Выбери любимый жанр

Пятая сура Ирины Лещинской - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

— К делу? Здесь нет никакого дела для уголовной полиции! — отрезал рави. — Я спас евреев и государство Израиль — вот и все дело, если хотите знать мое мнение.

Скромность, очевидно, не числилась среди достоинств рави Леви.

— Уважаемый рави, — вступил директор Рувинский, — я не могу принять твоих извинений, прежде чем ты не объяснишься. Ты пришел ко мне и сказал, что хочешь провести кое-какие исторические изыскания. Ты принес разрешение правительственного Совета. Ты сказал, что занимаешься историей евреев в Испании и Северной Африке. Ты обманул меня.

— Ни в коем случае! — твердо сказал рави. — Первые четыре экспериментальных обмена были связаны именно с этой историей, и в моем сейфе содержится полный отчет. Только после того, как эта серия была завершена, мы приступили ко второй…

— О которой меня не уведомили, — сказал Рувинский.

— Разве я был обязан это сделать? — удивился рави и посмотрел на Бутлера.

— Не обязан, — подтвердил комиссар. — Арендатор стратификатора Лоренсона, имеющий разрешение от правительственного Совета, не обязан информировать дирекцию Штейнберговского института о сущности проводимого эксперимента, поскольку данный эксперимент может составлять государственную тайну.

— Дурацкое положение, — заявил Рувинский, — я всегда это утверждал, и вот результат.

— Господа, — вмешался я, — о чем вы говорите? Где девушки и как их оттуда вызволить — вот, в чем вопрос!

— Скорее не где, а когда, — кивнул рави. — Хотя и «где» тоже имеет значение.

Он легко отодвинул тяжелое кресло, в котором сидел, подошел к книжным стеллажам, занимавшим одну из стен кабинета, и, любовно проведя указательным пальцем по корешкам старых фолиантов, достал одну из книг. Прежде чем передать книгу мне, рави открыл заложенную страницу и взглянул на текст, будто желая убедиться в том, что текст все еще на месте.

Книга оказалась «Анализом раннего ислама» профессора Джексон-Морвиля, издание Колумбийского университета, 1954 год. Английский язык, тяжеловесный научный стиль, непривычная лексика. Я прочитал отмеченное рави место:

— «…пророк Мухаммад был человеком жизнелюбивым. Он утверждал, что чувственное влечение к женщине само по себе перед лицом Бога не есть грех; оно становится грехом, если направлено в неположенную, неразрешенную сторону. Тогда его нужно всячески подавить, памятуя о том, что прелюбодеяние — грех, мерзость и гадость, праведный человек должен испытывать к нему отвращение…»

— Этот их Мухаммад, — с ноткой презрения в голосе сказал рави, — полагал, что жить с десятком или даже сотней жен — богоугодное занятие. Читай дальше, Песах, следующий абзац.

— «…и любимая его жена Хадиджа. Она была старше пророка и снисходительно относилась к его увлечениям, принимала новых его жен и наложниц, число которых возрастало с той же частотой, с какой ангел Джабраил являлся Мухаммаду в его вещих снах, читая от имени Аллаха суры Корана.»

Я поднял голову и внимательно посмотрел на рави Леви. Рави кивнул, подтверждая мою догадку, и сказал нетерпеливо:

— Читай, читай!

— «…Некоторые из его наложниц были мало похожи на девушек из племени курашитов, например, описанная некоторыми биографами Мухаммада Фаида — девушка со смуглым лицом и светлыми волосами, любимая жена пророка в годы, когда Аллах устами Джабраила диктовал Мухаммаду десятую суру. Вероятно, эту наложницу доставили пророку его летучие отряды, время от времени совершавшие набеги на север Аравийского полуострова и даже в район реки Иордан…»

— В район реки Иордан, — повторил рави Леви.

— Фаида, — сказал я. — Если она была из племени бедуинов…

— Она была из племени иудеев, — сказал рави Леви, — и звали ее на самом деле Фаина Вайнштейн.

— Вайнштейн! — воскликнул комиссар Бутлер и вскочил на ноги. — Ты сказал — Вайнштейн? Девушка, исчезнувшая из массажного кабинета Шалома Мизрахи, она была седьмой… Ты хочешь сказать…

— Я таки спас Израиль, вот что я хочу сказать, комиссар.

