Последняя крепость. Том 2 - Корнилов Антон - Страница 26
- Предыдущая
- 26/77
- Следующая
В голове Горома был полнейший кавардак. Аж… спас его? Аж? Спас, хотя и сам чуть не утонул. По пояс в дерьме — тянул его из последних сил. И так спокойно и даже радостно рассказывает. Может, не узнал, кого из дерьма-то вынул?
— Ужин-то ты варганил, рекрут Гором, — сказал Аж, и парень понял, что последняя его мысль была ошибочна. — С твоего ужина живот у меня и пучил. И если б не пучил, не проснулся бы я посреди ночи. И некому было бы тебя вытаскивать. Вот штука-то…
Аж рассмеялся.
Нет, Гором положительно ничего не понимал. Как это так? Аж ему враг, получается, и он Ажу — тоже враг. Кто же рискует жизнью, чтобы спасти врага? Чушь какая-то…
— Зачем? — хрипло выговорил Гором.
— Что — «зачем»? — не понял Аж Полторы Ноги.
— Зачем ты меня вытаскивал?
— Как это — «зачем вытаскивал»? — все еще не мог сообразить Аж.
— Я ведь тебя… Я тебя сегодня ночью удавить хотел, — неожиданно для самого себя признался Гором. — И удавил бы, да не нашел быстро. А долго искать у меня времени не было. Спешил…
Гором замолчал. Аж тоже. И вдруг, о чем-то подумав, Полторы Ноги посмотрел на стену над выгребной ямой. Потом на Горома. Потом опять на стену и опять на Горома. И присвистнул.
— Вот оно что… — тихо произнес он. — Удрать ты хотел… Вот ты, значит, каков…
Сын кузнеца пощупал рукой за пазухой. Пусто. Сумка с деньгами безвозвратно канула в смрадной яме. Следовательно, то, что именно он ограбил Якоба, еще доказать нужно. И крюк с веревкой утонул… К чему же тогда признаваться в том, с какими именно намерениями он покинул этой ночью башню Училища?
— Ничего я не хотел, — сказал Гором. — Вышел по нужде и поскользнулся в темноте…
Аж хмыкнул и промолчал.
— И все-таки, — снова задал Гором мучивший его вопрос. — Зачем ты меня спас? Я тебя все равно рано или поздно прижучил бы… Неужели ты этого не понимал?
— Это ты пока еще ничего не понимаешь, — ответил Аж серьезно и как-то даже… сердито. — Таким, как ты, самые простые вещи долго втолковывать приходится. Мы ведь с тобой здесь одно дело делаем. И я, и ты… и все остальные. И поддерживать друг друга — это и есть наш Долг. Как же я мог мимо пройти, если ты попал в беду? Пусть у нас размолвка вышла, и ты зло на меня затаил, так это зло твое — не твое вовсе.
— Как это? — вытаращился на него Гором.
— А вот так. Мастера нам каждый день говорят: чтобы стать человеком, нужно прежде всего победить самого себя. Я как-то раз задумался: как же это — победить самого себя? Ведь если самого себя победишь, кто тогда победителем-то останется? А?
Аж смотрел прямо на Горома. И тот, отчего-то смешавшись из-за этого взгляда, пробормотал в ответ:
— Ты сам и останешься победителем.
— Ну а кого ты победил-то? — не унимался Полторы Ноги. — Кто проигравший-то?
Гором пожал плечами. Ему не хотелось думать. Он вдруг почувствовал, что как-то очень быстро устал. Это было даже больше, чем просто усталость. Это была — опустошенность.
— Во-от! — продолжал между тем Аж. — То-то и оно! Получается, что в каждом человеке кроме самого человека есть еще кто-то, кого надо побеждать, чтобы стать человеком. Выходит, этот кто-то — вовсе не человек. А кто он? — спросил Аж и сам себе ответил: — Он тот, кто есть — настоящий и первейший враг человеческий. Иначе зачем его побеждать? Я вот как думаю…
Видно, о том, о чем Аж Полторы Ноги говорил сейчас, он не говорил еще никогда и ни с кем. Аж сейчас и не замечал, что Гором его совсем не слушает. Тема, на которую он наткнулся невзначай, полностью захватила его.
— Я вот как думаю, — несся Аж на волне мысли, — человек сам по себе — всесилен и непобедим. Но с самого рождения живет в нем такая… тварь. Махонькая, но очень хитрая. Она и не дает человеку узнать, что он всесилен. Потому что, если человек про то узнает, он, конечно, эту тварь в первую очередь изничтожит. И, чтобы ее не распознали, гадину такую, она прикидывается, будто она сама человек и есть. Будто какая-то часть его. А на самом-то деле она, сволочь, чужая! Но, когда она шепчет человеку: не сумеешь, не осилишь, не справишься, человек понимает так, что это — голос его собственного разума. А разум, как наши мастера говорят, завсегда главнее тела. Вот и руки по приказу как бы разума опускаются. Ноги спотыкаются… И ты попросту вынужден делать то, что попроще, идти той дорогой, что полегче… Выбирать кусок послаще и постель помягче. Не самому создать — а у другого отнять, кто слабее. Так вот, и оглянуться не успеешь, как та тварь человека в тебе и сожрет… Спросишь меня, как же самого себя — то есть тварь в себе — победить? — толкнул Аж Горома в плечо, хотя последний и не думал ни о чем его спрашивать.
— А? — встрепенулся сын кузнеца и мутно посмотрел на Полторы Ноги.
— А вот как! — сказал увлекшийся Аж. — Перво-наперво надо уяснить: если от того, что ты делаешь, другим худо становится, значит, это тварь тобою помыкает… И еще… — Тут Аж засмущался, как будто говорил о чем-то очень личном. — Это я сам… для себя придумал… Давно уже — когда еще в Училище не пришел. Тварь-то, она нашими желаниями и управляет, так? Поэтому я всегда стараюсь поступать не так, как хочется, а — наоборот. Ну вот смотри — доедаешь обед, а глаз сам собою в общую миску уперся, где последний кусок лежит. Зудит у тебя схватить его поскорее, пока другой не схватил. Нельзя! — Аж взмахнул рукой и выпучил глаза. — Закончил ты очередной урок, от усталости шатаешься. Присел в тенек отдохнуть. Так и тянет прилечь, вздремнуть немного. Нужно — прямо в тот момент, как тебе эта мысль пришла — вскочить. Главное тут — ни мгновения не медлить. А то все, засосет… Поднялся, и иди себе… Работа здесь всегда и каждому найдется, какая хочешь. А какую хочешь? Конечно, чтобы полегче… Только ты сразу себе думай: это не ты хочешь, это тварь в тебе… И берись за то, за что другие только по принуждению возьмутся. Скажем… яму эту вычистить. А что? Ты сорвался, тебе повезло, что я рядом оказался. А вдруг кто-то еще в потемках в нее угодит. На самом деле! — загорелся Аж. — Давно пора ее вычистить! Давай с тобой этим и займемся, а, Гором?
Гором посмотрел на Ажа Полторы Ноги дико.
— Можете приступать прямо сейчас, — раздался голос позади рекрутов.
Оба парня вскочили на ноги. Мастер Кай, одетый и нисколько не заспанный, стоял в нескольких шагах от них.
«И не слышали, как он подошел… — мелькнуло в голове Горома. — А может… он давно уже здесь?.. Наблюдает…»
— Скоро рассветет, — деловито проговорил мастер Кай. — До начала уроков у вас есть три часа. Думаю, пяти-шести дней вам на эту работу хватит, если будете подниматься с Небесным Странником.
— …их называют — болотниками, — говорил Певец Шепчущих Листьев Гразуадий, Бродящий В Сумерках Вечного Хаоса. — Битвы с чудовищами, приходящими из-за Порога, который в мире гилугловзовется Болотным, сделали из них непревзойденных воинов и могущественных магов. Эти болотники — вдвоем — уничтожили четверых детей Высокого Народа без особого труда. Я едва успел бежать… Вряд ли у нас получится одолеть их силой. Для этого нужно собирать целое войско, чего Тайные Чертоги сейчас не могут себе позволить — и так слишком много детей Высокого Народа полегло в войне с Константином… Жизнь вдали от центров цивилизации научила болотников довольствоваться ничтожно малым. Они нисколько не ценят все то, что делает существование других гилугловчуть более сносным. Поэтому и договориться с ними нет никакой возможности.
Это место называлось Садом Благословенной Вечности. Сад располагался в самом сердце Тайных Чертогов — на вершине Великой Мифриловой Башни Порядка. Собственно, садом в человеческом понимании этого слова Сад Благословенной Вечности назвать было трудно. Там рос лишь один розовый куст, имеющий имя — Обитель Жизни. И стебли роз Обители, несмотря на удивительную гибкость, были толще и прочнее стволов деревьев мира людей. И вздымались в голубое, никогда не темнеющее небо Чертогов высоко-высоко. И бутоны роз Обители были кроваво-красны и огромны, точно живые сердца сказочных великанов. Когда в Тайных Чертогах рождался еще один из детей Высокого Народа, на Обители Жизни распускался еще один цветок. Со смертью эльфа цветок увядал. Сейчас куст насчитывал ровно четыреста шестьдесят три цветка.
- Предыдущая
- 26/77
- Следующая
