Дорога в ад (ЛП) - Сэйнткроу (Сент-Кроу) Лилит - Страница 1

• 1/76
• Следующая

OCR: Индиль; Spellcheck: DaMpiRka

Лилит Сэйнткроу «Дорога в ад»; Эксмо, Домино, Москва, Санкт-Петербург, 2011

Оригинальное название: Lilith Saintcrow «To Hell and Back», 2008

ISBN 978-5-699-47695-4

В последнем поединке с Люцифером некромантке-наемнику Данте Валентайн удалось ранить своего могущественного противника. Но ранить - это еще не убить, а именно такую задачу ставят перед собой Данте и ее возлюбленный Джафримель. Единственное оружие, способное поразить дьявола, - магический деревянный нож, хранящийся у демона Сефримеля. Заполучить его не так сложно, но вся незадача в том, что у демона Сефримеля хранится только половина ножа. Другая его половина спрятана в глубине ада, и чтобы туда попасть, одной храбрости недостаточно…

Один из самых ярких мистических сериалов последних лет выводит на сцену новую культовую героиню - опытную некромантку и отчаянного борца с нечистью Данте Валентайн!

Николасу Дианджело: «Круг заклят, и слово наше крепко».

У. Шекспир. Макбет. Акт 1, сцена 3

(Перевод Б. Пастернака)

Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, - это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю себе: «Ну что ж делать, придется гореть в аду».

Марк Твен.

Приключения Гекльберри Финна (Перевод Н. Дарузес)

- Есть немало способов сломить смертного, - сказал он. - Особенно женщину.

Я висела между небом и землей, между созвездиями ада над головой и голыми скалами внизу, окруженная нечеловеческим ледяным жаром чуждого мира, такого далекого от моего собственного. Я явилась сюда, ища честной смерти в бою, но вместо достойной кончины нашла вот это. Такое унижение.

Дьявол не считает нужным убивать тех, кого можно использовать в качестве слуги.

«Я не буду кричать».

Мир сузился до единственной точки света, когда мое тело ощутило острые когти, а слух заполнило отдававшееся от каменных стен влажное дыхание твари, желавшей подчинить меня своей воле.

«Я не буду кричать. Я не сдамся».

Но все-таки я закричала. И вопила до тех пор, пока не сорвала голос. Знак демона на моем плече пробудился от ледяного жара, ибо, сколько боль ни терзала меня, моя плоть исцелялась. Я отбивалась как могла. Я привыкла сражаться. Я сражалась всю жизнь.

Но все это не имело значения.

Я умерла - там, в аду.

Это был единственный способ избежать худшего.

Надо мною сомкнулась бархатная тьма, озаряемая лишь вспышками пламени с моего плеча. Как мне удалось высвободиться, сама не понимаю. Знаю лишь, что сумела сделать это раньше, чем они успели совершить последнее и самое страшное.

Но это произошло не так скоро.

Я слышала свои истошные вопли. Финальный крик рассыпался мириадами осколков, прежде чем меня укрыло последнее спасительное прибежище - вожделенное беспамятство.

В него я и впала.

Холод. В последнее время везде, куда бы меня ни угораздило попасть, повсюду царил холод. Подо мной что-то твердое. Тихий гул - я услышала его и снова отключилась, скользнула в беспамятство легко, как мраморный блок по смазанной колее. Однако гул не отстал, он упорно следовал за мной, обернувшись жужжанием разъяренного роя - сначала вокруг меня, а потом и в моей голове. Жуткое, невыносимое завывание, ввинчивающееся, всепроникающее, расшатывающее корни зубов, заливающее полые кости расплавленным свинцом. Я застонала.

Мало-помалу жужжание отступило и стихло, как волны, откатывающие от каменистого берега. Я застонала, перекатилась, и моя щека вдавилась в холодную жесткую поверхность. Из глаз струились слезы, клочья растерзанной, уже бесполезной системы энергетической защиты беспомощно трепетали, бурный поток мыслей и ощущений, врывающихся извне, с ревом протекал сквозь сознание, в то время как я содрогалась в конвульсиях, инстинктивно стараясь сдвинуть и соединить края щитов.

