Вторая книга джунглей - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 20
- Предыдущая
- 20/40
- Следующая
В этот день Маугли сидел, окружённый огромными кольцами питона, и перебирал пальцами его пятнистую и прорванную старую кожу, которая лежала между камнями, образуя петли и извиваясь, словом, в таком виде, в котором питон сбросил её. Каа очень любезно поддерживал широкие обнажённые плечи Маугли и, таким образом, юноша отдыхал в удобном живом кресле.
— Она совершенна, вполне совершенна; совершенны даже чешуйки, покрывающие глаза, — тихо произнёс Маугли, играя старой кожей змеи. — Как странно, думается мне, видеть у своих ног покров со своей головы.
— Да, но у меня нет ног, — заметил Каа. — И так как сбрасывание кожи в обычаях всего моего племени, я не нахожу это странным. А разве твоя кожа никогда не делается старой и жёсткой?
— В таких случаях я иду и купаюсь, Плоскоголовый; впрочем, в сильную жару я несколько раз желал без боли содрать с себя кожу и бегать по лесу без неё.
— Я и купаюсь и снимаю кожу. Ну, какой вид у моей новой одежды?
Маугли провёл рукой по коричневым ромбам на спине огромной змеи.
— У черепахи спина твёрже, но не такая яркая, — произнёс он тоном судьи. — Лягушка, моя тёзка, ярче, но не такая твёрдая. Твоя кожа прекрасна на взгляд; пятна на ней напоминают пятнышки на лепестках лилии.
— Ей нужна вода. Новая кожа принимает настоящие оттенки только после первого купания. Выкупаемся!
— Я отнесу тебя, — сказал Маугли, со смехом наклонился, чтобы поднять среднюю часть огромного тела Каа, и обнял питона в том месте, где он был особенно толст. С таким же успехом человек мог стараться поднять двухфутовую водопроводную магистраль. Каа лежал неподвижно, спокойно отдуваясь и забавляясь при виде усилий Маугли. И началась их обычная вечерняя игра: юноша в полном расцвете молодости, питон в своём богатом новом наряде стали друг против друга для борьбы, для испытания верности глаза и силы. Понятно, если бы Каа не сдерживался, он мог бы раздавить дюжину Маугли, но он играл осторожно, не затрачивая и десятой доли своей мощи. С тех пор как Маугли достаточно окреп, чтобы выносить неосторожное обращение, Каа научил его этой игре, которая придавала телу юноши больше гибкости, чем что-либо другое. Иногда кольца Каа обвивали Маугли почти до самой шеи, и юноша силился высвободить одну свою руку, чтобы схватить огромную змею за горло; когда Каа ослаблял своё пожатие, Маугли старался своими быстрыми ногами сдавить его огромный хвост, который откидывался, чтобы нащупать скалу или пень. Они покачивались взад и вперёд, голова к голове, каждый ожидая подходящего мгновения, потом красивая, точно иссечённая резцом скульптора группа таяла, исчезала в вихре черно-жёлтых колец, взметавшихся ног и рук и снова поднималась.
— Вот, вот, вот, — говорил Каа, нанося «фальшивые удары» головой с такой скоростью, что даже быстрая рука Маугли не могла их отбивать. — Смотри! Я попадаю сюда, Маленький Брат! Сюда и сюда! Разве твои руки онемели? Опять сюда!
Игра всегда кончалась одним и тем же образом: прямым сильным ударом головы питона, от которого юноша, переворачиваясь, далеко отлетал. Маугли никак не мог научиться спасаться от молниеносного нападения змеи и, по словам Каа, ему не стоило даже стараться.
— Хорошей охоты, — по обыкновению коротко прошипел Каа.
Маугли, задыхаясь и смеясь, упал ярдах в двадцати от питона. Он поднялся с полными горстями травы и пошёл к любимому месту купанья старой мудрой змеи. Это был глубокий, чёрный как смола, естественный пруд, окружённый камнями и очень живописно украшенный утонувшими в нем древесными стволами. Маугли, по обычаям джунглей, бесшумно кинулся в воду, нырнул, вынырнул; опять-таки без звука повернулся на спину, положив руки под голову; стал наблюдать, как над скалами поднималась луна, и разбивать её отражение пальцами ног. Ромбическая голова Каа разрезала водную поверхность как бритва, вынырнула и опустилась на плечо юноши. Они оба лежали неподвижно, с наслаждением упиваясь прохладой воды.
— Это очень приятно, — наконец сонным голосом сказал Маугли. — Как я помню, в этот час люди ложатся на жёсткие штуки из дерева в своих глиняных ловушках, закрываются от чистого ветра, натягивают грязные ткани на свои отяжелевшие головы и неприятно поют носами. Нет, в джунглях гораздо лучше.
С большого камня быстро сползла кобра, напилась, прошипела: «Хорошей охоты», и уползла.
— Сеш! — сказал Каа, по-видимому внезапно вспомнил о чем-то. — Итак, в джунглях есть все, что тебе нужно, Маленький Брат?
— Не все, — со смехом сказал Маугли, — в противном случае в зарослях постоянно появлялся бы Шер Хан, которого я убивал бы раз в каждую луну. Теперь я мог бы убить его собственными руками, без помощи буйволов. Кроме того, в середине дождей я иногда желал видеть солнце, а в разгар лета хотел… чтобы солнце застилалось дождями. Когда я бывал голоден, мне хотелось убить козла; иногда, убив козла, я жалел, что это не олень, а убив оленя, мне хотелось, чтобы он превратился в нильгау. Но ведь то же чувствуем все мы.
— А других желаний у тебя нет? — спросил огромный питон.
— Чего же ещё я могу желать? У меня есть джунгли, и все меня любят. Что же ещё может скрываться между восходом и закатом?
— А ведь кобра сказала… — начал Каа.
— Какая кобра? Та, которая пила здесь, ничего не сказала. Она охотилась.
— Нет, другая.
— А разве у тебя много дел с Ядовитым Народом? Я всегда сторонюсь их. В своих передних зубах они несут смерть, и это нехорошо, потому что змеи так малы. Но с какой же широкой шеей разговаривал ты?
Каа медленно повернулся в воде, как пароход в море.
— Три или четыре луны тому назад, — сказал он, — я охотился на Холодных Логовищах, — вероятно, ты не забыл это место? Существо, которое я преследовал, с визгом пронеслось мимо бассейнов к дому, стену которого я однажды разбил ради тебя, и убежало в подземелье.
— Да ведь население Холодных Логовищ не живёт в норах, — заметил Маугли, знавший, что Каа говорит о Народе Обезьян.
— Это существо не жило под землёй; оно просто хотело сохранить жизнь, — ответил Каа, высовывая свой дрожащий язык. — Оно побежало по очень длинному подземному ходу. Я пустился за ним, убил его, потом заснул. Когда же проснулся, пополз дальше.
— Под землёй?
— Именно, и наконец натолкнулся на Белый Капюшон — белую кобру; он тотчас заговорил о вещах, которых я не знал, и показал мне многое, никогда не виданное мною.
— Новую дичь? Было ли тебе приятно охотиться? — сказав это, Маугли быстро повернулся на бок.
— Я увидел совсем не дичь и переломал бы все свои зубы. Белая кобра сказала мне, что человек (по-видимому, она знает это племя), что человек отдал бы своё дыхание за то, чтобы только раз взглянуть на вещи, скрытые под землёй?
— Посмотрим, — заметил Маугли, — теперь я вспоминаю, что и я когда-то был человеком.
— Не спеши, не спеши. Поспешность погубила Жёлтую Змею, которая поглотила солнце. Мы говорили с белой коброй, и я упомянул о тебе, назвав тебя человеком. Тогда Белый Капюшон (он так же стар, как джунгли) сказал: «Давно я не видывал людей. Пусть он придёт и посмотрит на все эти вещи; ведь за каждую из них многие люди готовы были бы умереть».
— Нет, это, наверно, какая-нибудь дичь. Ядовитый Народ никогда не говорит нам, когда узнает о дичи. Их племя не любезно.
— Это не дичь, это… это… я не умею объяснить тебе, что это такое.
— Так пойдём. Я никогда не видал белой кобры; мне хочется также посмотреть на все остальное. Белый Капюшон убил их?
— Все это не живые вещи, и он говорит, что охраняет их.
— Ага! Как волк стоит над мясом, которое он унёс в своё логово. Идём же.
Маугли поплыл к берегу, повалялся в траве, чтобы высушиться, потом оба пустились к Холодным Логовищам, к покинутому городу, о котором вы, может быть, слышали. Маугли не боялся больше Обезьяньего Народа; зато обезьяны приходили в ужас при одном взгляде на Маугли. Но в это время все их племена странствовали по джунглям, и лунный свет заливал пустые и молчаливые Холодные Логовища. Каа прополз к развалинам беседки, которая стояла на террасе, скользнул по обломкам и спустился по сильно разрушенной лестнице, которая из середины маленького строения вела в подземелье. Маугли произнёс Змеиные Слова: «Мы одной крови, вы и я», опустился на четвереньки и двинулся за питоном. Долго ползли они по слегка покатому туннелю, который несколько раз поворачивал и изгибался, наконец достигли места, где корень какого-то большого дерева, вздымавшегося на тридцать футов над землёй, выдавил в стене громадный камень. Питон и Маугли пробрались через этот пролом и очутились в обширном подземелье. В него сочился слабый свет через отверстия, проломленные в крыше тоже корнями.
- Предыдущая
- 20/40
- Следующая