— Эти проститутки, эти женщины — ты отправил их не в Испанию, а в Мекку!

— Я и не утверждал, что отправил их в Испанию, — холодно отпарировал рави. — В Испанию я отправлял камни, любезно предоставленные мне сотрудниками господина Рувинского. Все одиннадцать девушек дали добровольное согласие отправиться в Мекку седьмого века и стать там женами или наложницами некоего Мухаммада, которого мусульмане почитают как пророка. И, если бы не они, уверяю тебя, комиссар, и тебя, директор Рувинский, и тебя, Песах, в том, что государство Израиль не существовало бы сейчас, в двадцать первом веке — все закончилось бы в седьмом.

— Что ж теперь? — спросил Роман, когда мы вышли из ешивы «Брухим». — Эти девушки… они так и прожили жизнь с этим… э-э… пророком? И ничего нельзя сделать?

— Можно, — бодро сказал я, — отправить в седьмой век коммандос и вернуть девушек силой оружия.

— Это, действительно, возможно? — взбодрился Бутлер. — Я слышал, что подобная экспедиция уже проводилась однажды, но не знаю подробностей.

— И не узнаешь, — отрезал директор Рувинский, не хуже меня знавший, что произошло, когда Мишка Беркович, шестнадцатилетний новый репатриант из Киева, вместо обещанного ему Сохнутом конца двадцать первого века оказался в начале седьмого. Мишку вызволили, но кто, кроме считанного количества посвященных, знает о том, что этот Беркович успел-таки стать отцом пророка Мухаммада? В «Истории Израиля» я посвятил этому эпизоду главу «А Бог един…», и мне начало казаться, что скоро у этой главы появится достойное продолжение.

— Не думаю, — сказал я, — что наш родной Совет безопасности при нашем родном правительстве пойдет на то, чтобы потратить несколько миллионов наших родных шекелей и рисковать жизнями двух десятков наших родных коммандос, чтобы вызволить из гарема одиннадцать проституток, тем более, что почти все они, насколько я понял, новые репатриантки.

— И я даже не могу предъявить этому рави обвинения! — продолжал возмущаться Роман. — Девушки, действительно, подписали бумаги о том, что добровольно отправляются в седьмой век! И машину времени рави использовал согласно инструкции, где нет ни слова о том, что обмен материей между временами не должен включать живых существ. Это ваше упущение, господин директор!

— Не знаю, упущение ли это… — задумчиво сказал Рувинский, а Роман все не мог успокоиться:

— Я подам рапорт в этот Совет безопасности и государственному контроллеру! Я…

Он замолчал, будто ему в голову пришла неожиданная мысль. Мы втиснулись в авиетку Бутлера, и Роман, став вдруг задумчивым, повел машину в сторону перекрестка Аялон, где наши пути должны были разойтись. Уже высаживая нас с Рувинским перед терминалом Центральной станции аэротакси, Бутлер сказал:

— Я одного не понимаю: почему рави Леви упорно твердил о том, что спас Израиль? Что он имел в виду? Он сделал то, что сделал, но — почему?

Мне не хотелось открывать дискуссию, и я сказал:

— Послушай, Роман, этот вопрос не мог не возникнуть у тебя с самого начала. Ты не задал его, значит, у тебя был ответ.

— Был, — кивнул Роман. — Я решил, что рави, как человек сугубо религиозный и праведный, принципиальный противник проституции. И потому избавил наше общество хотя бы от части этих… э-э… жриц любви… Такая, так сказать, у него была мицва.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Рувинский, потому что Роман опять замолчал.

— Вечером, после работы, я, пожалуй, вернусь к рави и задам ему этот вопрос, — сказал Роман.

— Ты можешь подождать до завтра? — спросил я, и директор Рувинский поддержал мою просьбу кивком головы. — Ответ, как мне кажется, должен быть обязательно отражен в исторических документах. Иначе откуда было возникнуть самому вопросу?

— Мне кажется, Песах, — сказал директор Рувинский, когда мы уже сидели в его кабинете и ждали, пока принесут кофе, — мне кажется, что у нас с тобой возникла одна и та же идея.

— Да, — согласился я. — Как будем проверять? Подбором альтернатив или моделированием?

3
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело