Сибирочка - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/36
- Следующая
Ее ноги подкашивались от слабости и усталости. Глаза ее слипались. Она едва добрела до лавки и, совсем обессиленная, упала на нее.
— Бедняжка, погоди спать немного, — проговорил ее спутник, — я дам тебе хлеба и немного мяса.
Хлеба и мяса! Об этом до сих пор не смела мечтать Сибирочка с той минуты, как увидела пустые дедушкины силки. А она была так голодна, так голодна, бедняжка!
— Вот, кушай на здоровье… Только скорее, ради Бога, а то придут наши и, чего доброго, отнимут еще! — с озабоченным видом говорил Андрей, протягивая девочке большой ломоть хлеба с куском жареной дичи.
У Сибирочки глаза разгорелись при виде лакомого съестного. Она взяла хлеб из рук мальчика и стала с жадностью есть. Но вдруг, словно вспомнив что-то, разломила свою порцию на две равные части и, передавая одну из них мальчику, пробормотала:
— Дай это дедушке, когда его приведут, он тоже голоден, бедный!
Когда все до крошки было уничтожено девочкой, она снова почувствовала убийственную усталость во всем теле. Сон сковывал отягощенные веки. Сладкая истома разлилась по всем членам. Она упала белокурой, со свесившимися с нее кудрями, головкой на стол и в тот же миг погрузилась в сладкое забытье.
Черноглазый Андрей неслышно приблизился к спящей. Он осторожно поднял ее на руки и понес в маленькую каморку-боковушку, находившуюся подле первой горницы избы.
— Бедная девочка, — прошептал он тихо, укладывая Сибирочку на пол, поверх старого тулупа, валявшегося здесь, и заботливо подпихивая ей под голову подушку в довольно-таки нечистоплотной ситцевой наволочке. — Бедная крошка, если бы ты знала, куда попала, в чье страшное гнездо забросила тебя судьба, не спала бы ты так безмятежно и крепко, бедная маленькая девочка!
Глава VI
Сладкий сон и горькое пробуждение
Сибирочка спала, и ей снились сладкие сны.
Ей чудилось, что снова стоит красное лето, сверкает и палит жаром светлый июньский денек. А в тайге так прохладно и хорошо! Тень густолиственных деревьев так славно защищает от назойливых лучей солнышка! По ветвям прыгают белки, рыженькие и пушистые обитательницы леса. Дедушка давно обещался поймать и подарить своей Сибирочке такого маленького хорошенького рыженького зверька. А кругом цветов-то, цветов сколько! Чего-чего только нет: и брусника, и кукушкины слезки, и богородичная травка пестреет…
Затихла тайга и словно улыбается ей. И дедушка улыбается тоже. Дедушка так счастлив, что сегодня хороший улов дичи. Вон сколько рябчиков и тетеревов набежало в расставленные силки. Глупенькие! Прельстились зерном, которое рассыпал для них в ловушках дедушка! Как жаль, что у дедушки нет ни ружья, ни денег, чтобы купить его, а то какой же он без ружья охотник? Впрочем, и без ружья им дичи довольно.
А солнце уже заглядывает в темную чащу, уже золотит верхушки кедров и дубов… Вон прыгает опять с ветки на ветку шалунья белка… Вон спускается… Вот бы поймать!..
И Сибирочка кидается опрометью вдогонку за пушистым зверьком. Но что это? Белка не боится девочки, не бежит от нее… Она сама поджидает ее, и, чуть только приблизилась к ней Сибирочка — скок! — белка очутилась у нее на плече. Вскочила и впилась неожиданно острыми зубками в тело испуганной девочки.
«У-у, сердитая белочка! Зачем ты так кусаешь плечо? — негодует Сибирочка на зверька. — Ой, пусти, больно же, больно мне!»
Но белка и ухом не ведет. Ее зубы впиваются все глубже, все сильнее в плечо Сибирочки.
— Больно, больно, — уже кричит в голос дитя, — пусти! Пусти меня!
И просыпается, вся взволнованная от своего тревожного сна. Ее плечо ноет нестерпимо, но не от укуса маленьких зубков зверька. Нет! Сильные, крепкие, как железные когти, пальцы впились в него. Страшный сердитый старик, знакомый уже Сибирочке по ночной встрече, стоит над нею и, больно схватив ее за плечо, теребит ее изо всех сил.
