Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Клэр Кассандра - Страница 61
- Предыдущая
- 61/598
- Следующая
Лупин округлил глаза:
— Сириус…
— Извини, но я действительно не понимаю, какое все это может иметь отношение к Драко, — сказал Сириус.
— Это демонический меч, Сириус, — начал раздражаться Лупин. — Он обладает большой силой и собственным сознанием. И я не знаю, чего хочет это сознание — добра или зла. Для того чтобы справиться с таким артефактом, нужна большая сила и немалый опыт, а Драко ещё ребёнок.
— Когда нам было шестнадцать, мы не считали себя детьми.
— Не считали, но ими являлись. Подумай, как всё могло бы измениться, если бы мы были хоть чуточку умнее, терпимее, не так безоглядно доверяли бы всем. Может быть, Питер и не стал бы тем, кем он стал, а Джеймс… Джеймс мог…
— Не надо, — прервал его Сириус. — Не произноси этого.
Лупин вздохнул.
— Есть ещё кое-что.
— О нет, — обречённо проговорил Сириус.
— В чем дело?
— Я знаю тебя. Когда ты говоришь "есть ещё кое-что" — это значит, что самое пакостное ты приберёг напоследок. "Всё совершенно замечательно, но есть ещё кое-что: появился василиск и сожрал Гарри". Типа того, — Сириус тоже вздохнул. — Ну, давай. Говори.
— По поводу меча есть пророчество…
— Черт!.. — с чувством произнёс Сириус. — Ну? И в чём там дело?
В ответ Лупин прочитал строчки из книги:
"Когда потомок Слитерина вновь обнажит меч сей в бою, то сам Слитерин возвернётся в этот мир и вместе со своим потомком будет сеять ужас и разрушение по всему миру колдовскому".
— Знаешь, я иногда не могу понять, как ты можешь говорить такие вещи с таким серьёзным лицом, Ремус, — Лупин нахмурился, и Сириус добродушно добавил: — Извини уж… Не думаю, что у нас есть сейчас основания для беспокойства. Насколько мне известно, Драко не обнажал "меч сей в бою". Это Гарри пустил его в ход против Люциуса.
Лупин перевёл дух с явным облегчением:
— Хорошо, это я и хотел знать.
— Просто держи его подальше от этой железки, — добавил Сириус.
— Ну да, — откликнулся Лупин. — Помнишь, когда нам было по шестнадцать лет и нам говорили, чтобы мы не связывались с тем-то и тем-то, как мы к этому прислушивались?
Сириус улыбнулся, и глаза его превратились в узкие щёлочки. Лупин знал только нескольких людей на всём свете, которым Сириус улыбался так, как сейчас: Джеймс, Лили, он сам и Гарри. Может, он так же улыбался и Нарциссе — Лупин был не в курсе, но надеялся, что да.
— Мы были ужасны, правда? — сказал Сириус.
— Нет, — ответил Лупин, улыбаясь в ответ. — Мы не были ужасны, мы были великолепны!
Эрмиона закричала.
И, приподнявшись на локтях, попятилась от того кошмара, который стоял в дверях, убивая всякую надежду на бегство. Дальше, как можно дальше… Она ударилась спиной о стену и вжалась в неё, крепко зажмурившись.
…Успокойся, — сказала она себе. — Будь сильной. Как Гарри. Гарри сталкивался с вещами и похуже. Будь как Гарри.
Она открыла глаза.
И увидела прежнюю картину. Вошедший колдун неподвижно стоял на том же месте. Капюшон лежал на плечах, открывая его лицо, — лицо человека средних лет, смуглое, с тёмными бровями, с выступающей огромной челюстью. Чёрные волосы — тусклые и всклокоченные, огромный крючковатый нос, нависающий над узкой щелью рта. Он был удивительно, пугающе худ — таким не был даже Сириус, когда сбежал из Азкабана. На обеих скулах красовался череп с выползающей изо рта змеей — Знак Тьмы.
Он был просто ужасен, однако не это заставило Эрмиону так закричать. Она узнала его. Да и как она могла не узнать? В Хогвартсе повсюду висели его портреты и стояли его статуи.
И тем более невозможно было видеть его сейчас перед собой.
…Чёрная магия, — подумала она. — Очень сильная чёрная магия. Он мёртв. Он умер тысячу лет назад. А воскрешение мёртвых — это же некромантия, самая ужасная разновидность чёрной магии.
