Делириум - Оливер Лорен - Страница 34
- Предыдущая
- 34/78
- Следующая
И все улыбаются.
Я говорю:
— Я бы хотела изучать психологию и социальное регулирование.
Говорю:
— Я люблю слушать музыку, но не очень громко.
Говорю:
— Определение счастья — безопасность.
Улыбки, улыбки, улыбки, все обнажили зубы в улыбке.
Ответив на все вопросы, я иду к дверям. Мне кажется, что боковым зрением я вижу какой-то движущийся силуэт. Я бросаю быстрый взгляд на галерею. Там, естественно, никого нет.
Два дня спустя мы получаем результаты тестов — пройдены. Финальная оценка — восемь. Тетя обнимает меня впервые за многие годы, дядя неловко хлопает по плечу и дает за ужином самый большой кусок цыпленка. Даже Дженни, похоже, под впечатлением. Грейси бодает головой мою ногу, я отступаю и говорю ей, чтобы она перестала. Понятно, что она расстроена из-за того, что я оставлю ее.
Но такова жизнь, и чем быстрее она это поймет, тем лучше.
«Список одобренных кандидатов» я тоже получила, в нем указаны имена и статистика — возраст, баллы, интересы, рекомендованная карьера, перспективы заработка. Все аккуратно отпечатано на белом листе бумаги с гербом Портленда. Ну хоть Эндрю Маркуса там нет. Мне знакомо только одно имя — Крис Макдоннел. Это рыжий парень с торчащими, как у кролика, зубами. Я знаю его только потому, что однажды в прошлом году, когда я играла с Грейси на улице, он начал дразнить нас «тормоз и сиротка». Я, даже не задумываясь, что делаю, подняла с земли камень, развернулась и бросила его в сторону Макдоннелла. И попала в голову. В одну секунду его глаза съехались к переносице и разъехались в стороны. Он поднес руку к голове, а когда убрал, пальцы у него были в крови. Я потом несколько дней боялась выйти из дома, я боялась, что меня арестуют и бросят в «Крипту». Мистер Макдоннел — владелец мастерской техобслуживания и плюс к этому волонтер-регулятор. Я была уверена, что после того, что я сделала с его сыном, он обязательно на меня донесет.
Крис Макдоннел. Финнис Джонстон. Эдвард Ванг. Брайан Шарфф. Я смотрю на эти имена так долго, что буквы начинают меняться местами и список превращается в какую-то тарабарщину.
В середине июля за семь недель до процедуры приходит пора принять решение. Я расставляю кандидатов в произвольном порядке и присваиваю им номера — первый Джонстон, второй Макдоннел, третий Шарфф, четвертый Ванг. Ребята тоже пронумеруют кандидатуры в своих списках, а уж эвалуаторы постараются свести все к оптимальному результату.
Через два дня приходит официальное уведомление — я проведу остаток жизни с Брайаном Шарффом. Его хобби — «смотреть новости» и «фэнтези-бейсбол», он планирует работать в «гильдии электриков» и может рассчитывать на «зарплату сорок пять тысяч долларов», которой должно хватить на «содержание двух-трех детей». Мы обручимся осенью, перед моим поступлением в региональный колледж Портленда, и поженимся, когда я его закончу.
По ночам я сплю без снов. Дни провожу как в тумане.
12
За десятилетия до того, как разработана процедура исцеления, болезнь стала настолько опасна и получила такое широкое распространение, что уже крайне редко можно было встретить молодого человека, который бы до своего совершеннолетия не переболел делириа нервоза в той или иной форме (см. «Статистические данные: эпоха до границ»). Многие ученые полагают, что само общество до исцеления было отражением болезни — его характерными чертами были раздробленность, хаос и нестабильность… Почти половина браков распадалась… Резко возросла смертность из-за употребления наркотиков и алкоголя.
Люди жаждали избавления от болезни и защиты от нее. Многие начали экспериментировать с народными средствами, которые сами по себе были смертельно опасны, из обычных лекарств от простуды синтезировали вызывающие привыкание и часто приводящие к смертельному исходу препараты (см. «Народная медицина на протяжении веков»).
Открытие процедуры исцеления приписывают Кормаку Т. Холмсу, неврологу и члену первого Консорциума новых ученых. Холмс один из первых апостолов Новой религии — учения о Боге, науке и порядке. Кормак Т. Холмс был канонизирован, его тело бальзамировали, оно выставлено в Мемориале святых, Вашингтон, округ Колумбия (см. фото, с. 210–212).
Жарким вечером в конце июля я возвращаюсь домой из «Стоп-энд-сейв» и слышу, как кто-то окликает меня по имени. Я поворачиваюсь и вижу, что ко мне вверх по склону холма бежит трусцой Хана.
— Так, значит? — спрашивает она, поравнявшись со мной. — Теперь ты просто проходишь мимо?
В ее голосе явно слышна обида, что странно.
— Я тебя не заметила, — оправдываюсь я.
И это правда. Я устала. Сегодня в магазине была инвентаризация, я снимала с полок и ставила обратно упаковки с памперсами, консервы, рулоны туалетной бумаги, считала и пересчитывала товар. Руки болят, а когда закрываю глаза, вижу бесконечные штрихкоды. Я так вымоталась, что даже не стесняюсь идти по улице в перепачканной футболке с трафаретом «Стоп-энд-сейв», которая к тому же размеров на десять больше моего.
Хана смотрит в сторону и кусает губу. Мы не разговаривали с той ночной вечеринки, и я отчаянно пытаюсь подыскать какие-нибудь подходящие для нашей встречи слова. Трудно поверить, что она была моей лучшей подругой, мы могли целый день провести вместе и нам всегда было о чем поговорить; порой, когда я возвращалась от Ханы домой, у меня горло болело от смеха. А теперь между нами как будто стеклянная стена, невидимая, но непроницаемая. Наконец я нахожу, что сказать.
— Я получила список кандидатов.
— Почему ты мне не перезвонила? — одновременно со мной спрашивает Хана.
Мы обе замолкаем, а потом снова говорим хором.
Я:
— Ты мне звонила?
Хана:
— Ты уже дала согласие?
— Ты первая, — уступаю я.
Как ни странно, но видно, что Хана чувствует себя некомфортно. Она смотрит на небо, потом на малыша в купальном костюме на другой стороне улицы, на двух мужчин, которые грузят ведра в грузовик, смотрит на что угодно, только не на меня.
— Вообще-то я оставила тебе три сообщения.
— Я не получала никаких сообщений, — скорее говорю я, и сердце мое начинает учащенно биться.
Неделями я злилась на Хану из-за того, что она не пыталась со мной связаться после той вечеринки. Я злилась, и мне было обидно. Но я сказала себе, что так даже лучше — Хана переменилась и теперь ей, вероятно, не о чем со мной говорить.
Хана смотрит на меня, как будто сомневается в том, что я говорю правду.
— Кэрол не сказала тебе, что я звонила?
— Нет, клянусь.
У меня словно гора падает с плеч, и я смеюсь. В эту секунду я понимаю, как сильно соскучилась по Хане. Даже когда она на меня злится, она единственная общается со мной по собственной воле, а не из чувства долга или ответственности перед семьей и всего прочего, что в руководстве «Ббс» считается таким важным. Все остальные в моей жизни — тетя Кэрол, кузины, девочки из школы, даже Рейчел — уделяют мне свое время только потому, что так надо.
— Честное слово, я понятия не имела, что ты звонила.
Однако Хана не смеется, она хмурится.
— Не волнуйся. Это пустяки.
— Послушай, Хана…
Но она меня перебивает:
— Я же сказала — пустяки.
Хана скрестила руки на груди и пожимает плечами. Я не знаю, поверила она мне или нет, но в одном я уверена — в итоге все изменилось. Счастливого воссоединения подруг не будет.
— Так тебе подобрали пару? — вежливо, даже немного формально спрашивает Хана.
Я решаю отвечать таким же тоном.
— Брайан Шарфф. Я дала согласие. А ты?
Хана кивает. У нее дергается уголок рта. Почти незаметно.
— Фред Харгроув.
— Харгроув? Однофамилец мэра?
— Его сын, — уточняет Хана и снова смотрит в сторону.
— Ух ты! Поздравляю.
Я не в силах скрыть, что эта новость произвела на меня впечатление. Хана, должно быть, сразила всех эвалуаторов. Хотя это и неудивительно.
- Предыдущая
- 34/78
- Следующая