Завет Христа - Хефнер Ульрих - Страница 18

• Предыдущая
• 18/103
• Следующая

— И где теперь находятся эти артефакты? А что случилось с шестой стенной тарелкой?

— Шестая тарелка пропала, но это не важно. Я искал пятую.

— Тарелка в могиле рыцаря, — пробормотал Джонатан Хоук.

Хаим Рафуль улыбнулся.

— Все они в надежных руках, и скоро вы сможете посмотреть на них. А также на свиток, от которого, к сожалению, сохранились только фрагменты. Но теперь моя коллекция полна.

— Эти тарелки, — нерешительно спросил Джонатан Хоук. — Что на них изображено, в чем заключаются новые сведения, которые вы хотите нам преподнести?

— На них изображено крещение Иешуа, изображено, как он говорит с людьми, как въезжает в Иерусалим. Также представлена его трапеза с соратниками, но рядом с Иешуа кроме двенадцати апостолов сидит еще один человек. Вы все это увидите сами. Изображение на двух других стенных тарелках вам уже знакомо. Распятие Иешуа и сжигание его тела. Думаю, это вряд ли понравится Риму.

— Из-за чего? — спросил Джонатан Хоук. — Из-за того, что он, возможно, был сожжен после смерти?

— Изображение однозначно; однако, как это недвусмысленно сообщается в Послании к коринфянам, «Христос умер за грехи наши, по Писанию; и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию; и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам». [10]Одним словом, если труп был сожжен, то нет могилы, но тогда нет и воскресения, а значит, этому фарсу раз и навсегда конец.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Не слишком ли вы все упрощаете? — спросил он. — Бог владеет не только душами, он также господин материи. Разве Иисус не умел ходить сквозь стены и заходить в запертые помещения?

Рафуль улыбнулся.

— История наша только начинается, а существа духовные есть в каждой мифологии, но подождите немного. Маленькое замечание к вашему тезису: разве Фома неверующий не вложил пальцы в раны Спасителя, согласно Евангелию от Иоанна, так как не хотел поверить в воскресение? Возможно ли это с духовным существом? Нет, Джонатан, я покажу вам доказательства, и вы удивитесь, дорогой друг. И ваше имя будет неразрывно связано с завещанием тамплиера. Я бесконечно благодарен вам, Джонатан, и это лишь подтверждает, что мое решение передать проведение раскопок вам и вашей команде не было ошибкой.

Джонатан Хоук жестом прервал Рафуля.

— Я здесь для того, чтобы откопать римский гарнизон, а не для того, чтобы выслушивать подобный вздор. Я ничего не хочу знать об этой истории с тамплиерами и не хочу, чтобы меня с ней что-то связывало. Вы поняли меня, Хаим? Ваш конфликт с церковью — исключительно ваше личное дело.

— Джонатан, дорогой друг, мне очень жаль. Я не понимаю вашего волнения. Почему ваше имя не должно быть связано с самым важным открытием настоящего Иерусалима? В конце концов, именно вашей основательности мир обязан тем, что мы обогатились новыми знаниями.

Джонатан Хоук сделал глубокий вдох.

— Потому что я — христианин и не стыжусь этого, — ответил он и отвернулся.

— И вместе с тем вы ученый, и единственный долг, который дан нам, ученым, — это правда. Лишь ради нее мы отправляемся на поиски следов нашего прошлого. Только если мы будем знать, откуда пришли, мы сможем понять, куда идем.

Джонатан Хоук уже закрыл дверь в лабораторию. Слова Рафуля так и не были услышаны.

Монастырь Этталь в Обераммергау…

Допрос монахов в Эттале в итоге не дал никаких новых сведений: в монастыре никто не заметил ничего, что было бы связано с ночным убийством. Никто, кроме этого странного брата, который вообразил, что встретился с дьяволом во плоти. После того как приор снова объяснил Буковски, что место происшествия находится далеко от спален братьев и звуки, наверное, рассеялись по большой площади, занимаемой монастырем, тот, недолго думая, затащил Лизу в сарай и запер дверь. Действительно, крики Лизы не донеслись до общих спален.

