Оборотень (СИ) - Нечаева Екатерина "Etcetera" - Страница 26

— Какая разница? — прошипел Сев, забирая у меня маску.

— Стой, Сев. — я шарф распутала и стала его шерсть сухим концом от снега оттирать, а то совсем простынет бедолага. Лапы откинет, а с кем тогда мне от проклятия избавляться. Кошак устало терпел.

— Ну вам то может и никакой, а мне любопытно.

— Сев, что он сказал тебе?

— Не сейчас. Приедем домой. — отстранил мою руку, напялил маску. Я поморщилась.

— По мне, так без нее лучше. Вот когда я маленькая была, к нам в деревню ярмарка приезжала, и там у одного лицедея такая же маска была…

— Спасибо, Йин, ты умеешь польсти…

— Да не, я про то, что тот искусник всех злодеев вечно играл, и мне потом кошмары частенько снились. Ну с этим типом, который в маске. Ну вот Сев, это я про то, сними маску, достал уже.

Он только покрепче завязки на затылке закрепил. Мне в седло залезть помог, а сам рядом пошел, под уздцы лошадь ведя. Когда мне Сев забираться помогал, я отлично почувствовала, как у него слегка дрожат руки.

Обратная дорога, что странно, показалась короче. То ли потому что ветер теперь дул в спину и подгонял, то ли потому что лошадь лишилась одного всадника и теперь шла быстрее, а с нею и проводник, и Сев поторапливались. До ворот Хаанна мы добрались быстро, уже вечерело, но до настоящих сумерек было далеко. У дома я знакомых лошадей увидала. Значит, герцогиня Лилиан опять в гости заявилась. Они даже в дом еще зайти не успели, только спешивались. Она как Сева издали увидела, аж затряслась. Что-то своим телохранителям приказала и те быстро ушли, не оглядываясь, даже лошадей побросали, видать, очень уж она хотела с Севом один на один встретиться.

Поганое у меня было какое-то предчувствие, прям как перед той поездочкой в мертвячий лес. Или перед тем, как Талс, полудурок, меня одному аристократу продал, который сразу меня в своей конюшне запер, а уж когда я выбралась, так потом еще три лунных месяца по всем городам и деревням воров разыскивал. Злопамятный уж шибко оказался. Мы тогда с Талсом одни сухари грызли, потому как ни лешего на мне не заработаешь, пока все такую приметную лошадку ищут. По спине холодок побежал. Уж точно щас чего-то нехорошее будет.

— Приветствую, Лилиан. Может, лучше зайдешь в дом? Здесь довольно холодно.

Она подошла к нам ближе, с каким-то странным, напряженным выражением лица. Глаза у нее лихорадочно блестели. А потом резко подалась вперед, срывая маску. Тайрен присвистнул, я двинула его локтем в бок, чтоб заткнулся. Лица Сева я не видела, он спиной стоял, зато отлично видела, как герцогиню, полную терпимости, безнадежного обожания и готовности вытерпеть любые шрамы и уродства, теперь медленно, но отчетливо перекашивает от кучи непередаваемых чувств.

* * *

— Мне все равно! Слышишь? Мне все равно, как ты выглядишь!!

Лилиан вдруг резко рванулась вперед и содрала с него маску. Вырвала завязки с корнем. И замерла со сжатым в тонких пальцах фарфором, не отрывая от него взгляда. Ему хотелось закрыть глаза, закрыть лицо, притвориться, что всего этого не было. Но он позволил ей смотреть. Лилиан хотела видеть. Уже ничего не исправить и некуда бежать, сколько ни бей зеркала, ему не изменить свое отражение. Пусть видит, устало подумал он. Все. Закончено.

Он никогда бы не хотел встретить у кого-то еще такой взгляд. И такое выражение лица. Через пару мучительно долгих мгновений она закатила глаза и упала.

Йин медленно подошла ближе, попинывая носками сапог снег. Он обречено и зло посмотрел на ее склоненную белобрысую макушку, но вместо насмешки она сочувственно, сожалеюще пробормотала. — Я молчу, Сев. Я молчу.

Ей явно хотелось сказать хоть что-то, но в кои-то веки она никак не могла подобрать слов.

Он поднял герцогиню Эверскую на руки, собираясь занести в дом, но она неожиданно открыла глаза, посмотрела на него и дико, непередаваемо заорала. Вырвалась, царапая его одежду и с визгом кинулась к лошади. Поймать напуганную зверюгу сразу не удалось, и некоторое время дрожа от ужаса, она пыталась забраться в седло.

— Я молчу, Сев, я молчу. — явно желая утешить, бормотала рядом Йин, тоже наблюдая за тем, как затравленно мечется между лошадьми герцогиня Эверская, пытаясь хоть кого-то оседлать.

Лилиан снова посмотрела в его сторону, словно пытаясь понять, не обманывают ли ее глаза, и завизжала еще громче.

— Я молчу, Сев. Ты не волнуйся.

Она наконец влезла на лошадь и с ходу пустила ее в галоп. Он смотрел ей вслед долго и, пожалуй, с сожалением, с сожалением не о ней, а о себе. Перед его глазами стояло его одиночество, то, которое ему предстоит, одиночество пустых комнат, одиночество, не заполненных ничем вечеров у камина. Его одиночество, отделенное от остальных людей гладкой поверхностью фарфоровой маски. Люди не любят чудовищ, самое большее, что можно от них добиться, жалость. Если он не снимет проклятье, то что его ожидает? Одиночество, пустота и режущее, острее ножа, сострадание.

— Сев…

Он не пошевелился. Всадница почти скрылась из виду, но ее вопли и жалобное бормотание, скорее даже поскуливание под нос, не затихали. С его слухом он отлично их различал.

— Я молчу, Сев, я молчу. Я молчу, Сев. Ты правда не волнуйся.

— Да, умеешь ты впечатлять женщин, приятель. — сказал подошедший проводник.

Он почувствовал, как каменеет от ярости его морда и удлиняются клыки. Медленно повернулся к нему и долговязый парень едва увернулся от когтистой пятерни. Скорее чудом, чем благодаря реакции. Кто-то сзади обхватил его за пояс, уперся ногами, не давая качнуться вперед и завершить новый удар. Противник был совсем слабым, но он на мгновение отвлекся, и это помогло придти в себя. Пелена бешенства медленно спадала

— Да, не зря я молчала. — задумчиво пробормотала Йин, поднимаясь с мерзлой, покрытой снежком земли, посмотрела на Тайрена. — Эй, ты мой должник.

Севэриан хмуро оглядел ее, ища повреждения, которые мог в запале бешенства нанести. Нет, вроде все в порядке, бледная только немного. Йин внезапно зашевелила губами, беззвучно проговаривая прошлую фразу и просветлела лицом. — Ты мой должник! То есть ты мне жизнь должен… то есть теперь уже не должен. Я отдаю тебе этот долг и ты не будешь должен спасать меня, если что-то случится… — она взъерошила волосы и с надеждой прибавила. — Думаешь, фея на это купится?

— Увидим. — ответил он и задумчиво посмотрел в ту сторону, куда ускакала герцогиня. Закатное солнце щедро расплескивало последние лучи по городу, и первый снег казался красноватым, будто покрытым ржавчиной. — Увидим.

***

У него оказались глаза насекомого. Фасеточные глаза насекомого и жвала, выступающие в уголках губ, покрытые слоем хитиновой чешуи, они слегка шевелились, когда колдун говорил. Глаза Джарриго напоминали мертвые зеркала, которые сеть трещин разбила на десяток равных пятиугольных осколков. И в них Севэриан видел себя. Себя, оскалившегося, устрашенного, полного отвращения. Рот у колдуна был узким, почти безгубым, щеки впавшими и землисто бледными, подбородка тоже почти не было. На спине был горб, скрытый мантией, и при каждом движении слышался звук, словно костяные чешуйки терлись друг о друга под тканью. — Все сюда приходят что-то просить. Ты тоже пришел просить? — сказал он и улыбнулся. По крайне мере сделал нелепую и пугающую попытку. Жвала делали его рот почти неподвижным.

"Никто не понимает нас, верно? Совсем не понимает. — найдя такого же измененного Изгнанник развеселился и даже стал не прочь поболтать. — Человеческая ветвь устарела и зашла в тупик. — тонкими когтистыми пальцами он провел по его лицу. Прикосновение было мягким и безжизненным, словно его трогали ветви дерева, но Севэриан не смог сдержать оскала. По спине бежала крупная дрожь, холодная дрожь, хотелось отступить, и шерсть поднималась на всем его теле дыбом. Но он остался. — Альвы слишком неизменчивы, тролли грубы и аляповаты. Дармы закопались под землю в своей исконной боязни неба. Но ты, ты прав, дитя, что изменился. Как интересссно… Боги велели нам меняться, лишь так можно добиться совершенства. Я вижу такие краски мира, какие никто и не представлял себе. Я слышу то, чего никто не слышал. Но до совершенства еще далеко… я покажу тебе. Я покажу. Ты хочешь стать еще совершеннее?"