Город праха - Клэр Кассандра - Страница 3
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
Зазвонил телефон. Саймон отложил пакет с чипсами и потянулся к аппарату. Клэри удержала его:
— Не отвечай.
— А вдруг Люк звонит из больницы?
— Это не Люк, — сказала Клэри, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Он позвонил бы мне на мобильный, а не тебе на домашний.
Несколько секунд Саймон смотрел на нее, затем кивнул.
— Как скажешь, — промолвил он, готовый на все, лишь бы ей было хорошо.
Клэри подумала, что сейчас ей просто не может быть хорошо. Мама в больнице, опутанная трубками и датчиками. Люк сидит у ее постели, как зомби, скорчившись на пластиковом стуле. А Джейс… Клэри ужасно тревожилась, по десять раз на дню хваталась за телефон, чтобы позвонить в Институт, но так ни разу и набрала номер. Если бы Джейс хотел поговорить с ней, он позвонил бы сам.
Наверное, все-таки не стоило приводить его к Джослин. Она-то надеялась, что мама очнется, услышав голос своего первенца. Увы, ничего не произошло. Джейс неподвижно стоял у постели, и лицо у него было, как у безмятежного иконописного ангела. В конце концов у Клэри лопнуло терпение, она накричала на Джейса, он огрызнулся в ответ и выбежал прочь.
— Вот теперь вы и правда ведете себя как брат с сестрой, — заметил Люк.
Клэри промолчала. Зачем объяснять ему, как она безнадежно мечтает, чтобы Джейс не был ее братом? От собственной ДНК не убежишь, как бы тебе этого ни хотелось. Даже если от этого зависит твое счастье…
Да, с надеждами на счастье пришлось расстаться, зато в доме Саймона ей было очень уютно и спокойно. Она знала Саймона так давно, что помнила еще те дни, когда он спал на кровати в виде пожарной машины, а в углу его комнаты валялись груды деталек конструктора LEGO. Теперь Саймон обзавелся диваном-футоном в японском стиле с ярким полосатым лоскутным одеялом, подаренным сестрой. На стенах висели плакаты рок-групп, место конструктора занимала барабанная установка, а в другом углу комнаты светился экран компьютера с картинкой из World of Warcraft на рабочем столе. Для Клэри все это давно стало таким родным, что она чувствовала себя совсем как дома — тем более ее настоящий дом превратился в развалины…
— Ну вот, опять чибики, — мрачно сказал Саймон, когда все персонажи на экране вдруг превратились в карикатурных младенцев, гоняющихся друг за другом со сковородками. — Переключаю на другой канал, аниме меня достало. Сюжет непонятный, и нет даже намека на секс.
— Конечно нет. — Клэри запустила руку в пакет с чипсами. — Аниме — это благонравное семейное развлечение.
— Если ты в настроении смотреть что-нибудь менее благонравное, могу включить порноканал, — сказал Саймон. — Что лучше: «Бюствикские ведьмы» или «Грязная Диана»?
— Дай сюда! — Клэри попыталась отобрать пульт, но Саймон уже переключил канал, издевательски хохоча.
И вдруг осекся, уставившись в телевизор. Шел старый черно-белый фильм, «Дракула». Бела Лугоши, облаченный в мантию с высоким воротником, скалил острые клыки на выбеленном лице. «Я не пью вина», — произнес он с сильным венгерским акцентом.
— Гляди, паутина резиновая, — улыбнулась Клэри. — Очень заметно.
Но Саймон уже помрачнел, как осеннее небо перед дождем. Он вскочил на ноги, бросил пульт на кровать и пробормотал: «Сейчас вернусь». Впервые с того дня, как мама оказалась в больнице, Клэри пришло в голову, что Саймону тоже приходится нелегко.
Вытирая волосы полотенцем, Джейс хмуро окинул взглядом свое отражение. Исцеляющая руна устранила даже самые серьезные ушибы и кровоподтеки, однако оказалась бессильна против темных кругов под глазами и жестких складок, залегших в углах рта. Голова болела и немного кружилась. Конечно, стоило хоть как-то позавтракать, но он проснулся в ледяном поту от ночных кошмаров, и его так мутило, что хотелось не есть, а как можно скорее отвлечься на любую физическую активность, чтобы боль и льющийся в глаза пот вытеснили все воспоминания о снах.
