Бикини - Вишневский Януш Леон - Страница 79

• Предыдущая
• 79/102
• Следующая

Она сидела рядом с Максом напротив висевших на стене фотографий и рассказывала. О том, что старушка в шубе и соломенной шляпке, гладящая сидящего у нее на коленях тощего кота с одним ухом, после очередного налета ходила по церкви и искала своего кота, а когда не нашла, просто вышла на улицу и больше не вернулась. О том, что монашка, исповедующаяся перед курящим сигарету священником, минуту спустя играла в прятки с бегавшими по церкви детьми.

О том, что никакая вода не была такой вкусной, как та, что текла из латунного крана раковины, торчащей среди руин. О том, что рядом с придавленной частью балкона женщины с мертвым младенцем в руках собирались голодные вороны. О том, что этот скрипач, который стоит и играет под люстрой из свечек на фоне гробов и черепов, целый день вытаскивал из разбомбленного подвала мусор, чтобы купить для нее одеяло. А она? Она не знает даже, как его зовут. Сначала не хотела знать, а потом не успела спросить. Она замолчала. Быстро вытерла следы слез со столика и, вставая, сказала:

— А теперь, Макс, мне нужно покурить.

После обеда Лайза обходила всех, раздавая конверты с приглашением на официальный прием по случаю Дня Победы. Артур оценил «готовность всего коллектива» и приглашал от своего имени и от имени правления фирмы «Нью-Йорк таймс» на торжественный ужин. В субботу, 12 мая, в восемь вечера в ресторане в «Эмпайэр Стейт билдинг».

Она не была уверена, что ей следует туда идти. В субботу Натан пригласил ее «на ночное посещение» музея искусств «Метрополитэн». Музейщики решили по случаю Дня Победы на всю ночь открыть для посетителей свои залы. Анна еще никогда не была в музее ночью и хотела это увидеть. Особенно этот музей и особенно с Натаном, который об искусстве и литературе знал не меньше, чем о заражении хомячков туберкулезом. Это во-первых. Во-вторых, ей не хотелось выслушивать вопросы типа: «Как вы чувствуете себя, будучи немкой?», «Вы когда-нибудь встречались с Гитлером?» или: «Почему немцы так ненавидели евреев?». Ей уже много лет тяжело с этим жить, но она родилась немкой и не может этого факта изменить. Гитлера своими собственными глазами она видела один раз, на параде в Дрездене, когда ей было пятнадцать. У него были ужасные усы, и он громко кричал. А если говорить о евреях, то один врач-еврей когдах-то спас жизнь ее отцу, то есть благодаря ему она вообще появилась на свет. Кроме того, в течение двух последних лет она ежедневно выносила из тайника под полом горшок с испражнениями еврейского мальчика, по которому и сейчас скучает. А потому пусть они все уебывают со своими вопросами. Пусть убираются в самый дальний уголок своей размалеванной диснеевской мечты!

Стэнли считал, что ее отсутствие в субботу большинство сочтет демонстративным. Всем как будто известно: она только что приехала оттуда, но она — «совсем другая немка». Они знают это от него, от Артура, Лайзы и Макса. Но не мешало бы, чтобы они узнали это и от нее самой. Она может не обращать внимания на глупые вопросы, будет достаточно, если ответит на умные. Но главное — ей непременно нужно там быть.

Натан тоже так считал. Кроме того, как он признался, ему очень хотелось проехаться в метро «с такой красивой женщиной». Он проводил ее до самых дверей «Эмпайр Стейт билдинг». Перед выездом она хлебнула для храбрости из маленькой фляжки, надела новое платье и положила в сумочку флакон духов, два шелковых носовых платка и обручальное кольцо бабушки Марты. На счастье.

На стенах лифтов в «Эмпайр Стейт билдинг» были большие хрустальные зеркала в деревянных рамах. У пульта с кнопками стоял чернокожий лакей в забавной фиолетовой униформе. В лифте ехала парочка стариков и молодой, очень высокий, худой, загорелый мужчина в светлых брюках и темно-синем пиджаке. Его глаза были еще более голубые, чем у Стэнли, и он был удивительно на него похож. Когда Анна сдала пальто в гардероб и зашла в лифт, он посмотрел на нее с улыбкой и вежливо поклонился. А потом погрузился в свои мысли и больше не обращал на нее внимания. На тринадцатом этаже она вдруг с ужасом почувствовала, что платье сползло у нее с плеч. Видимо, она не до конца застегнула платье, у него ведь была такая неудобная застежка, сзади. К тому же она не надела бюстгальтер: вот-вот должна была начаться менструация, грудь увеличилась и болела. Анна решила доехать до ресторана и там, в туалете, разобраться с платьем. Пара стариков вышла на девятнадцатом этаже. Платье продолжало вести себя странно. На двадцать первом этаже Анна подошла к зеркалу и, закинув руку за спину, попыталась дотянуться до застежки. Чернокожий лакей повернулся к ней спиной. И тогда она, придерживая платье на груди, подошла к высокому мужчине и, задрав вверх голову, спросила:

— Не могли бы вы помочь мне с этой чертовой застежкой?

Оторвавшись от своих мыслей, он минуту смотрел на нее, как на пришельца из других миров.

— Конечно помогу. Что нужно сделать?

— Пожалуйста, затегните до конца мое платье. Только и всего.

Начиная с тридцать девятого, следующие восемнадцать этажей Анна скромно стояла в углу лифта и разглядывала огромные ладони, а потом и лицо своего «спасителя». Он по-прежнему пребывал в глубоком раздумье и, казалось, не замечал ее, даже когда поглядывал в ее сторону. На пятидесятом этаже он достал из кармана пиджака небольшой блокнот и карандаш. Наконец лифтер громко объявил: «Пятьдесят пятый этаж!». Здесь находился ресторан, куда пригласил своих сотрудников Артур, и Анна вышла, а потом быстро обернулась. Незнакомец остался в лифте, он продолжал что-то записывать в блокнот. Анна поняла, что ей вовсе не хотелось выходить из лифта...

В устланном красными коврами холле толпились многочисленные гости. У дверей, которые вели в ярко освещенный зал, Анна увидела Артура. Он приветствовал всех входивших, здороваясь с каждым за руку, и представлял своих гостей стоявшей рядом худенькой женщине в длинном черном платье. Анна встала в конец очереди. Кое-кого она уже знала. Женщины в вечерних платьях, мужчины в костюмах или смокингах. В холле стоял густой аромат духов. Официанты, пробираясь сквозь толпу, подходили к гостям с подносами, уставленными бокалами. Анна повесила сумочку на плечо и взяла два бокала. Один выпила залпом, так что официант даже не успел отойти, а из второго пила маленькими глоточками, медленно продвигаясь вперед вместе с очередью.

— Адриана, позволь представить тебе, — наконец услышала она голос Артура, — нашего нового сотрудника из Дрездена. Мисс Анна Марта Бляйбтрой...

Женщина поспешно достала из сумочки очки и надела их. Потом обняла Анну и прошептала ей на ухо:

— Я сегодня начала изучать немецкий. Очень красивый язык, но такой трудный! Одно слово я все же запомнила и надеюсь, что уже никогда не забуду.

— Какое?

— Das Herz. Я правильно произнесла? Даже если нет, неважно. Это слово я знала и раньше. Я очень рада, что вы приехали. Научите меня фотографировать?

— Я как раз хотела поблагодарить вас, я чувствую та...

— Артур говорил, что вы похожи на меня, какой я была, когда он просил моей руки, — прервала ее женщина, — но это неправда. Он меня идеализирует, к тому же, видимо, стал подслеповат. — Она повернулась к стоявшему рядом официанту и сказала: — Проводите, пожалуйста, мисс Бляйбтрой к ее столику.

Анна шла за официантом, пытаясь скрыть выступившие на глазах слезы. Макс встал и отодвинул для нее стул. Она села, стараясь не поднимать глаз на соседей.

— Макс, пожалуйста, сделай для меня кое-что, — прошептала ему на ухо. — Налей водки в стакан и разбавь лимонадом. Только незаметно. Пусть водки будет больше, чем лимонада.

— На столе нет водки, есть только бренди, — прошептал Макс через секунду.

— Не страшно. Пусть будет бренди. Но лимонада много не наливай.

Анна чувствовала, что все смотрят на нее. Но в этот момент конферансье объявил:

— Дорис Дэй и Лес Браун споют свой хит «Сентиментальное путешествие». Здесь, сегодня и только для нас!

Все как по команде вскочили. И в перерывах между куплетами подпевали:

• Предыдущая
• 79/102
• Следующая