Воин Марса - Клайн Отис Эделберт - Страница 16

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая

– Обними меня крепче, крепче! В твоих объятьях я ничего не боюсь!

Теперь задрожал Торн – но не от страха. Их губы встретились.

– Я люблю тебя, люблю, люблю! – шептала Нэва. – Скажи еще раз то, что говорил мне сегодня вечером!

– Я люблю и обожаю тебя, – прошептал он хриплым от избытка чувств голосом. – Но это безумие… сладкое безумие…

– Почему, дорогой?

– Потому что завтра…

Вдруг вспыхнул яркий свет, и Торн осекся от неожиданности.

Двенадцать солдат ворвались в спальню с мечами наголо, и вел их торжествующе ухмылявшийся Сель-хан. А за ними шел Иринц-Тел, дикстар Ксансибара.

– Помогите! Стража! Отпусти меня, негодяй!

На миг Торн остолбенел от изумления. И лишь потом осознал, что это кричит Нэва, что она, только что так нежно обнимавшая его, молотит кулачком по его груди, пытаясь вырваться из его объятий.

Он машинально разжал руки, и Нэва, бросившись к тощему низенькому дикстару, уткнулась лицом в его плечо и горько зарыдала.

Лишь тогда Торн понял, что ему грозит. Выхватив меч и дагу, он бросился к двери. Двое солдат преградили ему путь.

Выпад, удар – и один из них рухнул, пораженный прямо в сердце. Удар другого Торн парировал датой. Затем он выдернул меч из сердца первого противника и воткнул в сердце второго.

Другие солдаты бросились к нему, но он перепрыгнул через убитых и выбежал из опочивальни. Промчавшись по террасе, он сбежал по лестнице в сад и нырнул в лабиринт садовых тропинок.

Считанные секунды – и Торн добежал до своей цели: высокого дерева себолис, которое росло у самой стены и которое он еще раньше наметил для своего побега. Задержавшись лишь для того, чтобы швырнуть меч и дагу в лицо преследователям, он вскарабкался вверх по бугристому стволу и, перебираясь с ветки на ветку, поднялся вровень с краем стены.

Он шел по колышущейся ветви, пока она не закачалась слишком сильно, и тогда он прыгнул. Пальцы его ухватились за край стены, но оказалось, его отполировали тысячи лет ветра и дождя. Стена была скользкой от намерзшего за ночь инея.

Изо всех сил Торн пытался удержаться на предательски скользком краю стены, но сорвался и рухнул наземь с высоты двадцати футов.

Едва он упал, как несколько солдат разом бросились на него. Безоружный, Торн отбивался кулаками и ногами, пока Сель-хан не ударил его по голове обухом массивной булавы. И тогда солдаты, повинуясь приказу торжествующего наместника, поставили пленника на ноги и наполовину понесли, наполовину поволокли назад во дворец.

Нэва, возле которой хлопотали две рабыни, сидела на диване, закутавшись в пушистую шаль. Иринц-Тел расхаживал по комнате, привычно уткнув подбородок в грудь и заложив руки за спину. Лоб его был нахмурен, тонкие губы поджаты.

Наконец вошел рослый детина с унылым лицом, неся на плече большой двуручный меч. За ним шел испуганный, с заспанными глазами мальчик, неся корзину.

– Отруби голову этому презренному изменнику, Лурго! – взвизгнул Иринц-Тел, не поднимая головы.

Палач, которого звали Лурго, опустив свой гигантский меч, стоял, опершись на рукоять, и ждал, пока двое солдат не выволокут Торна на середину комнаты и силой не поставят на колени. Затем палач отступил, примерился опытным глазом и занес над головой землянина свой смертоносный клинок.

– Нет, Лурго! Подожди!

Нэва вскочила с дивана и встала между унылым палачом и стоявшим на коленях Торном.

Лурго сверху вниз печально посмотрел на нее, да так и застыл с занесенным мечом.

Иринц-Тел впервые за все время перестал расхаживать и поднял глаза:

– В чем дело, дочь моя? Неужели тебе не безразличен этот лживый негодяй?

– Небезразличен! – Нэва гневно топнула ножкой. – Да, я ненавижу его за то оскорбление, которое он мне нанес! И за меньшие проступки ты приговаривал ослушников страдать, ожидая смерти, как благословения. А этот соблазнитель, этот насильник, осмелившийся коснуться твоей дочери, умрет в один миг под мечом палача? Неужели ты так низко ценишь мою честь?

– Клянусь гневом Дэзы, ты права! – воскликнул Иринц-Тел. – Я поторопился. Уйди, Лурго!

