Обрученные - Каунди (Конди) Элли - Страница 56
- Предыдущая
- 56/62
- Следующая
— Милый, включи скрайб и проверь, — советует расстроенная мама. Отец тоже выглядит несколько вялым, но не таким запутавшимся. Думаю, он испытывал действие красных таблеток и раньше, возможно, даже не раз из-за своей работы. И хотя действие таблетки продолжается, он выглядит не таким смущенным и дезориентированным.
И это хорошо, потому что чиновники еще не прекратили терзать нашу семью.
— Частное сообщение для Молли Рейес, — объявляет невыразительный голос из порта.
Мама удивленно поднимает голову.
— Я опоздаю на работу, — слабо протестует она, хотя тот, кто передал сообщение, не может ее слышать. И не может видеть, как она распрямляет плечи, прежде чем подойти к порту и взять наушник. Экран темнеет, изображение видно только с того места, где она стоит.
— Что теперь? — спрашивает Брэм. — Мне подождать?
— Нет, езжай в школу, — говорит отец. — Не хватает еще, чтобы ты опоздал.
Уже у двери Брэм досадует:
— Я всегда все пропускаю.
Жаль, я не могу сказать ему, что это неправда, но действительно ли я хочу, чтобы он помнил, что случилось сегодня утром? Что-то происходит со мной в тот момент, когда я смотрю на выходящего из дома Брэма. Все опять обретает реальность. Брэм реален. Я реальна. Кай реален, и мне нужно начинать его поиски.
Немедленно.
— Я еду в Сити на все утро, — говорю я отцу.
— Разве ты не едешь на восхождение? — спрашивает он, но потом трясет головой, будто желая прояснить ее. — Извини. Вспомнил. Летний активный отдых рано закончился в этом году, да? Поэтому и Брэм пошел в школу вместо бассейна. Сегодня утром у меня голова как в тумане.
Похоже, что его не удивляет это обстоятельство, и я снова думаю, что он не впервые принимает красную таблетку. И я помню, что он позволил маме принять ее первой. Значит, был уверен, что таблетка не причинит ей вреда.
— Они не предложили нам никакого другого занятия вместо восхождений, — говорю я отцу. — Так что у меня есть время съездить в Сити до школы.
Это само по себе — недосмотр, небольшой сбой в работе хорошо отлаженной машины, которая называется нашим Обществом. Значит, где-то что-то неладно.
Отец не отвечает. Он пристально смотрит на маму, которая с бледным, пепельно-серым лицом не отрывается от экрана порта.
— Молли? — окликает он ее. Вообще-то нельзя прерывать частные сообщения, но он делает несколько шагов по направлению к ней. Потом подходит еще ближе.
Наконец он кладет руку на ее плечо, и она отворачивается от экрана.
— Это моя вина, — говорит мама, и в первый раз в моей жизни я вижу, что она смотрит не на отца, а сквозь него, фиксируя взгляд на какой-то далекой точке за его спиной. — Нас переселяют в сельскохозяйственные районы, решение вступает в силу немедленно.
— Что? — спрашивает отец. Он трясет головой и смотрит на экран порта. — Это невозможно. Ты представила отчет. Сказала правду.
— Я полагаю, они не хотят, чтобы те из нас, кто видел инородные культуры, оставались на ответственных постах, — говорит мама. — Мы слишком много знаем. У нас может появиться искушение тоже попробовать. Они выселяют нас в сельскохозяйственные районы, где у нас не будет особых прав. Там мы будем в их власти. Там они будут следить за нами и заставят выращивать то, что они прикажут.
— Но там мы хотя бы будем ближе к бабушке и дедушке, — говорю я, стараясь ее утешить.
— Те сельскохозяйственные районы, куда нас переселяют, находятся не в Провинции Ориа, а в другой, — объясняет мама. — Мы уезжаем завтра.
Затем ее вялый, пустой взгляд останавливается на отце, и я вижу, что она приходит в себя. Ее лицо уже выражает какие-то чувства и мысли. И тогда сознание необходимости действовать пронзает меня с такой силой, что это почти невозможно вынести. Я должна выяснить, куда они послали Кая. Прежде чем мы уедем.
— Я всегда хотел жить в сельскохозяйственных районах, — говорит отец. И мама кладет голову на его плечо, слишком усталая, чтобы плакать, и слишком подавленная, чтобы притворяться, что все в порядке.
— Но ведь я делала только то, что должна была, — шепчет она. — Точно то, о чем они просили.
— Все будет хорошо, — шепчет отец маме и мне. Если бы я приняла красную таблетку, может быть, я бы ему и поверила.
На нашей улице, перед домом Макхэмов стоит аэромобиль. Определенно, в последние несколько недель наш городок пользуется слишком большим вниманием властей.
Эми выскакивает из двери своего дома.
— Ты слышала? — спрашивает она возбужденно. — Чиновники собирают вещи Макхэмов. Патрика переводят на работу в Центральное правительство. Это такая честь! А ведь он из нашего городка! — Она хмурится. — Плохо, что они не дали нам попрощаться с Каем. Я буду скучать по нему.
— Я знаю, — отвечаю, и сердце мое болит, и я опять стою под своим камнем, с трудом удерживая тяжелый груз того, что я единственная, кто знает, что произошло на самом деле сегодня утром. Кроме нескольких чиновников. Но даже им неизвестно все, что знаю я. Только два человека действительно знают, что произошло и что я не приняла красную таблетку. Я. И моя чиновница.
— Мне надо идти, — говорю я Эми и снова начинаю двигаться к остановке аэропоезда. Я не оглядываюсь на дом Макхэмов. Патрик и Аида тоже ушли навсегда. Получат ли они статус «Отклонение» или просто тихо уйдут в отставку далеко отсюда? Пришлось ли им тоже принять красные таблетки? Осматривают ли они новое место жительства, удивляясь, куда пропал их второй сын? Я должна попытаться найти их тоже, для Кая, но прежде я должна найти Кая. Мне приходит в голову только одно место, где можно поискать какую-то информацию о том, куда они его послали.
Еду в Сити-Холл с опущенной головой. Слишком много мест, на которые я просто не в состоянии смотреть. На скамейку в поезде, где он обычно сидел. На пол в салоне, где стояли его ноги, такие сильные, что он легко и естественно сохранял равновесие, ни за что не держась. Не могу заставить себя смотреть в окно, зная, что могу наткнуться взглядом на холм, на вершине которого еще только вчера стояли мы с Каем.
Вместе. Когда поезд останавливается, чтобы впустить людей, и ветер врывается внутрь, я думаю, не влетят ли в поезд вместе с ветром полоски красной ткани, которые мы с Каем оставили вчера на холме. Сигнальные флажки нового в нашей жизни, но не о таких переменах мы мечтали.
Наконец я слышу голос, который объявляет место моего назначения.
Сити-Холл.
Здесь я ничего не добьюсь. Я осознаю это в ту же минуту, когда во второй раз в жизни касаюсь ступнями лестницы Сити-Холла. Сейчас это уже не то место открытых дверей и мерцающих огней, которое приветствовало меня, приглашало поймать проблеск моего будущего. При дневном свете это место с вооруженной охраной, место, где совершаются дела, где прошлое и настоящее надежно заперты внутри. Меня не впустят туда, а даже если впустят, ничего мне не скажут.
Они даже могут ничего не знать. Ведь и чиновники принимают красные таблетки.
Я поворачиваю назад, смотрю через улицу, и сердце мое начинает трепетать. Конечно. Почему я раньше не подумала о нем? Музей.
Музей — низкое, длинное, белое и слепое здание. Даже окна сделаны из непрозрачного, матового белого стекла, чтобы охранять заключенные в нем артефакты от наружного света. Сити-Холл, стоящий напротив, сияет высокими, прозрачными окнами. Сити-Холл видит все. Однако у Музея с его плотно закрытыми глазами, может быть, что-то есть для меня. Надежда ускоряет мои шаги, когда я пересекаю улицу, и дает силу открыть непомерно огромную белую дверь.
— Добро пожаловать, — встречает меня куратор, сидящий за круглым белым столиком. — Могу я помочь вам найти что-нибудь?
— Я просто гуляю, — говорю я, стараясь выглядеть беззаботной. — У меня сегодня есть свободное время.
— И вы пришли сюда, — говорит куратор, удивленный и польщенный. — Прекрасно. Наверное, вам лучше пройти на второй этаж. Наиболее интересные наши экспонаты представлены там.
- Предыдущая
- 56/62
- Следующая