Фреон - Клочков Сергей Александрович "settar" - Страница 19

• Предыдущая
• 19/71
• Следующая

— И вот столько может вернуться.

Не давая противнику опомниться, я начал напирать, отвоёвывая новые позиции.

— А если Выброс? Вы можете его за сутки предсказать? Нет? А ты вообще в курсе, какие зверюшки на этих «новых» территориях обитают? И какой дурак тебе сказал, что там просто? Да под Припятью иногда легче бывает, чем в некоторых уголках «новой» Зоны.

— Ну, вы же хорошо знаете эти места. Найдёте, где спрятаться.

— Один если — да, найду. Но с четырьмя детишками — уже нет. Даёте вездеход?

— Нет!

— Тогда счастливо. — И я развернулся к двери кабинета. Уверенно так топаю, сердито, мол, сами своего француза по Зоне водите, лаборанты, чай, не все ещё уволились.

— Постойте. Хорошо… дадим.

Я внутренне хмыкнул. Расчёт оправдался. Действительно, очень не хотелось бы «ботаникам» иностранного учёного в Зоне загубить. Чревато это серьёзными последствиями.

— Завтра в восемь машину подготовим. Вы уж постарайтесь… поберечь технику. Водителя предоставим.

— Я уже провешивал дороги для ваших вездеходов. Справлюсь. Вы только водилу потолковее найдите, чтоб в Зоне был хотя бы раза три.

— Найдём. — И ответственный по оборудованию грустно углубился в какие-то бумаги. Малой ценой экспедицию организовать не удалось. Так… первый этап закончен.

— Дуй к Хорю, — сказал я Ереси, дожидавшемуся меня во дворе НИИ. — Скажи, чтоб склад подготовил к утру. А я пока с «ботаником» познакомлюсь.

Учёный оказался весьма пожилой, сухонькой женщиной в скромном деловом костюме. На вид ей было далеко за шестьдесят, но широкая белозубая улыбка на правильном, хотя и покрытым сетью мелких морщин лице, а также быстрые, молодые движения говорили о том, что стареть француженка отнюдь не собирается.

— Мари Лёпен, — представилась она, смело, по-мужски подав руку. — Бонжур, мсье!

— Зовут её Мари Лёпен. Здравствуйте, — перевёл немолодой, начинающий лысеть мужчина с лицом нездорового цвета. Взгляд, направленный на меня, доброжелательным никак не назовёшь, да и потряхивало мужика как следует — должно быть, сообщили, что в Зону скоро. И зря я, похоже, опасался своего лёгкого перегара — от господина переводчика дохнуло свежим коньячным выхлопом. Ощутимо так дохнуло. Нервишки, похоже.

— Тебя как звать?

— Игорь Михайлович. Мы брудершафта не пили вообще-то. — Ух и злющий взгляд у Игоря. Видать, настроился мужик, что проводников нет и не будет, а тут вот он я, нарисовался — не сотрёшь. В карман полез за фляжкой, руки аж пританцовывают, не сразу и пробку отвернул. Был в Зоне явно. Знает, куда завтра пойдём. Даже «хам» прошептал, думая, что не услышу. Ну, тут уж извиняйте.

— Вот что, уважаемый. — Я подошёл чуть ближе и коротким, жестким движением сунул кулаком по рёбрам так, чтобы не было заметно со стороны. — Политес будешь в другом месте разводить. И ежели в Зоне за соску свою коньячную хвататься начнёшь, ноги повыдергаю, спички вставлю и скажу, что так и было.

Закряхтел переводчик, глаза выпучил и начал наливаться дурным цветом, но встретил мой взгляд и сразу сдулся, морду отвернул. Жаль, что французского не знаю — ох, как же не хочется брать такого субъекта в Зону. Гнилое в нём что-то есть. Нельзя людей, что перед ходкой вот так трясутся, в Зону отправлять. Намучаешься с ними. Не, ну его.

— В вездеходе посидишь. Гарнитура есть у всех, вот будешь на расстоянии переводить.

Кивнул. Коньяк опять в карман сунул. Вроде даже чуток успокоился, хотя и смотрит волком. Но бузить и возникать после моей плюхи не станет — гарантия. По нему это видно, что без такой короткой профилактики гундел бы он всю дорогу.

— В Зоне были?

— Были… два раза, — уныло протянул Игорь.

— С кем?

— Сионист водил вдоль нейтралки.

— Как звал вас?

— Её Манон почему-то, а я Толмач.

— Это ваши имена.

Француженка, услышав «Манон», живо кивнула и улыбнулась. Во даёт баба… Толмача, здорового, хотя и уже обрюзгшего мужика, трясёт, а она улыбается, спокойна, в глазах весёлые чёртики. Не понимает, куда завтра идти? Шалишь, брат, понимает она очень хорошо, как и любой «ботаник», что такое Зона. Лучше прочих знает, что может не вернуться. Но какая молодец, однако.

— Но пасаран? — спросил я. Вроде что-то героическое и, если ничего не путаю, французское.

