Покушение на шедевр - Дикинсон Дэвид - Страница 17
- Предыдущая
- 17/86
- Следующая
Уильям Маккракен грустно кивнул. Всего год назад он отдал изрядную сумму за своего Труайона. Картина напоминала ему о равнинах Айовы, где находилась его родная ферма — он жил там до того, как занялся железными дорогами. Пожалуй, стоит ее продать. Или спрятать где-нибудь на чердаке.
Пайпер подвел его к выполненному в темных тонах «Распятию» Тинторетто — на нем были изображены страдающий Христос в окружении двух разбойников и плачущая женщина у его ног.
— Почему, черт возьми, она такая темная? — спросил Маккракен, вглядываясь в картину. — Если этот малый, Тинторетто, хотел вызвать у нас сочувствие к тому, что происходит, почему он нарисовал ее так, что на ней почти ни черта не видно? А то, что видно, только расстраивает. Не думаю, что миссис Маккракен захочет иметь в доме вещь, которая нагоняет такую тоску.
Зато висящая на боковой стене коллекция венецианских портретов сразу пришлась Маккракену по душе.
— А эти хороши, — сказал он Пайперу. — Этот красный малый, граф как-его-там, здорово похож на моего банкира из Конкорда в Массачусетсе. А вон тот, как бишь его — дож Лоренцо? Сразу видать, бизнесмен что надо — такому палец в рот не клади. Что скажете насчет полумиллиона долларов за всех четырех? Здесь ведь, наверное, оптом дешевле?
Маккракен привык покупать огромные партии рельсов с большой скидкой. Ему казалось, что подобный принцип должен распространяться и на картины.
Пайпер объяснил, что экспонаты, выставленные в Национальной галерее, не продаются. Затем повел Маккракена к здешнему Рафаэлю, «Мадонне Ансидеи». Основную часть картины обрамляла серая арка. За ней купалась в мягких солнечных лучах итальянская равнина. В центре, на деревянном троне, упирающемся спинкой в потолок арки, сидела Мадонна в красном платье и синей пелерине. Правой рукой она баюкала младенца Христа, а левую, с вытянутым пальцем, положила на раскрытое Писание. Слева от трона находился Иоанн Креститель в коричневой тунике и красном плаще (Пайпер подумал, что он одет несколько лучше обычного), взирающий на Мадонну снизу вверх. А справа сосредоточенно изучал Писание святой Николай из Бари — в руке посох, просторный плащ скреплен на груди богатой брошью.
— Вы только посмотрите, — прошептал Пайпер. — Какие цвета! А композиция! А эта арка — какое прекрасное обрамление! — Похоже, Маккракен проникся достоинствами картины. — И, кроме всего прочего, — шептал Пайпер, — посмотрите, как грациозно, как прелестно и безмятежно лицо самой Мадонны! И подумайте еще вот о чем, мистер Маккракен, — продолжал он. — «Мадонна Ансидеи» — одна из самых дорогих в мире картин. Меньше двадцати лет назад Национальная галерея заплатила за нее семьдесят тысяч фунтов. Ровным счетом семьдесят тысяч!
— А за сотню они ее сейчас не уступят? Наличными, а не какими-нибудь там ценными бумагами? — спросил Маккракен без особой надежды в голосе. Пайпер уверил его, что Рафаэль не продается. Он грустно поведал американцу, что даже наличные не смогут заставить Национальную галерею расстаться с этим шедевром — такую популярность он снискал в народе. Но в душе делец ликовал. Если Маккракен еще и не окончательно попался на крючок, то, по крайней мере, проглотил щедрую порцию наживки. Оставалось только осторожно вытащить рыбу на берег.
И вот теперь он снова увидел американца — в ярком клетчатом костюме, накинутом поверх него плаще и начищенных до блеска коричневых туфлях, Маккракен приближался к парадному входу в Галерею Декурси и Пайпера.
— Как мило с вашей стороны посетить нашу скромную галерею, мистер Маккракен! — по своему обыкновению, Пайпер вновь принялся рассыпаться в любезностях.
— Вам спасибо, что пригласили, — ответил Маккракен, отдавая плащ швейцару в холле.
Пайпер сказал, что хотел бы продемонстрировать своему новому другу еще действующую Венецианскую выставку. Сегодня утром галерея закрыта для публики. А потом, объяснил Пайпер, взяв Маккракена под локоть и направляясь с ним к итальянцам, потом он покажет ему кое-что выдающееся, спрятанное в зале на верхнем этаже, куда обычным посетителям доступа нет. Ни одна из картин, вывешенных в галерее, не продается; у каждой из них есть хозяин.
Поначалу все шло хорошо. Уильям Маккракен с большим интересом отнесся к портретам.
— Сдается мне, мистер Пайпер, — сказал он, разглядывая «Мужской портрет», приписываемый Тициану, — что за много лет человеческая природа не так уж и изменилась. Да, сэр! Этот мужчина здорово похож на одного малого, с которым судьба свела меня года три-четыре тому назад. Негодяй хотел прикрыть мою железную дорогу. И чуть было не добился своего!
Но потом разразилась беда. Они повернули за угол и остановились перед любимой картиной Пайпера на этой выставке — «Спящей Венерой» Джорджоне. На заднем плане был идиллический итальянский ландшафт — посередине равнина, вдали горы. Справа, на склоне холма, приютилась живописная деревенька. В центре картины, на шелковом покрывале и темно-красной подушке, лежала женщина. Она была абсолютно нагой. Томная и чувственная, спящая Венера словно спустилась с небес только ради того, чтобы вздремнуть после обеда в мирной сельской местности.
Пайпер уже собирался произнести очередную хвалебную речь. Потом он благодарил Бога, что не стал делать это сразу, дабы не мешать гостю проникнуться всей прелестью зрелища, представшего перед его глазами.
Уильям Маккракен заметно покраснел. Потом отвернулся от картины и вышел в соседний зал.
— Мистер Пайпер, — сказал он. — Я глубоко возмущен. Да будет вам известно, что я занимаю пост главного церковного старосты Третьей пресвитерианской церкви на Линкольн-стрит в Конкорде, штат Массачусетс. Да, сэр. Мне трудно описать, какой была бы реакция других старост, узнай они, что я привез домой такую картину. Ни один прихожанин Третьей пресвитерианской не одобрил бы этого — ни в коем случае! А миссис Маккракен и наши девочки были бы возмущены до глубины души! Господь наш создал женщину не для того, чтобы она валялась посреди поля в чем мать родила.
Внутренне Уильям Аларик Пайпер был поражен лицемерием этих американских миллионеров. Он ни секунды не сомневался в том, что они ежедневно нарушают по крайней мере три из Десяти заповедей. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего, ни вола его, ни осла его, ни железной дороги его, ни сталеплавильного завода и банков его — ничего, что есть у ближнего твоего. Ему хотелось сказать Маккракену, что художник, написавший «Спящую Венеру», написал еще и некоторые из самых прекрасных на свете образов Богоматери. Но он смолчал. Он знал, что ему остается лишь склонить голову перед фальшивыми богами Третьей пресвитерианской на Линкольн-стрит в Конкорде, штат Массачусетс.
— Извините меня, мистер Маккракен, пожалуйста, извините. Честное слово, я вовсе не хотел оскорбить ваши религиозные чувства или чувства ваших родных и друзей из Конкорда. Мне следовало предупредить вас заранее, что художники Ренессанса порой изображали людей обнаженными. Ваши обычаи отличаются от наших. Ваша точка зрения на то, что приемлемо, а что нет, также отличается от нашей. И мы должны уважать чужие воззрения. Пожалуйста, извините меня.
Маккракен улыбнулся.
— Не стоит извиняться, дружище. Придется нам смириться с тем, что мы разные. Может, когда-нибудь времена изменятся и мои земляки позаимствуют у европейцев их систему ценностей. Поживем — увидим. Ну да ладно — вы ведь, кажется, хотели показать мне что-то на верхнем этаже.
— Да-да, конечно. — Пайпер почувствовал облегчение. По дороге в закрытый для обычной публики зал под самой крышей к нему вернулся его извечный оптимизм. Вынув из кармана огромную связку ключей, делец отпер дверь. За ней царила почти полная темнота. Темно-красные бархатные шторы, плотно задернутые, практически не пропускали лучей утреннего солнца с Олд-Бонд-стрит. Пайпер включил свет. В дальнем конце зала было что-то вроде алтаря — там, на большом мольберте, задрапированном бархатом, покоилось «Святое семейство» Хэммонд-Берка. Нежная игра освещения подчеркивала достоинства рафаэлевского шедевра, изначально предназначенного для того, чтобы украшать стены итальянской церкви, а теперь выставленного на верхнем этаже лондонского музея, дабы пленять американских магнатов, страдающих избытком долларов.
- Предыдущая
- 17/86
- Следующая
