Красная перчатка - Блэк Холли - Страница 13

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая

— Прекрасный сериал, очень жизненный. Вот так прямо и заживу. Выдадут мне значок и пистолет, буду гоняться за злодеями.

Меня захлестывают приятные ощущения. Как все замечательно. Словно во сне, не хочу просыпаться.

— Злодеи, говоришь? — Даника тоже плюхается на диван. — А вы видели Смертоносную Бетти? На ней золотая маска. Значит, правда! Она убила своего последнего мужа и из-за отдачи лишилась носа.

Показываю на выстроившиеся рядком рюмки, и Даника берет одну. Какой я сегодня щедрый, только бред какой-то несу.

— Буду их называть злодеями во время ареста. А Бетти не буду. Бетти буду так и звать — Бетти. Ну, обычно-то я ее зову «тетя Бетти», но неважно.

— Не совсем уверен, — Сэм обращается к своей девушке, — но, по-моему, наш пьяный друг пытается сказать, что к нему подкатывали агенты ФБР.

— Даже секретные документы мне отдали, — поддакиваю я радостным голосом.

— Да уж, везет тебе, — сокрушается она.

Мы сидим в старом подвале и пьем, а потом я отключаюсь прямо на диване перед телевизором. Последнее, что помню — Сэм и Даника целуются на полу. Надо бы сходить на кухню, выпить воды, но я не хочу им мешать — поэтому просто тихо закрываю глаза и зажмуриваюсь, сильно-сильно.

Просыпаюсь. Друзья свернулись клубком на коврике под шерстяным пледом. Плетусь в кухню, сую голову под кран и жадно пью холодную воду.

На улице темно. Дождь, кажется, прекратился. На лужайке перед домом на раскладном стуле сидит дедушка с бутылкой пива и смотрит на ветхий сарай. Я все еще немного навеселе.

Выхожу на грязный задний дворик, громко хлопнув дверью, но он даже ухом не ведет.

— Привет, — неуклюже раскладываю еще один стул.

— Что-то ты больно потрепанный. — Дедушка достает из кармана трубку и набивает ее табаком. — Сядь лучше, а то свалишься сейчас.

Послушно сажусь, и стул подо мной жалобно скрипит.

— Ты с каких пор куришь трубку?

— А я и не курю, — старик чиркает спичкой и затягивается. — Много лет назад бросил, после рождения Шандры.

— Ну да.

— Мы с твоей бабушкой никак не могли завести ребенка. У Мэри все время случались выкидыши, и она очень переживала, береглась, с постели не вставала, если думала, что беременна. Доктора утверждали — все дело в резус-факторе, а я винил свою магию, магию смерти. Боялся, что не могу зачать здорового ребенка из-за отдачи. Может, это и ерунда, но как только я бросил убивать людей при помощи проклятий, родилась твоя мама.

— Я думал, такую работу не бросают.

— Да, уйти Захаровы, конечно, бы мне не позволили. Но как и чем убивать — я решал сам. — Он выдыхает облако сладковатого дыма. — А я был настоящим профессионалом.

— Понятно.

Трудно представить деда опасным убийцей, хотя он у меня на глазах прикончил Антона. Надо напоминать себе время от времени, что он работал на Захаровых, еще когда могущественный Лилин папаша под стол пешком ходил.

— Магический дар открывает перед тобой разные возможности, предоставляет выбор, — продолжает дедушка. — Только в большинстве случаев возможности не очень хорошие.

Он отхлебывает пива.

Интересно, а меня в будущем ждут плохие возможности? В настоящем-то именно так и происходит.

— Может, действуй я иначе, твой брат был бы сейчас жив. Мы с Мэри страшно баловали твою мать, но я не сумел ее оградить, хоть и должен был. Она ведь так и не стала официально членом преступного клана, и мы думали, что у внуков появится шанс начать все заново. Но ведь я сам звал вас сюда на лето, хотел повидаться.

— Я тоже всегда хотел тебя увидеть, — язык у меня немного заплетается.

Как нестерпимо хочется вернуться в детство. Когда папа был жив. Когда мы бегали под поливалкой у деда на лужайке.

— Знаю, — он хлопает меня по плечу. — Но я и вас троих не оградил. Да, можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить. Так я думал.

— Ты бы не смог нас оградить, — я качаю головой. — Мы такими родились. Как и любой мастер. Ты бы просто не смог.

— Филип погиб в двадцать три года, а я все еще жив. Это неправильно.

Не знаю, что тут ответить. Если бы мне пришлось выбирать между ним и Филипом, я бы не колебался. Точно бы выбрал его. Но деду вряд ли понравятся такие слова, поэтому я отхлебываю у него немного пива, и мы вместе молча любуемся на темную лужайку и медленно гаснущие звезды.

Просыпаюсь утром в воскресенье. Прохладно и солнечно. Голова раскалывается, во рту как будто что-то сдохло. Встаю со складного стула. Дедушки нигде нет. Спускаюсь в подвал. Даника и Сэм ушли, но по крайней мере оставили записку:

«Увидимся в Уоллингфорде. С. и Д.»

Карабкаюсь на второй этаж. Похоже, для некоторых поминки все еще в разгаре. В столовой ужасный бардак: макароны с сыром вперемешку с черничной начинкой от пирога размазаны прямо по скатерти. Повсюду пустые банки из-под пива и бутылки. Баррон сидит в гостиной в обнимку с какой-то неизвестной старушенцией, а она рассказывает: мол, во времена ее молодости выгоднее всего было торговать опиумом. Старушка не в курсе, что сегодня метамфетамины подсыпают прямо в гостиничные кофеварки. Но не мне ей раскрывать глаза на эту жизнь.

Дедушка спит в своем кресле. С ним все в порядке — грудь медленно поднимается и опадает вместе с дыханием.

Какие-то молодчики в помятых костюмах (судя по виду — бандиты: воротники рубашек расстегнуты, и знакомые шрамы видны во всей красе), смеясь, обсуждают «выгодное дельце». До меня доносится что-то про банк, девять метров веревки и побольше водоотталкивающей аэрозоли. Глаза у них красные от недосыпа.

В гостевой спальне мама сидит перед телевизором и смотрит мыльную оперу.

— Милый, какие у тебя симпатичные друзья — никогда их раньше не видела.

— Да.

Она вглядывается в мое лицо.

— Ужасно выглядишь. Ты когда последний раз ел?

Запрокидываю голову и прислоняюсь затылком к стене.

— У меня похмелье.

— В ванной есть аспирин, но на пустой желудок нельзя — плохо будет. Надо что-то съесть сначала.

— Знаю.

Мать права. Отправляюсь на машине в ближайшее кафе — помню его еще с детства, когда мы с братьями летом гостили у деда. Официантка ничуть не удивляется — ни моему жеваному костюму, ни тому, что я заказываю целых два завтрака сразу. Режу яичницу, а потом промокаю кусочком ржаного поджаренного хлеба желток, неопрятной лужицей растекшийся по тарелке. В конце выпиваю чашку кофе. Голова уже не болит.

Оставляю на столике деньги. Надо ехать в школу. Машина стояла на солнце, руль нагрелся. Выезжаю на скоростное шоссе, опускаю оконные стекла и вдыхаю аромат последних летних деньков напополам с дождем.

Никак не ожидал застать в собственной комнате Данику и Сэма. Они сидят рядышком, обложившись документами из ФБР. И двухлитровой бутылкой лимонада запаслись. Я замираю на пороге.

На мгновение меня захлестывает слепая бессмысленная ярость: это же мои документы!

— Привет, — ухмыляется Даника, поднимая голову.

Устроилась на полу, прислонившись спиной к кровати, и, похоже, ни чуточку не переживает — а ведь за такое полагается выговор: девчонка в мужском общежитии.

— Хорошо выглядишь. Поверить не могу — не соврал, к тебе действительно приходили федералы.

— После поминальной речи Баррона ты, наверное, пересмотрела свои взгляды, касающиеся доверия и моей семьи.

Стараюсь говорить спокойно. Снимаю пиджак и бросаю его на кровать, а потом закатываю рукава рубашки. Это помогает хоть немного собраться и взять себя в руки. Лучше бы, конечно, в душ залезть и переодеться.

— А я, видимо, пересмотрел свои взгляды, касающиеся доверия и вас с Сэмом. Что вы тут делаете?

— Погоди, то есть Баррон все наврал про Гималаи и как они спасли ту козу? — недоумевает сосед.

На нем черная футболка и джинсы, а волосы все еще влажные после недавней помывки.

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая