Боец Демона-Императора - Коваль Ярослав - Страница 50

• Предыдущая
• 50/79
• Следующая

— Дело житейское, — вставил, подойдя, Альшер. — Заработаешь еще на все на свете. «Гармошка», кстати, открывается через три дня.

— Как раз Инсард успеет приехать.

— Без него бы не пошли, само собой.

Оживление охватило команду, и я понял, что все они занимаются охотой отнюдь не только ради денег. Увлеченность, которую они сейчас демонстрировали, была далеко не только меркантильной.

Ничего удивительного. Без искренней заинтересованности в процессе, а не только в результате, свихнуться можно после первой же пары сезонов.

В лавках, рассчитанных в том числе и на охотников всех мастей, Сайну и Ниршав помогли мне подобрать необходимое, по их мнению, снаряжение. Я не спорил — ребята опытные. И пусть тот ремень с кольцами и ячейками стоит золотой жерновок — довольно увесистую монету очень высокого достоинства, подешевле, чем полулуна и золотой диск, но значительно дороже других разновидностей монет. Пусть изогнутый ножик с блескучим лезвием, которого нельзя было касаться незащищенной рукой, потому что порезаться можно было совершенно незаметно и очень глубоко, тянет на полулуну. Подумаешь, дорого! Если ребята утверждают, что штуковина нужная, значит, не жалко денег.

К счастью, последних у меня пока было достаточно. От Имрала я получил очень крупную сумму.

— Чему ты удивляешься? — ответил мне, удивленному, Альшер. — Ты говорил, вы добыли искру. Так?

— Добыли, да.

— Искра — очень дорогая штука. Их, особенно высококачественные, встраивают в источники магической энергии. Ничего удивительного. Штуки дорогие. Коня-то будешь покупать?

Поколебавшись, я предпочел все-таки обзавестись собственной лошадью. Конька мне выбирали всей командой, приметив подходящего с их точки зрения, спорили добрых полчаса, осматривая животное и доведя его буквально до нервной дрожи. Впрочем, дебаты покупателей продавец перенес спокойно и понимающе — выбранный конь был не из дешевых.

Приближался первый день сезона.

Мы стронулись с места накануне — до «гармошки» еще нужно было добраться.

— Все как и в предыдущий раз, — объяснял мне Ниршав. — Там, у входа, всегда полно народу торчит, в том числе и местные. Продают охотникам припасы, напитки, следят за лошадьми и прочее. Вещи могут на хранение взять. Им за это всегда монетка-другая перепадает. А в селах лишняя монетка — это огромный прибыток. Это значит, что налог можно деньгами заплатить.

— А не все равно, деньгами или продукцией?

— Брось, конечно, не все равно. Деньги — они деньга и есть. В деревне они очень дороги, их тут бывает мало. От скупщиков, разве что, или с дальних ярмарок (потому что на ближних не столько деньги в ходу, сколько мена). Но скупщики берут зерно и поделки по бросовым ценами, пуд за медяху, сам понимаешь, им свою поездку хочется по-настоящему оправдать. И налоги рассчитываются по тому же принципу. Это значит, на налог надо отдать добрую половину урожая, и хватит ли — неизвестно. А везти самому продавать товар на дальние ярмарки — опасно, могут ограбить, к тому же надолго хозяйство без присмотра не оставишь. Хозяйство без мужских рук мигом нищает. Так что для крестьян охотники, которые привозят с собой живую деньгу, — надежда на безбедную жизнь.

— Их можно понять. — Я впервые задумался о том, как жили наши предки. Наверное, так же. Наверное, и они были бы рады, если бы им какие-нибудь искатели приключений привозили, считай, прямо к порогу возможность разжиться настоящими деньгами, и скакали бы перед этими искателями на задних лапках.

— А то ж!

Инсард догнал нас уже на пути к «гармошке» — встрепанный, словно бы помятый, но довольный. Приветственно взмахнул рукой и пристроился рядом с Манджудом, как всегда увлеченно молчавшим.

— Ну, как у тебя с семьей? — весело окликнул его Ниршав.

— Да как всегда. — Охотник глянул диковато и оживленно. — Обожаю смотреть, как она мне кружку подносит, а у самой в глазах: «Когда ж ты сдохнешь-то?!»

— Что в этом хорошего? — проворчал Сайну.

— Когда она злится, живая становится, бойкая. И днем, и по ночам. Жизнь какая-то и в глазах, и в жестах. Когда ей все равно было — как рыба снулая, как кусок желе. Прикоснуться противно. Ей-богу, равнодушие хуже, чем ненависть. От равнодушия жизнь опротивеет, а так хоть какая-то встряска.

— Ну нет. Если бы я в доме не чувствовал уюта и покоя, то зачем такой дом вообще нужен?

— Это уж как повезет. Теперь отправить ее обратно к родителям — мой кошелек такой траты не выдержит. И получится, опять же, что я ей отпускную за свои же деньги даю: гуляй, мол, с кем хочешь? Нет, так не пойдет. Будет жить со мной и радоваться.

Я с любопытством покосился на Инсарда, но задавать вопросы на тему чужой супружеской жизни было немыслимо. Одно было ясно еще и без всяких размышлений: чужая жизнь — это такие дебри, в которые нос лучше не совать, иначе голову оторвет.

…И в самом деле, у леска, за которым, как мне объяснили, начиналось ущелье, подобное тому, в которое мы входили в прошлый раз, был разбит настоящий лагерь. Шатры здесь стояли более скудные и не цветастые, крытые простым серым грубым холстом, просалившимся к тому же до полной непромокаемости. Но народу оказалось даже больше, чем на предыдущем месте. Похоже, сюда стянулось по представителю от каждой семьи в округе — здесь предлагали и свежую дичь-рыбу, и сухари, и другие припасы долговременного хранения, бурдюки, фляги, седельные сумы и толстые уютные одеяла, в которых не замерзнешь даже зимой. Сейчас же по ночам стояла такая жара, что хотелось спать нагишом.

Мы расположились в стороне, Альшер ушел совещаться с чародеем, снова замаячившим на горизонте, а я в который раз, усевшись неподалеку от костра, разожженного под большим котлом с чем-то вкусным, слушал наставления спутников. О демонах они могли рассказывать подолгу, изрядно дополняя то, что я прочел в книге. Теперь книгу собирался оставлять здесь, со многими другими вещами. Обживаясь в этом мире, но при этом не имея дома, где можно было оставить часть поклажи, я уже нагрузился чересчур большим грузом. С таким не пускаются в опасный поход.

Нас накормили словно на убой — жирным мясным супом наподобие щей, только без картошки, но зато почему-то с абрикосовым перченым соусом, и кашей с кусочками ветчины и сыра. К местной специфической кухне я уже начинал привыкать. Некоторые блюда и сейчас шокировали меня, но некоторые… Некоторые очень радовали. Например, я начал находить вкус в многообразных соусах, которые здесь готовили буквально из всего и добавляли в свою очередь буквально во все, что только можно. Даже в хлеб.

Раннее утро порадовало разве что терпимой жарой, которую даже кони готовы были терпеть. Пастух в оборванной рубахе и с трехметровым плетеным кнутом на поясе заверил, что на неделю заберет коньков на высокогорное пастбище, где им будет хорошо, получил за это монету и откланялся с восторженным видом. Неужели даже пастухи в этих краях были озабочены проблемой уплаты податей? Веселая у них тут жизнь.

Зевая, я проверил все оружие и снаряжение, в том числе и непривычное, купленное только теперь. Лес, который нам предстояло пересечь пешком, показался мне слишком уж сумрачным, недобрым. Густой туман заволакивал стволы — ему предстояло рассеяться меньше, чем через полчаса, иод напором приближающегося дня, но пока он держался и словно бы намекал, что в глубине могут скрываться такие твари, что в секунду разорвут и не икнут.

— Здесь уже магия ощущается, — пояснил мне Сайну, хмуро шевеля бровями. — Ты должен ощущать. Сейчас «гармошка» будет вздыхать — тоже не сахар по ощущениям.

— Она перед открытием вздыхает?

— Угум…

Воздух напрягся, завибрировала тишина, напряженная, словно перед бурей. Это напоминало небольшое землетрясение — земля вдруг вынырнула из-под ног, но тут же вернулась обратно, чувствительно ударив по пяткам. Лес расступился, открывая поросшие травой, кустами и густым мхом скалы и узкий проход между ними. Даже не столько ущелье, сколько пещера.

• Предыдущая
• 50/79
• Следующая