Верзила-палач уныло положил меч на плечо и ушел; за ним поплелся и заспанный мальчик с корзиной.

– Не будет ли справедливо, отец мой, – продолжала Нэва, – что, если этот преступник оскорбил меня, я и вынесу ему приговор?

– Справедливо, дочь моя, – согласился Иринц-Тел, – конечно же, справедливо. Решай его участь.

– В таком случае я приговариваю его к каторжным работам в баридиевых копях! – объявила она. – Я слыхала, что там умирают не скоро и в страшных мучениях.

– Но есть ведь еще и пытки… – вмешался Сель-хан.

– С каких это пор наместник дикстара смеет оспаривать права дочери дикстара?

– Верно, дочка, верно! – вставил Иринц-Тел. – Не вмешивайся, Сель-хан. Она вынесла самый лучший, самый справедливый приговор, и мы утверждаем его. Солдаты, уведите этого негодяя!

Торн, который все еще не пришел в себя после удара по голове, смутно сознавал, что был спасен от удара меча только для того, чтобы его приговорили к смерти во сто раз худшей.

Когда солдаты волокли его прочь, он видел презрительную гримасу на лице Иринц-Тела, видел злорадную ухмылку Сель-хана, суровые и безжалостные лица стражников… И лишь на Нэву он даже не взглянул.

Протащив Торна по бесчисленным коридорам и переходам, солдаты втолкнули его в каморку, в стене которой была пробита круглая дыра диаметром почти в три фута. Его сунули в эту дыру ногами вперед, привязали к руке ярлык с надписью «В баридиевые копи» и с силой подтолкнули. Со скоростью, от которой у Торна засосало под ложечкой и зашумело в ушах, он помчался по непроглядно черной наклонной трубе, гладкой изнутри, как стекло. Затем он одолел несколько изгибов, которые замедлили его скольжение, и вылетел в открытый желоб под низким длинным навесом. В конце желоба два солдата подхватили его и рывком поставили на ноги.

К своему изумлению, Торн увидел, что оказался в одном из громадных складов, что тянулись вдоль берегов того самого канала, над которым он проезжал совсем недавно. После того как солдаты прочли надпись на ярлыке, Торна присоединили к другим узникам, носившим такие же ярлыки, – они сбились в кучу около большого нагревательного шара, стоявшего на пристани. Его товарищи по несчастью медленно поворачивались то одним, то другим боком к шару: от него исходило приятное тепло, а со стороны канала дул ледяной предутренний ветер.

Наконец после короткой из-за разреженной атмосферы Марса зари над горизонтом поднялось солнце, и его бело-голубые лучи тотчас разогнали холод. Лед, покрывший поверхность канала, начал быстро таять.

У причала стояло узкое, низкое судно длиной примерно двести футов. Корпус его был сделан из бурого металла, а надстройки на палубе накрывало переливающееся янтарное стекло, выгнутое, как спина у кита.

Пленников погнали на это судно. По дороге Торн заметил, что на судне установлены странного вида лопасти, похожие на перепончатые лапы водоплавающих птиц, – они были прикреплены на равном расстоянии вдоль бортов.

Как только заключенных загнали в трюм, за ними с лязгом захлопнулась металлическая дверь. Вскоре судно плавно отошло от причала. Двигалось оно мягко, «перепонки» почти бесшумно рассекали воду канала.

Устав от однообразия этого путешествия, Торн скоро разговорился с одним из собратьев по несчастью – человеком, который когда-то занимал высокую должность в Камуде, но осмелился противоречить Иринц-Телу. Леври Томель был пожилым человеком с гривой седых волос. Он не затаил вражды против дикстара, но принимал свой приговор как решение судьбы.

– В крайнем случае, – говорил он Торну, – я прожил бы еще пару коротких лет. Но ты – ты еще так молод! Твоя участь воистину печальна, и надеяться тебе не на что.

Они помолчали, затем Торн спросил:

– Что такое эти баридиевые копи? Что ты знаешь о них?

– Это обширные разработки, которые требуют много машин и оборудования, а также труда множества рабов. После того, как баридиевую руду поднимают из глубинных залежей на поверхность, ее мелют и очищают от примесей. Затем следует перегонка. Жидкость, которая выходит из перегонного куба, перемешивается с фосфором и еще кое-какими химикалиями, и ею заполняют хорошо знакомые тебе светящиеся шары. Твердый остаток прокаливают, пока он не превращается в мельчайший порошок, впитывающий воду с чудовищной жадностью. Порошок смешивают с несколькими веществами, главное из которых – металлический натрий, и делают огненный порошок, который воспламеняется, стоит плеснуть на него водой.

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая