Перси Джексон и последнее пророчество - Риордан Рик - Страница 56

• Предыдущая
• 56/70
• Следующая

— Лавр, — с трепетом проговорил Гроувер. — Теперь старый козел счастлив.

Он взял саженец в руки.

— Я… посажу его на Олимпе. В саду.

— Мы как раз туда и направляемся. Идем, — сказал я.

В поднимающемся лифте тихонько играла музыка. Я вспомнил свое первое посещение Олимпа — мне тогда было двенадцать. В тот раз Аннабет и Гроувер не сопровождали меня. Я был рад, что сегодня они со мной. Меня одолевало предчувствие, что это наше последнее совместное приключение.

— Перси, — тихо обратилась ко мне Аннабет. — Ты был прав насчет Луки. — Это были ее первые слова после смерти Силены Боргард.

Она, не отрываясь, смотрела на указатель этажей — там сменялись волшебные цифры: 400,450, 500.

Мы с Гроувером переглянулись.

— Аннабет, — начал я, — мне очень жаль…

— Ты пытался мне сказать, — голос у нее дрожал, — что Лука плохой. Я тебе не верила, пока… пока не узнала, как он использовал Силену. Теперь я знаю. Надеюсь, ты счастлив.

— Невелико счастье.

Аннабет оперлась рукой о стенку лифта, стараясь не смотреть на меня.

Гроувер осторожно держал в руках саженец.

— Что ж… конечно, хорошо снова быть вместе. Спорить. Почти погибать. Побеждать страх. Ой, смотрите — приехали.

Раздался звоночек, дверь открылась, и мы вышли на повисшие в воздухе мостки.

Не часто Олимп производит гнетущее впечатление, но теперь именно так он и выглядел. Горели жаровни. Окна были темны. На улицах пусто. Двери забиты. Если и было где какое движение, так только в парке — там оборудовали госпиталь, в котором суетились Уилл Солас и другие дети Аполлона — ухаживали за ранеными. Наяды и дриады пытались с помощью природных заклинаний вылечить ожоги и травмы, нанесенные ядом.

Гроувер занялся своим саженцем, а мы с Аннабет обходили раненых, стараясь их подбодрить. Я видел сатира со сломанной ногой, полукровку, всего забинтованного — с головы до ног, видел тело, укрытое золотым погребальным саваном домика Аполлона. Я не знал, кто там, под этим саваном, и не хотел узнавать.

У меня камень лежал на сердце, но мы старались найти подбадривающие слова.

— Да ты и глазом не успеешь моргнуть, как снова будешь в строю, сражаться с титанами! — сказал я одному из ребят.

— Ну, ты прекрасно выглядишь, — похвалила другого Аннабет.

— Леней стал лавром, — рассказывал Гроувер одному стонущему сатиру.

Я нашел Поллукса, сына Диониса, — он сидел, прислонившись спиной к дереву. У него была сломана рука — можно сказать, легко отделался.

— Я еще могу сражаться другой рукой, — пробормотал он, скрежеща зубами.

— Нет, с тебя уже хватит. Я хочу, чтобы ты остался здесь и помог ухаживать за ранеными.

— Но…

— Обещай мне, что никуда не будешь соваться, — попросил я. — Ладно? Уж окажи мне такую услугу.

Поллукс нахмурился.

Мы вовсе не были близкими друзьями, но я не собирался ему говорить, что это просьба его отца, — зачем ставить парня в неловкое положение. Наконец он пообещал исполнить мою просьбу, и когда снова откинулся к стволу дерева, я увидел, что сделал он это с облегчением.

Мы втроем — Аннабет, Гроувер и я — приближались к дворцу, цели Кроноса. Как только он доберется до лифта и поднимется сюда, — а у меня не оставалось сомнений, что он так или иначе доберется, — он уничтожит тронный зал богов, их центр власти.

Бронзовые двери со скрипом открылись. Наши шаги по мраморному полу гулким эхом разносились по громадному залу, на потолке которого холодно мигали созвездия. В очаге остались лишь красноватые угли. Рядом с ним сидела, дрожа и скрючившись, Гестия в образе маленькой девочки в коричневом платье. В водяной сфере печально плавал Офиотавр. Он вяло замычал, увидев меня.

В слабом свете очага троны отбрасывали зловещие тени, похожие на руки, пытающиеся схватить пришельца.

У трона Зевса, глядя на звезды, стояла Рейчел Элизабет Дэр, держа в руках греческую вазу.

— Рейчел? — удивился я. — Что ты здесь делаешь с этой вазой?

Она посмотрела на меня — взгляд такой, будто еще не успела проснуться.

— Я ее нашла. Ведь это кувшин Пандоры.

Глаза ее горели ярче, чем обычно, и перед моим мысленным взором почему-то мелькнуло воспоминание о заплесневелых сэндвичах и сожженном печенье.

— Поставь этот кувшин на пол, пожалуйста, — сказал я.

— Я вижу в нем Надежду, — проговорила Рейчел, поглаживая пальцами рисунок на керамике. — Такую хрупкую.

— Рейчел!

Мой голос словно вернул ее к реальности — она протянула мне кувшин, и я взял его. Керамика была холодна как лед.

— Гроувер, — пробормотала Аннабет. — Давай пошарим во дворце — может, найдем где-нибудь греческий огонь или ловушки Гефеста.

— Но… — Аннабет толкнула его в бок локтем. — Ах да, — воскликнул он. — Обожаю ловушки!

Она выволокла его из тронного зала.

Гестия сидела у огня, сгорбившись и покачиваясь из стороны в сторону.

— Идем, — сказал я Рейчел. — Познакомлю тебя кое с кем.

Мы сели рядом с богиней.

— Госпожа Гестия, — позвал я.

— Привет, Перси Джексон, — пробормотала богиня. — Холодает. Поддерживать огонь в очаге все труднее.

— Я знаю. Титаны уже рядом.

Гестия посмотрела на Рейчел.

— Привет, моя дорогая. Наконец-то ты пришла к нашему очагу.

— Ты ждала меня? — недоуменно заморгала Рейчел.

Гестия вытянула руки, и угли замерцали сильнее. Я увидел видения в язычках пламени: мама, Пол и я на День благодарения сидим за обедом в нашей кухне; мы с друзьями вокруг костра в Лагере полукровок, поем песни и поджариваем в огне на прутиках маршмаллоу; мы с Рейчел едем вдоль берега на «приусе» Пола.

Не знаю, видела ли Рейчел то же самое, но я почувствовал, как напряглись ее плечи. Казалось, что по ее телу разлилось тепло от огня.

— Чтобы занять свое место у очага, — сказала ей Гестия, — ты должна забыть о том, что тебя отвлекает. Только так сможешь ты выжить.

Рейчел кивнула.

— Да. Я понимаю.

— Погоди, — сказал я. — О чем это она говорит?

— Перси, когда я прилетела сюда… — Рейчел прерывисто вздохнула, — я думала, что делаю это ради тебя. Оказалось, это не так. Ты и я… — Она покачала головой.

— Постой. Значит, это я тебя отвлекаю? Это потому, что я «не тот герой»?

— Не знаю, смогу ли передать это словами, — сказала она. — Меня влекло к тебе, потому что… потому что ты открыл мне дверь во все это. — Рейчел обвела рукой тронный зал. — Мне нужно было понять, что я такое. Но мы с тобой — наши отношения не были частью этого. Наши судьбы не переплетены. Я думаю, в глубине души ты всегда знал это.

Я уставился на нее.

Может быть, когда дело касалось девчонок, я становился не очень сообразительным, но сейчас я был уверен: Рейчел дает мне от ворот поворот, что очень глупо, потому что мы с ней никогда и не были вместе.

— И что теперь? — спросил я. — «Спасибо, что привел меня на Олимп. И пока!»

Рейчел смотрела в огонь.

— Перси Джексон, — медленно проговорила Гестия. — Рейчел сказала тебе все, что могла. Ее час наступает. Но время твоего решения приближается еще быстрее. Ты готов?

Я хотел ответить, мол, нет, вовсе я не готов, даже еще не начал готовиться.

Тут я посмотрел на кувшин Пандоры и в первый раз испытал желание распечатать его. Надежда в этот миг казалась мне такой тщетной. Многие мои друзья были убиты. Рейчел порывала со мной отношения. Аннабет на меня злилась. Родители спали где-то на улице, а армия монстров тем временем окружала здание. Олимп был на грани падения, а я видел столько жестокостей, совершенных богами: Зевс уничтожил Марию ди Анджело, Аид проклял последнего оракула, Гермес отвернулся от Луки, хотя и знал, что его сын может пойти по дурной дорожке…

«Сдавайся, — шептал мне в ухо Прометей. — Иначе твой дом будет уничтожен. Твой драгоценный лагерь сгорит».

Я посмотрел на Гестию. Ее глаза светились теплом. Я вспомнил те образы, которые видел в ее очаге, — друзья и семья, все, что мне было дорого.

Я вспомнил слова Родригеса: «Нет смысла защищать лагерь, если вы погибнете. Все наши друзья здесь». Вспомнил Нико, как он говорил своему отцу Аиду: «Если падет Олимп, то и твой дворец не устоит».

• Предыдущая
• 56/70
• Следующая