Дети Великой Реки - Киз Грегори - Страница 59

• Предыдущая
• 59/89
• Следующая

– Почему… Почему вы меняетесь? – слабым голосом спросила Хизи. Как будто, узнав, можно было чем-то помочь.

Лэкэз улыбнулся судорожной, полубезумной улыбкой.

– Дух Воды проницает нас насквозь, – прошептал он доверительно. – Человеческое тело не может выдержать его влияния.

Пока Хизи пыталась уяснить себе это, Дьен – или тот, кем стал Дьен, – вскинул голову, как если бы созерцание Хизи из другой точки могло дать ему нечто новое. Возможно, так оно и случилось, потому что он медленно, неуклюже протянул ей свою, наиболее напоминающую человеческую, руку сквозь решетку.

Хизи склонилась и – после мгновенного колебания – дотронулась до его руки. Пальцы чуть шевельнулись. Рука была холодной, твердой – и ничуть не напоминала ту руку, которую она сжимала, когда они с Дьеном, смеясь, бегали по крыше. А теперь эта рука была неловко скрючена, не умея держать руку другого. Наконец, к великому облегчению Хизи, Дьен, квакнув, убрал свою руку. Его ужасные глаза завертелись на отростках, он нырнул и быстро поплыл прочь.

– Он узнал тебя, – сказал Лэкэз. – Это наверняка. Большего от него нельзя ожидать.

– Дьен, – ласково прошептала Хизи. Шершавая туша под ней вновь заколыхалась.

– Торопись! – прошипел Лэкэз. – Ну пробуждается. Если ты и вправду пробралась через водостоки, ступай обратно. Возможно, Река отпустит тебя.

Хизи, дрожа, поднялась на ноги.

– До свидания, – прошептала она.

– Вскоре увидимся, – сказал Лэкэз. – Не принесут ли они мне немного вина? Хотя, конечно, вряд ли.

Он погрузился в воду – и исчез. Хизи взяла лампу и перелезла через Ну. Когда она была уже возле трона, чудище принялось извиваться и вздыматься. Едва только Хизи поднялась по ступеням наверх, оно окончательно проснулось. В Ну уже не было ничего, что напоминало бы человека: она была наполовину рыба, наполовину скорпион. Ее длинный, тонкий хвост бил по воде. Быстрее, чем Хизи могла вообразить, чудище развернулось и стало карабкаться за ней наверх, то подбираясь, то растягиваясь. Хизи швырнула вниз лампу: она разбилась, и горящее масло потекло по ступеням. Ну остановилась, отведя выпуклые глаза от света. Хизи нырнула в темную трубу и поползла, задыхаясь от ужаса. Хизи царапала камень, пытаясь проталкиваться во тьму как можно скорее, обламывала ногти, не замечая боли. Она не успокоилась даже тогда, когда увидела свет впереди, где ждал ее Тзэм.

Девочка тяжело дышала, когда верный телохранитель осторожно вытащил ее из трубы. Он мягко покачал ее в своих могучих руках, гладя ее мокрые, скользкие волосы, успокаивая ласковыми словами. Затем, подхватив ее одной рукой и взяв в другую фонарь, он принялся подниматься по лестнице – назад, к свету и дому.

Гхэ, потрогав пальцем шрам на подбородке, глубоко вздохнул, набрав полные легкие воздуха, пахнущего, как когда-то в детстве. На обочинах улицы жарили мясо, продавали рыбу, уже начавшую тухнуть на полуденном солнце, пряный аромат моря – лучших запахов он не знал. Но когда ветер дул от Южного Города в сторону реки, он дышал смрадом. Пахло отбросами. Пахло нечистотами и людей, и псов, полусгнившей пищей, стоячей водой заболоченных прудов, сквозь которые прокрадывалась Река. Здесь, на улице Алого Саргана, не видно было свалок, но она являлась границей между блистательным центром Нола, где жили преуспевающие горожане – владельцы лавок, кораблей, купцы и дальние родственники знати, и более обширными кварталами Южного Города, где жила чернь, подонки общества.

Гхэ прекрасно помнил, по какую сторону улицы он родился. Он никогда бы не стал никого убивать по приказу жрецов, если бы человек из Южного Города мог хоть чем-то привлечь их внимание. Нет, никогда он, по доброй воле, не вернется назад, в Южный Город, ибо сумел возвыситься, и возвращение было бы ошибкой. Здесь, на улице Алого Саргана, он провел лучшие годы своей юности. Здесь он во время детских игр забывал и об убогой лачуге, и о погибшей при родах матери, и о тетушке, которая избивала его и укладывала спать на подстилке вместе с псами. Именно здесь он сумел сравнить лучшее, что может предложить Нол, с самым худшим, и предпочел покинуть Южный Город. Ныне побег его был завершен.

Гхэ лениво бросил монетку мальчишке, наблюдавшему за толпой глазами ястреба. Тот поймал монету на лету, улыбнулся и кивнул Гхэ. Гхэ также кивнул ему и пошел вдоль улицы, неслышно напевая. Ветер вновь повеял от дворца и наиболее чистой части города. Стая речных чаек, крича, пролетела над головой.

Гхэ нашел Ли у Площади Двух Тополей. Старуха, как обычно, сидела, с прямой, как доска, спиной, игральные кости были аккуратно разложены на бархатном лоскуте. Этот же лоскут лежал перед ней много лет назад, когда Гхэ впервые встретил ее.

– Что сейчас сулят мне игральные кости? – спросил он.

Старуха обернулась.

– Гхэ! – радостно воскликнула она. – Кости предупредили меня, что ты придешь сюда навестить старуху!

– Ну, для этого не надо было гадать, – прошептал он, нагнувшись и целуя ее морщинистую щеку.

Глаза Ли заблестели.

– Садись, Ду, мой малыш, и расскажи мне, каково тебе среди жрецов!

– Рассказывать тут нечего, – извиняющимся тоном сказал Гхэ, – но живется неплохо. Все, что только может достичь человек незнатного рода, я получил. Хорошую пищу, вино, книги…

– Женщины, – вмешалась Ли.

– Конечно, – не смутившись, согласился Гхэ.

Ли кивнула.

– Я не виделась с тобой два года, маленький Ду. Что случилось с тобой за это время?

Мог ли он рассказать ей? Если кто-то в целом свете и заслуживал его доверия, так это старая Ли. И все же, несмотря на то, что он любил ее и доверял ей много лет, в нем еще жил мальчишка, который не верил никому. Гхэ хохотнул, хлопнул Ли по плечу и поведал ей не ложь – и не правду.

– Много приходится молиться, – признался Гхэ.

Ли кивнула.

– Взгляни-ка, что я тебе принес, – торопливо сказал он. Из-за пазухи он достал сверток и осторожно положил рядом со старухой, чтобы та сама могла открыть его. Ли так и сделала – и тут же захихикала, довольная.

– Я подумал, что эта старая тряпица давно износилась, – пояснил он. – И потом, тебе необходим головной убор, чтобы как-то выделиться среди всех этих говорунов. Так вот тебе колпак – пусть все знают, что ты настоящая прорицательница.

– Какой красивый! – сказала старуха. – Луна и звезды так и блистают. Нить золотая?

Гхэ пожал плечами:

– Не знаю. Я был уверен, что тебе он понравится.

– Как ты добр к старухе!

– Если бы не ты, я бы по-прежнему перерезал глотки по приказу полицейских на улице Лунг.

– А сейчас ты перерезаешь глотки по приказу жрецов? – Глаза Ли сверкнули жестоким блеском. Гхэ не покраснел, он тихо коснулся ее руки. Друг к другу они никогда не были жестоки, и вопрос Ли причинил ему боль.

– Прости, Ли, – сказал он. – Я собирался тебе об этом сказать.

– Ты прав, Ду. Да, жрецы выбрали для тебя нелегкую службу.

Гхэ пожал плечами.

– Ничего другого они бы мне не поручили. Я и заинтересовал их только определенного рода… сноровкой. Но, Ли, ведь мне понадобилось многому научиться! Мечом я владею лучше любого из воинов. Они научили меня таким приемам, что уму непостижимо.

– Тебе уже давали поручения?

Гхэ кивнул.

– Об этом мне нельзя с тобой говорить, Ли. На мне лежит Запрет. Скажу только: дважды меня посылали, и дважды я марал кровью свои руки. Жрецы мной довольны.

– Так и должно быть, – улыбнулась Ли, пожав ему руку. – Враги Нола будут бояться тебя, безымянного. Разве я не предсказывала тебе это несколько лет назад?

– Да. Но пророчество обеспечено здесь самой пророчицей. Ты всегда помогала мне, когда я нуждался в помощи, ты посоветовала мне, научила меня, как надо говорить со жрецами, и представила меня советнику.

Ли покачала головой.

– Ты не желал оставаться в Южном Городе, плодя нищих и поедая дерьмо. Ты был предназначен для лучшей доли, и они были не так глупы, чтобы это не понять.

• Предыдущая
• 59/89
• Следующая