С тех пор, как уснула моя красавица - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 14

• Предыдущая
• 14/59
• Следующая

Она, конечно, не могла видеть растерянного лица Денни, который терпеливо прождав у Сент-Реджиса, следовал за нею по Пятой Авеню и заметив, что Нив направилась к парку, уже был уверен, что удача у него в руках.

В два часа ночи Нив внезапно проснулась. Ей приснилось, что она стояла перед шкафом Этель, составляя список.

Список.

«Надеюсь, она сгорит от жары, где бы ее ни носило».

Вот-вот, теплая одежда. Соболя. Жакет. Накидка. «Барберри». Пальто. Дубленка. Все было на месте.

Этель отдала свою статью в четверг, а в пятницу она уже исчезла. В эти дни было ужасно холодно и ветрено. В пятницу к тому же был сильный снегопад. Но все зимние вещи Этель висят в шкафу...

Никки Сепетти поежился в своей толстой куртке, которую связала ему жена в тот год, когда он угодил в тюрьму. В плечах она все еще была ему впору, но на животе висела свободно, ведь в тюрьме он потерял тридцать с лишним фунтов.

От его дома до пляжа был всего один квартал. Он лишь махал руками в ответ на кудахтанье жены: «Надень шарф, Никки, ты забыл уже, как сильно иногда дует с океана», и вышел на улицу. Соленый ветер ударил ему в ноздри, и он с благодарностью глубоко вдохнул. Никки рос в Бруклине, и когда он был маленьким, мама возила его на пляж в Рокавэй Бич. Спустя тридцать лет он купил дом в Бель Харбор, чтобы Мария и дети могли проводить там лето. После того, как его посадили, жена насовсем переселилась сюда.

В прошлую пятницу истекло ровно семнадцать лет! Его первый глоток воздуха вне тюремных стен вызвал боль в груди. «Избегайте переохлаждения», — предостерегал его врач.

Мария приготовила роскошный обед. «Добро пожаловать домой, Никки» — красовался плакат на стене. Он чувствовал себя настолько ослабевшим, что ушел, не высидев до конца обеда, и лег в постель. Звонили дети, Ник-младший и Тесса. «Папа, мы любим тебя», — говорили они.

Он не разрешал им навещать его в тюрьме. Тесса только поступила в колледж, когда он сел. Сейчас ей уже тридцать пять, у нее двое детей и она живет в Аризоне. Муж зовет ее Терезой. Ник-младший взял себе девичье имя матери. Теперь он Николас Дамиано, примерный гражданин и налогоплательщик, живет в Коннектикуте.

Никки просил их не приезжать: «Подождите, пока угомонятся газетчики».

Оба выходных он и Мария провели в доме, почти не общаясь — два чужих человека. На улице их караулили журналисты с телевизионными камерами.

Но сегодня утром он вышел. Новость уже потеряла свою актуальность. Бывший уголовник, к тому же больной — вот кто он теперь. Никки вдохнул поглубже и почувствовал, как соленый воздух наполняет его легкие.

Какой-то бритоголовый парень, один из тех, в спортивных костюмах, что бежали впереди Никки, остановился. «Рад видеть вас, мистер Сепетти. Вы прекрасно выглядите».

Никки покосился на парня. Ему неприятно было слушать эту чушь. Он-то знал, как он выглядит. Всего лишь полчаса назад, выйдя из-под душа, он подробно и безжалостно исследовал свое отражение в зеркале на двери в ванной. Макушка основательно полысела, лишь вокруг еще держались остатки былой шевелюры. «Соль и перец», — называл его черные с проседью волосы тюремный парикмахер, когда он только начал отбывать срок. То, что осталось от них сейчас было грязно-белого или тускло-серого оттенка, как ни назови, один черт. Нельзя сказать, что дальнейшее исследование принесло ему удовлетворение. Даже будучи молодым и привлекательным, он не любил свои глаза навыкате, но сейчас они и вовсе казались ему каменно-неживыми. Из-за бледности кожи стал хорошо заметен старый шрам на щеке. То, что он потерял вес, не сделало его стройнее, наоборот, он напоминал сам себе подушку, из которой вытряхнули половину перьев. Мужчина под шестьдесят. Когда он оказался в тюрьме, ему было сорок два.

Никки узнал этого парня, который загородил собой весь тротуар. Он жил через два или три дома от него, Никки только не мог припомнить его имя. А тот так и сиял, обнажая в нервной улыбке лошадиные зубы.

"О да, я прекрасно выгляжу, спасибо, " — сказал Никки. Его голос должно быть прозвучал раздраженно, потому что бегун явно почувствовал себя неуютно. «Как бы там ни было, я рад, что вы вернулись, — сейчас его улыбка уже выглядела натянутой. — Прекрасный день, не правда ли? Холодно, но все-таки чувствуется весна».

«Да, да, — проборматал Никки, а про себя подумал, — Если бы мне нужен был прогноз погоды, я бы послушал радио». Он поднял руку в прощальном жесте и прибавил шагу, пока не дошел до пляжа.

Ветер взбивал океан в пену. Прислонившись к перилам, Никки вспомнил, как ребенком любил кататься на волнах в шторм. Мать всегда кричала ему: «Не заходи далеко! Смотри, захлебнешься».

Не чувствуя усталости, он шел по берегу вдоль 98-ой улицы, пока не дошел до «Русских горок». Тут он повернул назад. Ребята приедут забрать его. Они сперва зайдут в клуб, а потом пообедают на улице Малберри. Дань уважения, не более — он не обманывал сам себя. Семнадцать лет — слишком долгий срок. Ребята последние годы ворочают такими делами, куда он не дал бы им и близко подойти. Уже прошел слух о том, что он очень болен и ему лучше никуда не встревать: не можешь, не берись.

Джо сидел на скамье подсудимых вместе с ним. Тот же самый срок. Но Джо вышел через шесть лет, его выпустили под залог. Сейчас он на свободе.

Он бы тоже мог быть отпущен, но... Майлс Керни. Вот кого надо благодарить за эти лишние одиннадцать лет.

Никки наклонил голову под ветром. Ему пришлось отведать еще две горькие пилюли — его дети. Они твердят, что любят Никки, но они стесняются его. Когда Мария приезжала навестить сына или дочь, она представлялась их друзьям, как вдова.

Тесса. Господи, да она же обожала его в детстве. Может, он был не прав, запрещая им видеться с ним все эти годы? Мария приезжала к нему регулярно. Но в Коннектикуте она называла себя миссис Дамиано. Ему бы хотелось увидеть детей Тессы. Но ее муж считал, что надо подождать.

Мария. Никки затаил обиду на нее за все эти годы ожидания. Даже хуже, чем обида. Она изо всех сил притворялась, что рада видеть его, но глаза смотрели холодно, с затаенным презрением. Прочитать ее мысли было несложно: «Для чего ты все это делал, Никки? От нас отвернулись даже наши друзья». Ей всего пятьдесят четыре, а выглядит она лет на десять старше. Мария работала в отделе кадров в госпитале. Она могла бы и не делать этого, но, устраиваясь на работу, она сказала ему: «Я не могу сидеть дома и пялиться на стены».

Мария. Ник-младший, нет, Николас. Тесса, нет, Тереза. Так ли уж они горевали, если бы с ним в тюрьме случился сердечный приступ? Может, если бы он вышел через шесть лет, как Джо, еще можно было бы что-то вернуть. А сейчас поздно, слишком поздно. Из-за этих лишних одиннадцати лет, что он отсидел благодаря Майлсу Керни. И он бы еще сидел, если бы им удалось что-нибудь придумать, чтобы не выпускать его вовсе.

Никки миновал 98 улицу и только тогда сообразил, что так и не заметил старого громыхающего сооружения «Русских горок». Это заставило его повернуть и пойти обратно, чтобы убедиться, что их не снесли. Он шел, стараясь попадать в собственные следы, засунув поглубже руки в карманы, ссутулившись под ветром. Во рту его прочно держался горький желчный привкус, который он старался заглушить, облизывая языком соленые от ветра губы...

Подойдя к дому, Никки увидел, что его ждет машина. За рулем сидел Луи, один из тех парней, на которых он всегда мог рассчитывать. Луи не забывал сделанного ему добра. «К вашим услугам, Дон Сепетти, — приветствовал Луи Никки. — Как приятно снова сказать это». Луи говорил искренне.

Никки уловил затаенную враждебность, промелькнувшую в глазах Марии, когда он вошел в дом сменить свитер на пиджак. Он вспомнил, что как-то в школе, когда ему приходилось писать небольшие сочинения на тему прочитанных рассказов, он писал об одной вдове, которая считала своего исчезнувшего мужа погибшим и «довольно неплохо устроилась в жизни будучи вдовой». Мария тоже чувствовала себя достаточно комфортно в жизни без него.

• Предыдущая
• 14/59
• Следующая