Волчица и пряности (ЛП) - Хасэкура Исуна - Страница 28

И не было торговца, который после этих слов не вздохнул бы горестно при мысли о том, что его теперь ждет.

- Я тоже торговец; конечно же, я понимаю.

Вот и все, что смог выдавить из себя Лоуренс.

- Все очень просто. Из ровно ста румионов, на которые ты закупил военное снаряжение в Доме Латпаррона, в долг ты потратил, если верить долговой расписке, сорок семь и три четверти. Все, что тебе нужно, - это вернуть их нам. Правда, в договоре указан крайний срок. Ты должен понимать, что это значит, верно?

После этого заявления Лоуренс почувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя воздушный шарик, из которого вышел весь воздух. Впрочем, человек, который произнес эти слова, Ремарио, и сам выглядел как сдувшийся шарик.

Запавшие глаза, ввалившиеся щеки – его внешний вид трудно было описать иначе как «изможденный». Его рубаха, судя по всему, была не стирана уже несколько дней, глаза нездорово блестели. Он и так обладал довольно щуплой фигурой, а тут еще лицо его почернело от усталости – в целом Ремарио напоминал маленького раненого медведя.

Истина заключалась в том, что он и впрямь был ранен, причем смертельно.

Владелец Гильдии Ремарио Ганс Ремарио дожил уже до тех лет, когда волосы начинают седеть. Не озаботившись даже тем, чтобы пригладить волосы, он продолжил свою речь.

- Я надеюсь, что ты сможешь выплатить свой долг сразу. Если этого не произойдет...

Если бы Ремарио приставил Лоуренсу нож к горлу, и то Лоуренсу было бы легче, чем сейчас.

- ...мы вынуждены будем требовать возмещения у Торговой Гильдии Ровена.

Это была самая страшная угроза для торговцев, принадлежащих к иностранным отделениям гильдий.

В мгновение ока иностранное отделение, бывшее некогда для бродячего торговца вторым домом, становится местом, где взыскивают его долг.

И тогда бродячий торговец, бросивший дом ради дороги, теряет единственное место, где его душа чувствует себя спокойно.

- Однако крайний срок уплаты долга – послезавтра. Значит, у тебя два дня. Когда эти два дня пройдут, пожалуйста, заплати сорок семь и три четверти румиона.

Эта сумма была не из тех, что можно собрать за каких-то два дня. Даже если Лоуренсу удастся собрать все деньги, что были должны ему самому, у него и половины не наберется.

На один румион можно было жить три месяца; из этого даже ребенку должно быть ясно, какая большая сумма – сорок семь румионов.

Разумеется, это понимал и похожий на маленького медведя Ремарио; потому-то он и сказал то, что сказал.

Разорение.

Это слово всплыло у Лоуренса перед глазами.

- Кстати, как ты собираешься избавиться от снаряжения, которое у тебя в повозке? Где бы ты ни попытался его продать, скорее всего, тебе придется отдать его почти даром, иначе его у тебя никто не купит.

Ремарио улыбнулся, насмехаясь скорее не над Лоуренсом, а над самим собой.

Глава Гильдии Ремарио оказался в столь плачевном положении именно из-за внезапного падения цен на оружие и доспехи.

Церковный город Рубинхейген снабжал всем необходимым рыцарей, наемников и церковников, направляющихся на север карать и обращать язычников. Именно поэтому наиболее стабильный доход здесь приносили оружие, доспехи и Священные писания.

Кроме того, каждый год с наступлением суровой северной зимы Рубинхейген предпринимал крупномасштабную экспедицию. Это была традиция – экспедиция предпринималась в ознаменование дня рождения Святого Рубинхейгена; участвовало в ней множество наемников и рыцарей из самых разных стран, и благодаря этому военное снаряжение, Священные писания, зимние одежды, еда и целебные травы пользовались здесь огромным спросом.

В этом году экспедиция в последний момент была отменена. Между языческими землями, в которые она должна была направиться, и Рубинхейгеном лежала обширная территория другой страны. Сейчас в этой стране царил политический хаос, из-за чего отношения ее и Рубинхейгена стремительно ухудшались – что и привело к отмене экспедиции. Проблемы в отношениях двух стран можно было бы легко решить, будь это обычная страна; но она лежала близ земель язычников и очень терпимо относилась к языческим верованиям. В ее пределах тоже располагалось немало языческих городов, ближайшим из которых была Рамтора. Прежде эти языческие города тихо пропускали экспедиции, поскольку не вмешивались в чужие традиции; теперь же никто не мог гарантировать, что язычники не нападут. В ежегодных экспедициях участвовал либо сам архиепископ, возглавляющий всю епархию, либо близкие родственники императора Великой Южной Империи, так что подобные риски были абсолютно недопустимы.

Поэтому иного выхода, кроме отмены экспедиции, не было.

Одного взгляда на печальное состояние Гильдии Ремарио, работавшей в Рубинхейгене уже много лет, было достаточно, чтобы понять, каким потрясением известие об отмене экспедиции оказалось для торговцев. И все же Лоуренс должен был обнаружить все это гораздо раньше. Узнав о банде наемников, которая обычно орудовала в северных землях, а теперь шаталась неподалеку от Рубинхейгена – уже тогда он должен был понять, что это знак, что произошло что-то, имеющее отношение к военным действиям.

Более того, стоило немного подумать о падении цен на военное снаряжение и о том, как эти сведения распространялись, - и становилось ясно, что владелец Торгового Дома Латпаррона уже знал о падении цен, когда Лоуренс покупал в Поросоне военное снаряжение.

Иными словами, Лоуренс думал, что ему удалось воспользоваться слабостью своего противника и вынудить его заключить чрезвычайно выгодную для Лоуренса сделку, в то время как на самом деле Лоуренс сам попал в ловушку, купив обесценившиеся доспехи.

Должно быть, владелец Торгового Дома Латпаррона в душе просто покатывался со смеху, когда ему удалось продать Лоуренсу товар, цена на который уже рухнула, за такие хорошие деньги. Более того, он наверняка знал, что из-за падения цен не получит назад те деньги, что одолжил Лоуренсу, и, чтобы избежать проблем, он передал права деньгодателя своему давнему партнеру, Гильдии Ремарио – это и ей должно было хоть как-то помочь.

Во всей этой путанице прибылей и убытков Лоуренсу досталась короткая соломинка.

Поражение было настолько тяжелым, что Лоуренсу хотелось положить конец этому кошмару здесь и сейчас.

И все же в конце концов он смог собраться и изобразить спокойствие.

- Я найду способ продать его за хорошую цену, вот увидите. Давайте договоримся, что я верну долг послезавтра. Это вас устроит?

- Вполне. Буду ждать с нетерпением.

Оба обливались холодным потом – его хватило бы, чтобы затушить небольшой костер. Но при этом оба изо всех сил старались вести себя вежливо, не давая разговору выйти за рамки деловых переговоров. Так они сохраняли свою мужскую гордость.

Теперь вопрос стоял об их гордости как торговцев.

Увидев, что Лоуренс поднимается со стула, Ремарио произнес, словно прощаясь:

- На случай нужды, думаю, тебе следует знать вот что. Торговые палатки нашей гильдии стоят у всех городских ворот. Если тебе что-то понадобится – обращайся в любую из них.

Истинное значение слов Ремарио было таким: пытаться бежать из Рубинхейгена бесполезно.

- Продавцы наверняка будут заняты делом. Благодарю за предложение, но не думаю, что такая нужда возникнет.

Если бы сейчас Хоро была вместе с ним, она, должно быть, лишь усмехнулась бы при виде того, как двое мужчин бравируют друг перед другом. Лоуренс, однако, действительно хотел потягаться с Ремарио. По правде сказать, они оба были на пределе.

Когда человек разоряется, для общества он становится мертв. Это даже хуже, чем жизнь нищего, терзаемого изо дня в день холодом и голодом. Если его ловит деньгодатель, все его вещи отбирают и продают – даже волосы сбривают с головы и продают. Если у него красивые зубы, их вырывают, чтобы вставить кому-то вместо его родных. Даже его свободу могут продать, и он до конца своих дней будет горбатиться в руднике или на галере. Но это еще можно считать удачей. В худшем случае его делают козлом отпущения за преступления, совершаемые аристократами и просто богачами, и наказывают за эти преступления. Когда он умирает, некому будет не только выкопать ему могилу, но даже просто оплакать его смерть.