Делириум - Оливер Лорен - Страница 46

• Предыдущая
• 46/78
• Следующая

Хана говорит что-то еще, но я не могу разобрать слов, потому что она уткнулась лицом мне в ключицу.

А потом раздается стук в дверь. Четыре тихих, но отчетливых удара.

Мы с Ханой мгновенно отходим друг от друга. Она утирает слезы, и на ее предплечье от кисти до локтя остается мокрый след.

— Что это было? — дрожащим голосом спрашивает Хана.

— Что?

Я пытаюсь изобразить, будто ничего не слышала, и молюсь, чтобы Алекс ушел.

Тук, тук, тук. Пауза и снова: тук.

— Вот это.

По голосу Ханы слышно, что она начинает раздражаться. Как я понимаю, надо радоваться, что она больше не рыдает.

— В дверь стучат, — Хана прищуривается и с подозрением смотрит на меня. — Я думала, этой дверью никто не пользуется.

— И не пользуются. То есть… иногда… я хочу сказать, поставщики…

Я спотыкаюсь на каждом слове, мысленно умоляю Алекса уйти и пытаюсь придумать, что бы такого соврать — слишком сложная задача для новичка в этом деле.

А потом Алекс просовывает голову в дверь и зовет:

— Лина?

Первой он видит Хану и застывает на месте — голова на складе, туловище в переулке.

С минуту все молчат. У Ханы в буквальном смысле слова отваливается челюсть. Она волчком поворачивается от Алекса ко мне, потом от меня снова к Алексу, вертится она так быстро, что кажется, у нее голова сейчас «с резьбы сорвется». Алекс тоже не знает, что ему делать, просто стоит, как будто думает, что если не будет шевелиться, то станет невидимым.

А я не нахожу ничего умнее, чем ляпнуть:

— Ты опоздал.

Хана и Алекс реагируют одновременно.

— Ты назначила ему встречу? — спрашивает Хана.

— Патруль остановил. Пришлось показывать удостоверение, — оправдывается Алекс.

Хана мгновенно становится серьезной и берет ситуацию под контроль. Эта ее способность всегда меня восхищала. Только что она истерично рыдала, секунда — и она воплощенное самообладание.

— Заходи, — говорит она Алексу, — и закрой дверь.

Алекс подчиняется, он закрывает за собой дверь, а потом стоит и неловко переминается с ноги на ногу. Волосы у него торчат во все стороны, в этот момент он выглядит таким юным и милым, он так нервничает, что мне безумно хочется подойти к нему и поцеловать прямо на глазах у Ханы.

Но Хана быстро гасит этот мой порыв. Она скрещивает руки на груди и одаривает меня взглядом, который могла позаимствовать только у миссис Макинтош, нашей директрисы в школе Святой Анны.

— Лина Элла Хэлоуэй, — говорит она. — По-моему, тебе надо дать объяснение происходящему.

— Твое второе имя Элла? — спрашивает Алекс.

Мы с Ханой обе бросаем на него убийственные взгляды, он отступает на шаг назад и втягивает голову в плечи.

— Мм, — мычу я, слова с трудом пробивают себе дорогу. — Хана, ты помнишь Алекса?

Хана прищуривается, руки у нее по-прежнему скрещены на груди.

— О, Алекса я помню. Я только не помню, по какой причине он здесь.

— Он… ну, он собирался заскочить, чтобы…

Как всегда, в самый ответственный момент мои мозги принимают решение отключиться, и я никак не могу подыскать удобоваримое объяснение. В надежде на помощь я смотрю на Алекса.

Он слегка пожимает плечами, и какое-то время мы просто молча смотрим друг на друга. Я еще не привыкла видеть его, быть рядом, у меня снова возникает ощущение, что я тону в его глазах. Только в этот раз голова у меня не кружится — наоборот, я чувствую уверенность, как будто Алекс мысленно говорит мне, что он здесь, со мной, и ничего с нами не случится.

— Расскажи ей, — говорит Алекс.

Хана прислоняется к полке с рулонами туалетной бумаги и банками консервированных бобов и слегка расслабляет руки. Этого «слегка» достаточно, чтобы я поняла — она на меня не злится. В ее глазах я читаю: «Лучше бы тебе рассказать».

И я рассказываю. Никто не знает, когда Джеду надоест вдруг сидеть за кассой, поэтому я стараюсь говорить короче. Я рассказываю Хане о том, как столкнулась с Алексом на ферме «Роаринг брук»; о том, как мы с ним бегали к буйкам в Глухой бухте и о том, что он мне там рассказал. На слове «заразный» я запинаюсь, глаза у Ханы расширяются, на лице мелькает тревога, но она быстро берет себя в руки. Свою историю я заканчиваю рассказом о вчерашней ночи. О том, как решила предупредить ее о рейде, о собаке, которая меня укусила, и о том, как меня спас Алекс. Рассказывая, как мы прятались в сарайчике, я снова начинаю нервничать (о поцелуе я не говорю, но не могу об этом не думать), но Хана настолько потрясена моей историей, что ничего не замечает.

Дослушав меня, она говорит:

— Так ты там была? Ты была там прошлой ночью?

У Ханы дрожит голос, и я опасаюсь, что она снова начнет рыдать, но в то же время испытываю огромное облегчение — она не злится из-за появления Алекса и не в обиде на меня за то, что я ей не рассказала о нем.

Я киваю в ответ.

Хана встряхивает головой и смотрит на меня, как будто видит впервые в жизни.

— Не могу поверить. Не могу поверить, что ты во время рейда вышла из дома… из-за меня.

— Да, ну вот и все.

Так неловко — я молола языком целую вечность, а Хана с Алексом все это время не спускали с меня глаз. У меня начинают гореть щеки.

Именно в этот момент раздается резкий стук в дверь, которая ведет в магазин, и мы слышим голос Джеда:

— Лина? Ты там?

Я судорожно машу руками на Алекса. Джед пытается пройти на склад, а Хана толкает Алекса в угол между дверью и стенкой. Джед открывает дверь всего на пару дюймов, дальше ее удерживает ящик с яблочным пюре.

В эту щель я вижу глаз Джеда, глаз неодобрительно моргает.

— Что ты там делаешь?

Хана выглядывает в дверь и машет рукой.

— Привет, Джед, — жизнерадостно говорит она, легко, как всегда, переключаясь на режим поведения на публике. — Я тут зашла кое-что Лине передать, ну мы и заболтались.

— У нас покупатели, — недовольным тоном сообщает Джед.

— Выйду через секунду, — говорю я, стараясь выдержать интонацию Ханы.

От одной только мысли, что Джеда и Алекса разделяет тонкая дверь из фанеры, я прихожу в ужас.

Джед бурчит что-то и ретируется, прикрыв за собой дверь. Мы переглядываемся и все втроем одновременно издыхаем от облегчения.

— Я тут кое-что принес для твоей ноги, — говорит Алекс, переходя на шепот.

Он снимает рюкзак, ставит на пол и начинает вытаскивать на свет перекись водорода, бацитрацин, бинты, пластырь и ватные шарики. Потом он опускается передо мной на колени и спрашивает:

— Можно?

Я закатываю джинсы, и Алекс начинает разматывать повязку на моей щиколотке. Мне не верится, что Хана стоит рядом и наблюдает за тем, как какой-то парень… заразный… прикасается ко мне. Я знаю, что она даже представить себе не могла такого, и отвожу глаза, я смущена и одновременно испытываю гордость.

Когда повязка спадает с моей ноги, Хана делает короткий резкий вдох, и я непроизвольно зажмуриваюсь.

— Черт, Лина, — говорит она, — эта псина конкретно тебя укусила.

— С ней все будет в порядке, — говорит Алекс.

От тихой уверенности в его голосе тепло разливается по всему моему телу. Я приоткрываю один глаз и бросаю косой взгляд на собственную щиколотку. Мне становится дурно, похоже, из моей ноги вырвали огромный кусок мяса. Несколько квадратных дюймов кожи вообще исчезли.

— Может, тебе лучше обратиться в больницу? — с сомнением в голосе предлагает Хана.

— И что она им скажет? — Алекс открывает пузырек с перекисью и начинает смачивать ватные шарики. — Что пострадала на запрещенной вечеринке во время ночного рейда?

Хана не отвечает, она понимает, что я не могу обратиться к врачу. Меня привяжут к операционному столу в лабораториях или бросят в «Крипту» еще до того, как я закончу произносить свое имя.

— Вообще-то не очень болит, — вру я.

Хана снова смотрит на меня с этим выражением в глазах. Как будто мы никогда не были знакомы. И тут я понимаю, что, возможно, впервые за все время нашей дружбы я произвела на нее впечатление. Может быть, она сейчас даже восхищается мной.

• Предыдущая
• 46/78
• Следующая