Паразит - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 6
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая
Кажется, его задела та лёгкость, с которой я отнёсся к его туманным предостережениям, и мы расстались довольно холодно.
31-го марта. Загипнотизирован мисс Пенелосой.
1-го апреля. Загипнотизирован мисс Пенелосой. (Смотреть «Журнал А»).
2-го апреля. Загипнотизирован мисс Пенелосой (сфигмограмма, сделанная профессором Вильсоном).
3-го апреля. По-видимому, эти гипнотизации заметно влияют на общую конституцию.
Агата говорит, что я похудел и что у меня под глазами наметились мешки.
Я замечаю за собой раздражительность, чего не бывало прежде. Так, при малейшем звуке я вздрагиваю, и глупость студента уже не забавляет меня, а бесит.
Агата хочет, чтобы я прекратил опыты, но я отвечаю ей, что любая исследовательская работа, если ею упорно заниматься, утомительна и что научные результаты не даются даром.
Когда она увидит, какую сенсацию произведёт моя статья об «Отношениях между духом и материей», то и сама признает, что не зря я потратил столько усилий.
Не удивлюсь, если, в конце концов, меня даже изберут членом Королевского общества.
Вечером снова был загипнотизирован.
Воздействие производится теперь с гораздо большей быстротой, а субъективные видения менее выражены.
О каждом сеансе я делаю самые подробные записи в журнале.
Вильсон уезжает из города на восемь или десять дней, но мы не будем прерывать опыты, ценность которых зависит не столько от его наблюдений, сколько от ощущений.
4-го апреля. Мне необходимо быть начеку. В наши опыты вкралось осложнение, которого я ранее не принял в расчёт. В своём стремлении получить научные факты я был достаточно слеп: не учёл, что мы все люди, мисс Пенелоса и я.
Я могу здесь писать то, что не посмел бы сказать ни одной живой душе.
Несчастная, по всей видимости, в меня влюблена.
Я бы не высказал этого даже на страницах дневника, но дело зашло слишком далеко.
В течение последней недели, были некоторые признаки, которые я упорно не хотел замечать: её оживление с моим приходом, её уныние, когда я уходил, поспешность, с которой она мне предлагает приходить почаще, выражение глаз, тембр её голоса.
Я делал всё возможное, чтобы не придавать этому значения, полагая, что это просто чересчур раскованные манеры людей из Вест-Индии.
Но прошлым вечером, когда я пробудился от гипнотического сна, я, сам того не ведая, потянулся к мисс Пенелосе и, не желая этого, пожал ей руки.
Когда я окончательно пришёл в себя, мы всё ещё сидели, держась за руки, и она смотрела на меня с тревожной улыбкой.
И что всего ужаснее: меня так и подмывало сказать то, что она ожидала услышать.
Сколь жалким лжецом я бы оказался! Какое отвращение я испытывал бы к себе самому, если бы в ту минуту поддался этому искушению!
Но, слава Богу, я нашёл в себе силы встать и выбежать из комнаты.
Боюсь, это выглядело грубо, но я ничего не мог поделать: ещё секунда — и я бы потерял власть над собой.
Я дворянин, человек чести, обручённый с одной из самых очаровательных, прелестных девушек Англии, я чуть было не потерял рассудок, и, поддавшись слепой страсти, едва не признался в любви малознакомой женщине.
Мисс Пенелоса гораздо старше меня и к тому же хромает!
Это чудовищно, отвратительно — и всё же побуждение было столь сильно, что если б я хотя минуту ещё побыл с нею, то обесчестил бы себя.
Что всё это значило?
Мне доверено преподавание, я объясняю студентам функции организма, а что я сам о нём знаю?
Было ли это пробуждением каких-то дремавших во мне стремлений, инстинктов животного предка, который попытался вдруг утвердиться?
Я уже был близок к тому, чтобы поверить в сказки об одержимости бесом, настолько сильным оказалось это чувство.
И вот данное происшествие ставит меня в весьма затруднительное положение.
С одной стороны, мне не хотелось бы отказаться от опытов, уже так продвинувшихся и обещающих блестящие результаты. С другой, если эта несчастная женщина воспылала ко мне страстью? Нет, не может быть, наверное, я всё-таки обманулся.
Она! В её возрасте с её-то внешностью!
И, наконец, мисс Пенелосе известно о моей свадьбе с Агатой. Она понимает, в каком положении я нахожусь.
Если она и улыбалась, то лишь потому, что её, быть может, позабавило, когда я в состоянии головокружения взял её за руку.
Во всём виноват мой полузагипнотизированный ум: превратно истолковав происходящее, он поспешил направить меня по ложному пути.
Мне бы хотелось убедиться, что это действительно так.
Взвесив все «за» и «против», я думаю, что лучше всего отложить наши опыты до приезда Вильсона.
Я тотчас написал мисс Пенелосе письмо. Не делая никаких намёков на последний вечер, уведомил, что неотложные дела вынуждают меня прервать сеансы на несколько дней.
Вскоре я получил ответ; довольно сухо мисс Пенелоса сообщала, что если я передумаю, то застану её дома в обычный час.
10 часов вечера. Так вот я, оказывается, какая тряпка!
С некоторых пор я начинаю лучше разбираться в себе, и по мере того, как узнаю себя, моё самоуважение постепенно исчезает.
Определённо, я не всегда был столь слаб, как сейчас.
В четыре часа дня я улыбнулся бы, если б мне сказали, что сегодня вечером я пойду к мисс Пенелосе, и, тем не менее, в восемь часов я был, как обычно, у дверей Вильсона.
Не знаю, как это случилось, влияние привычки, я полагаю. Быть может, у подвергавшихся действию гипноза существует определённого рода голод на гипнотизацию, наподобие того, как у курильщиков опиума, и я, получается, стал его жертвою.
Одно мне известно: работая у себя в кабинете, я с нарастающим волнением ощущал, что не могу усидеть на месте: я беспокоился безо всякой причины, никак не удавалось сосредоточить внимание на бумагах, лежащих передо мной. И тогда, наконец, даже не сознавая, что делаю, я схватил шляпу и поспешил на своё привычное свидание.
Вечер выдался интересный.
Мисс Пенелоса встретила меня как обычно, нисколько не удивившись, что я пришёл вопреки своей записке.
Казалось, вчерашнее происшествие не произвело на неё никакого впечатления, так что я мог, до известной степени, надеяться, что я несколько преувеличил.
6-го апреля, вечер. Нет, нет, я ничего не преувеличил. Я не могу более закрывать глаза на очевидность: эта женщина воспылала ко мне страстью.
Это чудовищно, но это правда.
Нынешним вечером, пробудившись от месмерического транса, я вновь обнаружил, что моя рука лежит в её руке, а я не могу избавиться от отвратительного ощущения, как будто меня принуждают попрать собственную честь, своё будущее — всё на свете, и пасть к ногам этой твари, лишённой всякого земного очарования, как я это прекрасно вижу, когда нахожусь вне её влияния.
Но когда я нахожусь рядом с ней, то чувствую по-иному.
Она пробуждает во мне что-то дурное — нечто такое, о чём я не хотел бы думать. Она парализует всё лучшее в моей природе, поощряя недостойное и пагубное.
Определённо, нехорошо мне быть возле неё.
Последний вечер был опаснее предыдущего.
Вместо того, чтобы убежать, как ранее, я остался. Завладев моей рукой, мисс Пенелоса вникала в самые интимные темы. Среди прочего мы говорили об Агате.
Что именно?
Мисс Пенелоса утверждала, что Агата весьма заурядна, и я с ней согласился!
Она ещё пару раз заговорила об Агате в мало лестных выражениях — и я не протестовал!
Какой дрянью я был.
Но, несмотря на проявленную слабость, я ещё не совсем ослеп и хорошо понимаю, чем чреваты эти сеансы.
Буду настороже.
У меня достанет здравого смысла бежать, едва я почувствую, что отдаюсь во власть этой женщине.
Начиная с нынешнего воскресного вечера, никаких сеансов с мисс Пенелосой.
Откажусь от опытов; оставлю эти изыскания; что угодно, только не это мучительное, чудовищное искушение, заставляющее меня так низко падать в собственных глазах!
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая