Неугомонный - Манкелль Хеннинг - Страница 66
- Предыдущая
- 66/103
- Следующая
— Клару с собой не возьмешь?
— Приеду одна, и очень скоро.
В начале четвертого Линда зарулила во двор и резко затормозила, чтобы не стукнуть машину Байбы. Валландер всегда тревожился, что она ездит слишком быстро. Но всегда радовался, когда она приезжала не на мотоцикле. Так он ей и говорил. А в ответ каждый раз слышал фырчание.
Байба уже проснулась, выпила немного воды и еще чашку чая. Валландер украдкой заметил, как она сделала себе укол в бедро. На миг мелькнувшая перед глазами нагота вызвала прилив отчаяния, оттого что все миновало, не воротишь, не переживешь все вновь.
Она долго пробыла в ванной. А когда вышла оттуда, выглядела менее усталой, чем раньше. Необычайно важная для него минута — Байба и Линда поздоровались. Валландеру показалось, он снова видит ту Байбу, которую много лет назад встретил в Латвии.
Линда совершенно естественно обняла ее, сказала, что рада наконец-то познакомиться с великой любовью отца. Валландер смутился и вместе с тем обрадовался, глядя на них обеих. Если б Мона, хоть он сейчас и зол на нее, была здесь, а Линда держала на руках Клару, здесь бы собрались все четыре главные и по-своему единственные женщины в его жизни. Великий день в разгар лета, в разгар времени, когда старость коварно подкрадывается все ближе.
Услыхав, что Байба еще ничего не ела, Линда немедля отправила Валландера на кухню приготовить омлет. В открытое окно донесся смех Байбы, который разбудил в нем еще более яркие воспоминания, на глаза навернулись слезы, и он подумал, что становится сентиментальным. Раньше такое случалось разве что после выпивки.
Они расположились в тени, в саду, поели. Валландер большей частью слушал, а Линда расспрашивала о Латвии, где никогда не бывала. На миг возрождается семья, подумал он. Но скоро все кончится. И что останется? — вот самый трудный вопрос.
Через час Линда стала собираться домой. Она прихватила с собой фотографию Клары, показала Байбе.
— Она будет похожа на своего дедушку, — сказала Байба.
— Боже сохрани, — вставил Валландер.
— Не верьте ему, — сказала Линда. — Он только и мечтает, чтобы Клара походила на него. Мы еще увидимся. — Она встала: пора домой.
Байба не ответила. О смерти они не говорили.
Оставшись вдвоем, они вдруг начали рассказывать о своей жизни. Байба задавала множество вопросов, и он старался, как мог, ответить. Оба по-прежнему жили одиноко. Лет десять назад Байба попробовала завести отношения с неким врачом, но через полгода отказалась от этой затеи. Детей у нее нет. Валландер так и не понял, жалеет она об этом или нет.
— Хорошая была жизнь, — сказала она, как бы подводя итог. — Когда наконец открыли границы, я смогла путешествовать. Жила экономно, писала статьи для журналов, консультировала предприятия, которые хотели обосноваться в Латвии. Больше всех платил шведский банк, сейчас крупнейший в нашей стране. Два раза каждый год я путешествовала и теперь знаю о мире, в котором живу, много-много больше, чем в ту пору, когда мы познакомились. Хорошая у меня была жизнь, одинокая, но хорошая.
— А для меня всегда было пыткой просыпаться в одиночестве, — сказал Валландер и быстро подумал, а правда ли это.
Байба рассмеялась:
— Я жила одна, не считая короткого периода с тем врачом. Но это отнюдь не означает, что я всегда просыпалась в одиночестве. Не обязательно блюсти целибат, оттого что не имеешь постоянного друга.
Валландер ощутил укол ревности, представив себе чужих мужчин рядом с Байбой в постели. Но, разумеется, ничего не сказал.
Неожиданно Байба заговорила о своей болезни. Как всегда, когда речь шла о серьезных вещах, сухо и по-деловому:
— Все началось с внезапной усталости. Но очень скоро я заподозрила, что за усталостью таится какая-то угроза. Поначалу врачи ничего не находили. Истощение, возраст — правильного ответа никто, как мне казалось, не давал. В конце концов я обратилась к боннскому специалисту, о котором много слышала, он занимался случаями, когда другим врачам не удавалось поставить диагноз. Несколько дней спустя, после разных тестов и анализов, он сообщил, что у меня редкая раковая опухоль в печени. Я вернулась в Ригу со смертным приговором, с незримым штемпелем в паспорте. Конечно же я задействовала все свои связи, и очень скоро мне назначили время операции. Но оказалось слишком поздно, опухоль дала метастазы. Несколько недель назад я узнала, что метастазы затронули и мозг. Меньше года прошло. До следующего Рождества я не доживу, осенью умру. И оставшийся срок стараюсь использовать так, как мне хочется. На свете есть несколько мест, где я хотела побывать, есть люди, с которыми хотела повидаться. Ты — один из них, может быть, тот, кого мне хотелось увидеть больше всего.
Валландер вдруг разрыдался. Она взяла его за руку, а от этого ему стало совершенно невмоготу. Он встал, ушел за дом. В конце концов сумел взять себя в руки и только тогда вернулся к Байбе.
— Не надо горевать, — сказала она. — Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могла не приехать.
— Я не забыл то время, — сказал он. — И часто мечтал, чтобы оно вернулось. И раз ты сейчас здесь, я должен задать тебе один вопрос. Ты когда-нибудь сожалела?
— Что не согласилась выйти за тебя?
— Этот вопрос не дает мне покоя.
— Нет, не сожалела. Тогда решение было правильным и пусть останется таким после стольких лет.
Валландер молчал. Он понял. Зачем ей вообще было думать о браке с иностранным полицейским, когда она совсем недавно потеряла мужа, тоже полицейского? Валландер помнил, как пытался уговорить ее. Но, если б они поменялись ролями, как бы поступил он сам? Какой сделал бы выбор?
Они долго сидели, не говоря ни слова. В конце концов Байба встала, погладила Валландера по волосам и исчезла в доме. Он заметил, что боли вернулись, и решил, что она пошла сделать укол. Но она не возвращалась, и он тоже пошел в дом. Байба уснула на его кровати. Проснулась она уже к вечеру и, когда сообразила, где находится, спросила, нельзя ли ей остаться на ночь, чтобы утром переправиться на пароме в Польшу, а оттуда продолжить путь домой, в Ригу.
— Слишком далеко для тебя, столько времени за рулем, — разволновался Валландер. — Давай я отвезу тебя в Ригу. А потом вернусь самолетом.
Она покачала головой, ответила, что приехала одна и обратно поедет тоже одна. Валландер настаивал, и она вдруг рассердилась, накричала на него. Но быстро осеклась, попросила прощения. Он присел на край кровати, взял ее за руку.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Как долго еще? Когда Байба умрет? Будь у меня хоть малейшее предчувствие, что время пришло, я бы не осталась. Даже не приехала бы. Но мне еще остался месяц-другой. Как только почувствую близость абсолютного, безвозвратного конца, я не стану продлевать мучения. Могу прибегнуть к таблеткам или к инъекциям. Я рассчитываю умереть с бутылкой шампанского у постели. Выпью за то, что так или иначе изведала это странное приключение — родилась, жила и снова исчезну во мраке.
— Тебе не страшно?
Валландер тотчас прикусил язык. Как он мог задать такой вопрос обреченному человеку? Однако она не рассердилась. И он со смесью отчаяния и замешательства подумал, что она еще тогда, давным-давно, привыкла к его бестактной неуклюжести, которая крайне редко была преднамеренной.
— Нет, — ответила Байба. — Не страшно. У меня слишком мало времени. Не могу я растрачивать его на то, от чего все станет только хуже.
Она встала с постели, прошлась по дому. Внезапно остановилась у книжного шкафа. Увидела книгу о Латвии, свой давний подарок. С улыбкой спросила:
— Ты ее когда-нибудь открывал?
— Много раз, — ответил Валландер.
Он не погрешил против истины.
Впоследствии эти сутки с Байбой будут вспоминаться Валландеру как некое замкнутое пространство, где все часы словно бы остановились, а всякое движение замерло. Ела она очень мало, большей частью лежала в постели, укрывшись простыней, время от времени делала себе уколы и хотела, чтобы он оставался при ней. Они лежали в постели, без сна, порой разговаривали, а не то молчали, когда у нее не было сил говорить или она просто засыпала. Валландер тоже нет-нет засыпал, но уже через несколько минут рывком просыпался — отвык, что кто-то находится совсем рядом.
- Предыдущая
- 66/103
- Следующая