— Встанешь ли ты, наконец, лентяйка! Сколько времени не могу добудиться. Ишь, разоспалась, как барыня!.. Вставай сейчас! — грубо и резко звучал над нею его хриплый голос.
Как встрепанная вскочила на ноги Сибирочка, не понимая в первую минуту, где она находится и что произошло с нею. Но мало-помалу сознание вернулось к ней, она вспомнила все: и дедушку, обмершего на снегу, и страшных мохнатых людей, и все то, что приключилось с нею вчерашним днем и вечером в тайге. И ей стало разом жутко и тоскливо.
— Где мой дедушка? Куда вы дели моего дедушку? — громко плача, крикнула она.
— Молчать!.. — прогремел над нею свирепый голос. — Если ты не замолчишь сейчас же, я…
Тут глаза страшного старика так злобно сверкнули из-под нависших бровей, что Сибирочка задрожала всем телом.
Страшный же старик, видя, что девочка замерла от ужаса, несколько понизив голос, снова сказал:
— Мы все уйдем отсюда на работу, а ты изволь сготовить нам поесть. Вот там крупа и соль в горшочках… Хлеб найдешь в ящике стола. Дичи нет под рукою. Дичь будем есть завтра, а пока сваришь нам кашу, да получше смотри, не то быть тебе наказанной с первого же дня… А про дедку твоего ты забудь… Дедко твой помер… Мы его и схоронили в лесу. К дедке тебе не воротиться уже больше, как ты ни реви… Я тебя оставляю у нас в лесной норе. Ты на меня и на сыновей моих стряпать будешь, стирать, полы мыть, убирать избу нашу, а то и иначе поработаешь на нас… Гляди же, чтоб ни крику, ни реву не слышно было. Да как звать-то тебя?
— Сибирочкой! — всхлипывая, прошептала девочка, которую весть о смерти деда поразила, как гром.
— Диковинно что-то! — захохотал грубым голосом старик.
— Дедушка так звал меня, — ответила девочка.
— Ну, а имя-то есть у тебя какое, христианское? — спросил опять старик.
— Имя мое Шура, только дедушка никогда меня так не называл, — еще тише роняла сквозь слезы девочка.
— Ну ладно! Шурка так Шурка! Так и будем звать. Ну, так помни же, Шурка, чтобы, как солнышко поднялось, значит, была бы у меня каша да щи разогреты, вот в том котелке! Да чтобы слез не было, а не то живо плеткой осушу!.. Эй, сынки, марш на работу, нечего вам лежебочничать, не праздник сегодня! — приоткрыв дверь из боковушки в горницу, крикнул старик, обращаясь к сыновьям.
— Идем, батюшка! — отозвались сиплые голоса оттуда.
И оба парня, которых Сибирочка при тусклом свете маленькой керосиновой лампы могла теперь разглядеть вполне, появились на пороге.
— Хорошенькая девочка, — произнес старший из них, коренастый и сильный, но некрасивый юноша лет двадцати семи.
— Такая-то много милостыни насбирает. Больно жалостлив народ к таким смазливеньким ребяткам, — подхватил его брат, такой же рыжий, весноватый, некрасивый, как и первый, только годом или двумя помоложе его.
— Ну, вот и пошлем, когда малость пообвыкнет с нами! Все же заработок лишний… Не даром же хлебом кормить эту дармоедку, — вставил свое замечание старик.
И все трое, переговариваясь и пересмеиваясь между собою, вышли из землянки, плотно закрыли за собою двери и два раза повернули за собою ключ в замке.
Сибирочка осталась одна-одинешенька в чужой и жуткой ей обстановке. Но ни страха, ни ужаса не было теперь в ее душе. Ее бедное маленькое сердце замирало от горя. Только сейчас она убедилась, поняла вполне, что ее дедушка умер, что его уже зарыли в могилку и что никогда, никогда не увидит она больше своего доброго старичка…
Слезы брызнули из ее глаз, и она глухо зарыдала, упав на лавку.
Глава VII
Голос из-под земли. — Тайна раскрывается
Долго плакала Сибирочка. Потом ее слезы стали стихать. Горе, вырвавшееся наружу, было слишком велико, чтобы было можно выплакать его слезами. К тому же девочка вспомнила вовремя, что ее дедушка не раз наказывал ей не плакать о нем после его смерти, а то ему было бы больно видеть горе Сибирочки оттуда, с небес, куда Бог взял теперь успокоившуюся душу старика.
- Предыдущая
- 6/36
- Следующая
