Город стекла - Клэр Кассандра - Страница 62

• Предыдущая
• 62/86
• Следующая

— Союз, — сказала Клэри, убирая стило. — Так я называю эту руну.

Джослин смотрела, как линии, вспыхнув напоследок, гаснут, оставляя в мраморе тлеющий черный след.

— Еще в молодости, — заговорила она, — я изо всех сил пыталась объединить нефилимов и нежить, чтобы вместе мы могли защитить Договоры. Тогда казалось, что я преследую мечту, непостижимую для прочих нефилимов. И вот ты показала ее буквальное воплощение.

Джослин крепко-крепко зажмурилась:

— Сегодня в Зале я кое-что поняла. Столько лет я прятала тебя от нашего мира, не разрешала ходить в «Адское логово». Там пересекаются нежить и примитивные, а значит, и нефилимы. Тебя тянуло туда нечто, позволяющее видеть сумеречный мир. Я скрывала его, желая защитить свою дочь. Нет бы заниматься с тобой, учить приемам, воспитывать в тебе дух. — Джослин говорила очень грустно. — Однако ты повзрослела и обрела силы. Теперь я могу открыть тебе правду. Если захочешь.

— Не знаю... — Вспомнились страшные картины прошлого, явленные ангелом. — Я обозлилась на тебя из-за неправды. Теперь вот не уверена, готова ли принять что-то ужаснее.

— Я посоветовалась с Люком, и он говорит: лучше все тебе рассказать. Даже то, что я никогда не рассказывала ни ему, ни кому-то еще. Вещи неприятные, зато правда.

Закон суров, но он закон. Клэри обязана выяснить правду — всю, до конца. Ради Джейса. Ради себя. Она сжала стило так, что побелели костяшки.

— Говори, я готова.

— Значит, готова... — Джослин глубоко вздохнула. — Даже не знаю, с чего начать.

— Начни с того, как ты додумалась выйти замуж за Валентина. За такого человека... родила ему меня. Он же чудовище!

— Нет, он человек. Не самый добрый, но если хочешь знать, почему я вышла за него, то вот причина: любовь.

— Неправда. Валентина нельзя любить.

— Я влюбилась в него в твоем возрасте, Клэри. Тогда Валентин казался совершенным: умный, забавный, прекрасный, очаровательный... Понимаю, ты думаешь, полюбить его могла только безумная. Однако ты видела нынешнего Валентина. А тогда, в школе, его все обожали. Юный Валентин излучал свет, словно открыл дверь в некую часть вселенной, к источнику этого света, которым еще можно и делиться с окружающими. По Валентину все девчонки сохли, и казалось, у меня ни единого шанса. Во мне ведь ничего особенного парни не находили. Моим лучшим другом стал Люк, и я держалась ближе к нему. Однако твой отец выбрал меня.

Клэри хотела сказать: «Вот ведь не повезло», — но сдержалась. Может, из-за тоски в голосе матери, из-за печали и сожаления. Может, из-за слов о том, как Валентин словно бы излучал свет... Самой Клэри показалось, будто свет излучает Джейс. Сейчас такая мысль выглядит глупой... влюбленные, похоже, думают одинаково.

— Понятно, — сказала дочь. — Тебе тогда исполнилось шестнадцать, но позднее-то выходить за Валентина было необязательно.

— Я вышла за него в восемнадцать. Валентину исполнилось девятнадцать, — буднично ответила Джослин.

— Господи! — ужаснулась Клэри. — Меня бы ты убила, выскочи я замуж в восемнадцать.

— Точно. Однако Сумеречные охотники, мы то есть, живут меньше примитивных, часто гибнут жестокой смертью. Потому стараются успеть все раньше обычного срока. Хотя, даже по нашим меркам, с замужеством я поторопилась. Впрочем, родные — и Люк — радовались. Думали, Валентин — отличная пара. Он и был отличной парой... в юности... Единственный, кто отговаривал меня от свадьбы, это Мадлен. Мы дружили со школы, и, когда я рассказала о помолвке, она заявила, будто Валентин на самом деле эгоистичен и нетерпим и под маской шарма прячется страшная аморальность. Я упрекнула Мадлен в ревности.

— Она и правда ревновала?

— Нет. Мадлен оказалась права. Просто я не хотела слышать обвинений в адрес любимого. — Джослин посмотрела себе на руки.

— Ты раскаялась? Пожалела, что вышла за Валентина?

— Клэри, — устало произнесла Джослин. — Мы жили счастливо, по крайней мере, первые годы. В поместье родителей, за городом. Валентин не хотел жить в пределах Аликанте и то же советовал остальным членам Круга. Хотел избежать любопытных глаз Конклава. Вэйланды поселились всего в миле от нас, недалеко обосновались и прочие: Лайтвуды, Пенхоллоу. Вокруг нас кипела жизнь, работа, и я ощущала себя словно бы в центре мира, подле Валентина. Он же ни разу не дал мне почувствовать себя не у дел, ненужной. Напротив, я стала ключевым элементом Круга. Одной их тех, к чьему мнению Валентин прислушивался. А он все твердил, что без меня ничего не добился бы, остался бы никем.

— Правда? — Клэри с трудом могла представить, как Валентин говорит нечто подобное. Как признается в... слабости.

— Правда... то есть Валентин так говорил — и при этом лгал. Он просто не мог остаться никем. Он родился быть вождем революции. Все больше и больше народу присоединялось к Кругу. Все больше людей заражал Валентин своей страстью, блеском новой мысли. В ту пору он почти не заговаривал о нежити, только о старых, негибких и неверных законах. О реформе Конклава. Дескать, в мире должно быть больше нефилимов, мы должны сражаться с демонами в открытую, не прятаться. Гордо исполнять миссию. Соблазнительная идея: мир, где монстры нас боятся, а примитивные боготворят. Мы были молоды и считали: да, благодарность необходима. И ни о чем не догадывались. — Джослин сделала глубокий вдох, как будто собираясь нырнуть в воду. — Потом я забеременела.

Клэри ощутила холодное покалывание в затылке. Она снова засомневалась, хочет ли слышать правду, в том числе о том, как Валентин превратил Джейса в монстра.

— Мам...

Джослин покачала головой:

— Ты спросила, почему я не рассказывала о брате. Слушай. — Джослин судорожно вздохнула. — Я была счастлива узнать, что скоро стану матерью. Валентин — тоже. Он говорил, будто мечтает стать отцом, помочь сыну стать воином, как ему самому помог отец. «А если родится дочь?» — спросила я. «Девочка тоже станет бойцом, не хуже мальчика», — с улыбкой отвечал Валентин, и мне тогда все казалось идеальным... Затем покусали Люка. Говорят, шансов, что с укусом передастся ликантропия, — один из двух. Я бы сказала: три из четырех. На моей памяти ни один укушенный не избежал инфекции, и Люк — не исключение. В следующее полнолуние он обратился, а наутро пришел к нам на порог, весь в крови и лохмотьях. Я хотела утешить друга, однако Валентин загородил меня, сказав: «Ты беременна». Как будто Люк собирался вырвать у меня дитя из-под сердца. Я по-прежнему видела перед собой Люка. Но Валентин увел его в лес и вернулся позднее один. На расспросы ответил: дескать, Люк в отчаянии покончил с собой. Предпочел... смерть.

Джослин как будто заново переживала горе. Клэри вспомнила, как у нее самой на руках умирал Саймон. Есть в мире вещи, которые не забудутся.

— А на самом деле Валентин просто дал Люку нож, — тихо проговорила Клэри. — И заставил Стивена развестись с Аматис. Только потому, что его шурин стал оборотнем.

— Я не знала. После известия о смерти Люка я словно провалилась в бездонный колодец. Все время спала, ела только из-за ребенка. Примитивные такое состояние называют депрессией, но у нефилимов подобных слов нет. Валентин решил, что у меня трудная беременность, и сказал всем, будто я заболела. Потом и правда напала болезнь — бессонница. По ночам мерещились странные звуки, вопли. Валентин снабдил меня снотворными зельями, но от них только снились кошмары. Очень страшные: словно Валентин вонзает в меня нож или травит удушающим ядом. Утром я просыпалась измученной. О событиях во внешнем мире никто не сообщал. Оказывается, Стивен развелся с Аматис, взял в жены Селин. Я жила как в тумане. Потом... — Джослин сцепила дрожащие руки, — родился ребенок.

Мать надолго замолчала, и Клэри даже решила, что она больше не заговорит. Джослин слепо смотрела на башни, пальцами выбивая на коленях странную дробь.

— При родах мне помогала мать. Ты ее не видела, свою бабушку. Добрейшая женщина. Она бы тебе понравилась, это точно. Мама передала мне сына, и в первый момент я лишь чувствовала, как удобно он лег мне на руки и в какое мягкое одеяльце его запеленали. И макушка его была покрыта светлыми легкими полосками... затем он открыл глаза...

• Предыдущая
• 62/86
• Следующая