Отложив полотенце, Джейс с грустью вспомнил о сладком чае из высушенных листьев ночных цветов, росших в зимнем саду, который заваривал Ходж. Этот чай помогал справиться с чувством голода и моментально восстанавливал силы. Теперь Ходжа не было… Джейс как-то попытался сам заварить листья кипятком, надеясь добиться того же эффекта, но у него получилось лишь тошнотворное горькое варево, отдающее пеплом.
Он вышел из ванной босиком, натянул рубашку и джинсы, откинул с лица светлые пряди. Волосы уже лезли в глаза. Мариза обязательно устроит ему разнос — как обычно. Пусть по крови он и не принадлежал к роду Лайтвудов, с ним всегда обращались как с родным — с тех пор, как усыновили после смерти отца. То есть предполагаемой смерти, напомнил себе Джейс, и у него вновь засосало под ложечкой. Последние несколько дней он чувствовал себя тыквой, которую выпотрошили и поставили украшать застывшим оскалом вечеринку на Хеллоуин. Теперь он часто думал: а правда ли хоть что-то из его представлений о себе и о своей жизни? Он считал себя сиротой — это оказалось совсем не так. Считал, что был единственным ребенком, — и вдруг выяснилось, что у него есть сестра.
Клэри.Волна боли накатила с новой силой, но была подавлена, как и раньше. Взгляд Джейса упал на осколок зеркала на комоде, все еще отражавший зеленые ветви и яркое голубое небо. В Идрисе уже смеркалось, и небо темнело кобальтовой синью. Борясь с ощущением пустоты внутри, юноша сунул ноги в ботинки и направился вниз, в библиотеку.
Спускаясь по гулким каменным ступеням, он размышлял о том, зачем Маризе потребовалось поговорить с ним наедине. Что она хочет ему сказать? Она выглядела так, будто намерена влепить ему затрещину со всего размаха… Джейс уже не помнил, когда Мариза последний раз поднимала на него руку. В семье Лайтвудов не применялись телесные наказания, а вот Валентин ими не гнушался. Он изобретал бесчисленное множество самых жестоких способов добиться от сына послушания. Раны на теле нефилима затягиваются быстро, поэтому следы оставались лишь от самых глубоких. Многие недели после смерти отца Джейс осматривал себя в поисках шрамов, которые стали бы напоминанием, хоть какой-то осязаемой связью с ним.
Он подошел к библиотеке, постучал и толкнул дверь. Мариза сидела в старом кресле Ходжа у камина. В свете, льющемся из высоких окон, Джейс заметил седину в ее волосах. В руке у Маризы был бокал красного вина, на столике рядом стоял хрустальный графин.
— Мариза, — позвал Джейс.
Она вздрогнула, пролив вино:
— Джейс… Я не слышала, как ты вошел.
— Помните колыбельную, которую вы пели Алеку и Изабель? В детстве, когда они боялись темноты?
Мариза явно не ожидала такого вопроса:
— При чем тут это?
— Я слышал через стену. Алек тогда спал в соседней комнате.
Мариза молчала.
— Колыбельная была на французском, — добавил Джейс.
— Удивительно, что ты запомнил…
— Мне вы никогда не пели.
— Ты не боялся темноты, — ответила Мариза после еле заметной паузы.
— Кто в десять лет не боится темноты?
Мариза подняла брови.
— Сядь, Джонатан, — сказала она. — Немедленно.
Нарочно, чтобы ее позлить, Джейс неспешно пересек комнату и уселся в одно из кресел с откидывающейся спинкой, стоящих у стола.
— Мне не нравится, когда вы называете меня Джонатаном.
— Почему? Это твое имя. — Мариза смотрела на него испытующе. — Давно ты знаешь?
— Что знаю?
— Не прикидывайся. Давно тебе известно, что Валентин — твой отец?
Джейс поразмыслил над ответом, отвергнув несколько вариантов. Лучшая тактика ведения непростых разговоров с приемной матерью — рассмешить ее. Пожалуй, он был единственным человеком в мире, способным рассмешить Маризу.
— Полагаю, так же давно, как и вы.
Мариза медленно покачала головой:
— Я тебе не верю.
Джейс выпрямился и сжал руки, лежавшие на подлокотниках, в кулаки. Пальцы слегка дрожали. Раньше с ним такого никогда не случалось. Никогда. У него всегда была твердая рука и ровный пульс.
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
