, — коротко ответил Лайзо. — Еще днем служанки прибежали — мол, мисс Пимпл собственной персоной на вокзале ждет, пока Улла за нею отправит коляску. Ишь, проверять приехала… И как мне оставаться было? Если эта злыдня мужчину в доме увидит, враз адвокату свистнет. А тот бы и рад Уллу без наследства оставить, лишь бы предлог какой найти.

Эллис возвел очи к небу.

— О, да, спасение женской чести — поступок, разумеется, благородный, но неужели нельзя и о себе подумать?

Лайзо уже взъерошил свои волосы так, что они торчком торчали во все стороны, как вороньи перья. Улыбка стала не сумасшедшей — откровенно распущенной. И смотреть неловко, и глаз не отвести. Я и не отводила — из чистого упрямства, но чувствовала, что лицо у меня начинает гореть.

— А не ты ли учил меня поступать по совести? — Лайзо отвечал Эллису, а смотрел отчего-то на меня. Исподлобья, черными глазами, странными — куда делась прозрачная веселая зелень?

Эллис скептически поджал губы. Потом перевел взгляд с Лайзо на меня и обратно, вздохнул… и шагнул вперед:

— Так, дружок мой, пойдем-ка мы укладываться спать. Нэйт, будь любезен, сходи за аптечкой. Сдается мне, что кое-кого тут лихорадит отнюдь не «маленько».

Лайзо нахмурился и скрестил руки на груди:

— В порядке я, не надо со мной нянькаться…

Но Эллис, уже не слушая, крепко ухватил его за руку и потянул за собой — в холл, где за лестницей пряталась неприметная дверца, ведущая в крыло для прислуги. И Лайзо, хоть и был на голову выше детектива и куда сильнее его, подчинился без разговоров.

— Да ты огненный весь… вот же дурень, а? Поискать таких, — донеслось до меня глухое ворчание Эллиса. И, позже, уже издалека, оклик: — Нэйт, не стой столбом, как человека прошу!

— Если уж на то пошло, я сижу, — вполголоса отозвался доктор Брэдфорд. — Ибо не имею привычки вскакивать и бежать к дверям, как только появляется новое действующее лицо. И торопиться тоже не имею привычки! — добавил он громче.

В холле выразительно хлопнула дверь.

Доктор Брэдфорд отставил чашку, снял очки, педантично протер стекла белым платком — и только потом поднялся из-за стола и, совершенно не спеша, отправился в свою комнату наверху.

Я осталась в гордом одиночестве. Миссис Стрикленд с чаем и молоком где-то задерживалась.

Часы начали половину первого.

— Не кажется ли вам, леди Виржиния, — обратилась я к себе, за неимением хоть какого-то собеседника, — что пора бы уже идти спать?

И, согласившись сама с собою, с удовольствием последовала собственному совету.

Весь следующий день Лайзо не выходил из своей комнаты. Эллис сердито сообщил мне, что «этот дурень едва не свел себя в могилу», потом сухо уточнил, что доктор Брэдфорд позаботился о надлежащем лечении.

— На его счастье, Нэйт не только с трупами возиться умеет, — проворчал детектив. На мой вопрос, как Лайзо чувствует себя сейчас, он ничего не ответил — отмахнулся и сбежал в деревню, якобы в интересах расследования.

Меня не покидало чувство, что я упускаю что-то очень важное. Впрочем, посоветоваться все равно было не с кем, и пришлось отложить размышления на потом.

• Предыдущая
• 34/51
• Следующая