— Уи, но пасаран, сталькер! — И рассмеялась, снова руку жмёт. А толмач скис, и чётко на его лице читается: «Занёс же меня чёрт сюда… погнался, блин, за длинным рублём… заявление пора писать, однако».

И понял я — буду беречь Манон. Обязательно верну в целости и сохранности. На обратном пути доведу вездеход до самого Периметра, чтобы уж точно. Просто так. Не за премиальные, не из-за аферы, что мы с Хорём задумали, а чтоб сберечь этого человека. Знал бы, подписался бы и так на это задание. Эх, Лунь… заразил ты меня чем-то, похоже.

— Я просто Фреон.

— Фре-он… требьен. — И снова улыбка. — Манон.

И по-французски что-то певучей, звонкой скороговоркой, а в глазах искры, довольна, причём, похоже, искренне.

— Она рада, что нашёлся смелый мужчина. Выражает признательность. Для науки очень важно это исследование — мутантная флора Зоны поможет вывести новые сорта… тебе интересно? — Толмач осоловело глянул в пол.

— Интересно. Переводи.

— …лекарственных и разных там других растений. В Париже хотят создать особый ботанический сад, так как в последние полгода… — переводчик зевнул, — растения Зоны по каким-то причинам перестали гибнуть за пределами аномальных территорий и прекрасно себя чувствуют в обычных условиях. Слушай, тебе это реально надо? Она меня уже задолбала своей наукой, честное слово. Весь день выслушиваю от этой помешанной старухи, нашла, блин, собеседника.

— Слушай, ты бы поаккуратнее с выражениями.

— А… она по-русски ни в зуб ногой.

— Зато я понимаю.

Ну, невозможно, до чего противен мне этот Толмач. Вот же зараза. Не желаю я его брать с собой, и всё тут.

— Досадно, Манон, что вы на нашем языке никак не понимаете. Вот ведь довесок… — сказал я и, нисколько не скрываясь, добавил: — Дрянь, а не человек.

— Это я поняла давно, уважаемый Фреон. — Француженка хитро улыбнулась.

На Толмача было жалко смотреть. Он поперхнулся, выпучил глаза и забавно приоткрыл рот.

— Какого… хрена?

— Такого, Игорь Михайлович, что прежде всех достоинств я ценю в людях честность. Ценю настолько, что желаю точно знать, какого о тебе мнения собеседник, и языковой барьер в моём случае — лучшее оружие в борьбе за правду. Так что старая сука, она же сумасшедшая старуха, она же сухофрукт с этого дня не нуждается в ваших услугах.

— Так вы… — Я не договорил.

— О, мой дедушка из России. У него дома, в Льеже, мы разговаривали исключительно на русском языке. Испанский и английский я выучила много позже, в университете.

— Так это… у меня же ещё контракт на полтора месяца, — совсем тихо проговорил Толмач. — Значит, всё, что ли?

— Ну, вы же сами при мне сколько раз жаловались на жизнь, что этот контракт вам… кгм, как вы выражались, не упёрся. — Француженка даже не посмотрела на переводчика. — Вам ведь было плохо на этой должности, несмотря на хорошую оплату. Я вас освободила — и опять нехорошо? Загадочная русская душа… ну что, завтра в путь?

— Именно. До встречи.

И пока топал я до Бара, чтобы обсудить с Хорём кое-какие детали завтрашнего «мероприятия», где-то в душе начало покалывать. Удивительное дело, но стыдно было мне перед Манон за то, что использую её как средство, как рычаг в будущей афере, нельзя таких людей даже близко к грязи подпускать. И то, что наше с Хорём дельце не помешает научной экспедиции, не успокаивало. Ладно. Совесть сталкеру не положена, мешает она в Зоне жить, но как-то остро вдруг вспомнились те времена, когда был «правильным», интеллигентным инженером, вот таким же, как эти самые «ботаники».

Что-что, а техника для Зоны должна быть особенная. Не пройдут по страшной этой земле ни бронетранспортёр, ни даже танк — машины эти хоть и боевые, грозные, да против той же «плеши» или «воронки» полностью беззащитные. Что толку в броне, если давит танк так же легко, как пустую яичную скорлупу? или же просто убивает весь экипаж внутри, разом, моментально, а машина целая. Или вон, на юго-восток от Янтаря длинная колонна танков стоит ещё со Второй катастрофы, и не подойдёшь к ним — жар прёт, как от печи, выгорели машины вместе с людьми, а «жарки» и поныне там. От вечного жара побагровела броня от окислов, из открытых люков в небо горячий воздух столбами прёт, даже земля спеклась под гусеницами… нет, против Зоны слабы военные машины. Даже в воздухе Зона, и потому раньше времени седеют пилоты, которым приходится отыскивать безопасные тропинки в небе среди невидимой смерти, и не всегда спасают их мощные детекторы, сканеры и беспилотники, сопровождающие любой вылет. И даже когда изредка проглянет чистое небо среди привычной хмари, не увидишь в нём белую полоску самолёта — нет им дороги над Зоной, на какой бы высоте ни летали.

• Предыдущая
• 19/71
• Следующая