Где я?

У меня не осталось молитв.

Даже если бы молитва нашлась, я не получила бы ответа. Вот он, главный урок жизни, до краев наполненной энергией и насилием: когда шелуха облетела, ты, солнышко, остаешься одна. Выкручивайся как хочешь.

Мало-помалу мне удалось восстановить некое подобие равновесия. Буйный, грязный поток человеческих мыслей с ревом проносился в моем мозгу, вливаясь в бреши разрушенной защитной системы, но я чудовищным напряжением воли оттолкнула его, пытаясь заставить себя думать самостоятельно. Еще одно усилие - и я открыла глаза.

Вокруг вихрились, сливаясь и растекаясь, невнятные темные очертания, слух улавливал отдаленный шум, бесформенный и хаотичный, как плеск морских волн или гомон уличной толпы, смешанный с гулом транспорта. В ушах покалывало, кожа вдруг ощутила приток энергии.

«О боги. Что бы это ни было. Больше никогда не надо так делать.- Эта мысль, трезвая, рациональная и практичная, как я сама, перекрыла бездонную пропасть паники.- Что со мной? Неужто похмелье?»

Меня разобрал смех. Веселье было болезненное, лихорадочное, натужное, но я радовалась и такому. Если я смеюсь, значит, я в полном порядке.

Нет, ничего подобного. Я уже никогда не буду в порядке. Мое сознание содрогнулось, отпрянуло от… чего-то ужасного. Такого, о чем я не могла думать, чтобы не перейти тонкую грань безумия.

Это «что-то» я оттолкнула. Загнала в темный угол и закрыла дверь.

И мои мысли слегка прояснились.

Прищурившись, я сфокусировала зрение, и расплывчатые тени обрели очертания, стали узнаваемыми. Ноздри вновь наполнились смрадом отмирающих человеческих клеток. Что-то теплое и влажное стекало струйкой по щеке, намочив верхнюю губу. Я облизала губы и ощутила сладковатый вкус, словно от подгнивших фруктов.

Кровь. Мое лицо залито кровью, одежда - если на мне вообще осталась одежда - превратилась в лохмотья, но стоило мне пошевелиться, как что-то звякнуло в оставшейся при мне сумке. Ее порванный ремень был завязан узлом и натирал ложбинку между грудей. Я поморгала, чтобы кровь больше не залепляла глаза, и разглядела кирпичную стену. Стояла ночь, и эта стена нависала надо мной под немыслимым углом, потому что я лежала на земле в каком-то переулке, как брошенная тряпичная кукла. Оборванная, почти голая.

«Переулок. Я валяюсь в каком-то углу, где-то на задворках. Судя по запаху, место то еще. Не хватало, чтобы после всего пережитого моя жизнь постыдно закончилась на помойке».

Мысль была трезвая, и я попыталась ухватиться за нее, хотя меня, как в лихорадке, трясло от психического напора множества сознаний, от их хаотической толкотни, ревущего прибоя вопящих голосов. Не только мое тело, но и разум бунтовал, вставал на дыбы, как сбросившая седока лошадь, протестуя против возвращения чего-то огромного и мерзкого, вскипающего, бурлящего, бьющегося в двери, которые я перед ним захлопнула.

«О боги, пожалуйста! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь. Помогите!»

Я застонала, стон эхом отразился от кирпичей, и знак на моем плече внезапно вспыхнул, изливая в мое исстрадавшееся, терзаемое болью тело поток мягкого жара. Боль пронизывала плоть, словно меня сначала разорвали на части, а потом их соединили вместе как попало. Сильнее всего болела промежность: как при менструальном спазме, но во сто крат больнее.

• 1/76
• Следующая