Он сделал к ней несколько шагов, и Эрмиона уставилась на его обутые в грубые чёрные ботинки ноги. Она не могла принудить себя взглянуть ему в лицо — отвратительное, испещренное рубцами и страшными знаками… Он подошёл, и она почувствовала запах, исходящий от его мантии, — жгучий запах бренди.
Он со стуком опустился на колени рядом с ней.
— Посмотри на меня, — произнёс он странным жужжащим голосом, как если бы в его гортани жили бабочки или кузнечики. — Посмотри на меня.
Эрмиона против воли подняла глаза. Она попыталась справиться с собой, но из горла вырвался только тихий судорожный писк:
— Кто вы?
— Ты не узнаёшь меня, Ровена? — проговорил тот же жужжаще-шелестящий голос. — Я знаю, что выгляжу теперь совсем не так, как раньше. Но ты не можешь не узнать своего Салазара…
— Veritas!
Крум судорожно хватал ртом воздух — Заклинание Правды начало действовать. Драко было знакомо это ощущение, эта боль на грани агонии, он знал, насколько мучительна эта разрывающая грудную клетку боль… но у него не было ни времени, ни желания проникнуться сочувствием к Виктору.
— Где Эрмиона? — спросил он.
— Я… н-не… знаю… — выдавил сквозь зубы Виктор.
— Малфой, — произнес Рон свистящим шёпотом, — это заклинание запрещено использовать, за него и в Азкабан можно загреметь.
— Наплевать, — отозвался Драко, не оглядываясь. Он неотрывно смотрел на Гарри, а тот — на него, и Драко видел на его лице то же самое, что чувствовал внутри себя — мрачную решимость. Это же выражение он видел на лице Гарри во время матчей по Квиддитчу — поймать снитч во что бы то ни стало. На игровом поле это выражение лица Гарри заставляло Драко нервничать. Теперь же… теперь оно придавало ему уверенность.
— Давай, Малфой, — кивнул Гарри.
— Пожалуйста, — неожиданно прервал их Виктор. — Я тоже хочу знать правду. Спрашивайте меня. Пожалуйста.
Малфой посмотрел на Крума с сомнением — тот был бледен, губа закушена от мучительной боли, но, похоже, он действительно сказал это искренне.
— Хорошо, — сказал Драко, твёрдо держа свою палочку. — Виктор, расскажи нам, что ты помнишь о вчерашнем дне.
Крум заговорил — невнятно, медленно, с усилием.
— Утром мы играли против Румынии… Мы проиграли, из-за ч'его я был оч'ень не в духе. Еще меня разозлило то, что не было охраны у палаток для игроков: когда я вернулся в свою палатку, там был какой-то ч'еловек, и мне пришлось его выпроваживать.
— Что за человек? — голос выдавал напряжение Гарри.
— Обычный ч'еловек, — сказал Виктор. — Понимаете, к нам в палатки постоянно кто-то пробирается: ну там, фанаты и всё такое… Этот предложил мне болгарского вина. Я немного выпил, и он ушёл. Я вернулся в свою комнату и… — Виктор отвёл глаза в сторону. — Думаю, я заснул. И больше нич'его не помню.
— Виктор, — твёрдо проговорил Драко, — что произошло, когда ты вернулся в комнату? Ты ведь не лёг спать. Что ты делал?
Крум побледнел, на лбу появилась испарина:
— Я не помню.
Драко стиснул свою палочку с такой силой, что побелели костяшки пальцев:
— Что ты делал?
Крум покачал головой и от боли схватился за грудь:
— Я не помню!
— Он лжет! — решительно припечатал Гарри.
— Под Заклинанием Правды лгать нельзя, — тихо сказал Драко, повернув голову и глядя на Гарри. — Уж я-то знаю.
— Наверное, ему изменили память, — шёпотом предположил Рон. — И теперь он говорит правду — так, как себе её представляет.
— Мы можем снять с него Заклятье Памяти, — произнес Гарри тем же уверенным и спокойным тоном. — Малфой, дай мне свою руку.
— Зачем? — насторожился Драко. В предыдущий раз, когда Гарри просил Драко дать ему руку, то располосовал ладонь слитеринца перочинным ножом.
— Затем, — проворчал Гарри. — Если мы оба возьмемся за палочку и произнесем заклинание, то нашей силы может хватить, чтобы разрушить Заклятие Памяти.
— Может, — легко согласился Драко и добавил: — А ещё этого также может быть достаточно, чтобы превратить лучшего игрока Болгарии в Квиддитч в грязную лужицу на полу.
- Предыдущая
- 61/598
- Следующая