— Поэтому мы и разместили мастерские и конюшни именно здесь, — объяснил приор. — Звук отражается от стен, и шум работ никому не мешает.

Лиза бросила на Буковски скептический взгляд.

— К тому же двери звуконепроницаемы, — добавил приор.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Буковски. — Тем не менее, если вам станет известно что-либо, что могло бы помочь нам, просто позвоните мне.

Буковски дал приору свою визитку и удалился.

Когда они с Лизой садились в машину, он тихо выругался.

— Так значит, твоя печенка ошиблась, — усмехнулась она. — Похоже, тебя просто пучило. Впрочем, жаль: кровожадные монахи-убийцы наверняка обеспечили бы тебе огромные заголовки в прессе.

Буковски пропустил мимо ушей насмешку в голосе Лизы.

— Мы, по крайней мере, можем объективно исключить заговор среди монахов, — пробормотал он. — Впрочем, хороший криминалист сначала следует всем указаниям и возможностям, пока постепенно, благодаря искусному расследованию, не отделит зерна от плевел.

— Так значит, это были предварительные беседы? — спросила Лиза.

Буковски, сидящий на пассажирском сиденье, наклонился вперед и уперся лбом в стекло.

— Можно и так сказать, — ответил он, прежде чем закрыть глаза.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— Средневековая латынь, прописные буквы, без пробелов, язык церкви и христианского запада, посреди Иерусалима, — говорила Джина Андреотти и смотрела на глянцевую фотографию, которая лежала перед ней на рабочем столе.

— И, к счастью, красиво и отчетливо выведено, — заметил Жан Коломбар. — Автор, видимо, очень старался.

Джина листала фотоальбом, содержавший копии и фотографии находок с надписями на средневековой латыни начала XII века. К ним прилагалось палеографическое сравнительное описание, с помощью которого можно определить время создания текста путем сравнения каллиграфии, использованного шрифта, очертания отдельных букв и речевых оборотов. Джина указала на фотографию надгробной плиты, найденной в Риме семь лет назад, время изготовления которой уже было установлено.

— Наклон и форма букв почти идентичны, — сказала она. — Надгробная плита датируется 1141 годом, что вполне соответствует дате на нашей плите.

Коломбар кивнул.

— Согласен с тобой. Мы нашли рыцаря-тамплиера времен Первого крестового похода.

— Я не особенно разбираюсь в вопросах, связанных с тамплиерами, но здесь, в Иерусалиме, долгие годы был округ их ордена, — заметила Джина и отложила фотоальбом. — Из эпитафии следует, что это не простой рыцарь, возможно, даже Великий магистр тамплиеров. Я перевела эпитафию, насколько это было возможно.

— И что же написано на надгробии нашего одинокого тамплиера?

Джина порылась в записях и нашла нужный листок.

— «Здесь почивает в Бозе наш брат, благородный граф Рено де Сент-Арман, умерший в году Господа нашего 1128 от Рождества Христова в Святой земле. Один из девяти, которые поклялись служить Сыну нашего единственного Бога и охранять место Его погребения от грабителей и безбожных язычников. Тело его умерло, но святая клятва переживет вечность до дня Страшного суда. Он исполнил свой долг, так же как и мы, братья во Христе, обязуемся вечно служить нашему брату. Да будет эта клятва известна всем, кто осмелится нарушить покой нашего брата, и да будут они прокляты навечно. И тень смерти накроет их».

— Там так написано? — удивленно спросил Жан Коломбар.

— В общем и целом, — ответила Джина. — Ты ведь знаешь, у некоторых слов есть только приблизительные эквиваленты. Но такова суть эпитафии. В этом я уверена.

— Если ты уверена, то значит, так там и написано, — улыбнувшись, заявил Жан Коломбар. — В конце концов, ты наш специалист. Ты уже сообщила Джонатану?

Джина покачала головой.

— Джонатан уехал в музей Рокфеллера. Он хочет встретиться там с Рафулем. По-моему, он порядком рассержен, так как Рафуль использовал нас. Джонатан убежден, что Рафуль знал о могиле и сделал раскопки римского гарнизона лишь предлогом.

• Предыдущая
• 18/103
• Следующая