Наулака: История о Западе и Востоке - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 41

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая

Женщина упала к ногам королевы.

— Прости меня, прости меня! — кричала она. — Я родила трех сыновей, и боги забрали их всех, а напоследок и моего мужа. Мне было так радостно, так радостно снова держать в руках малыша! Ты можешь простить меня, — причитала она, — ведь ты богата — у тебя есть сын, а я всего-навсего вдова.

— А я живу, как вдова, — отвечала королева почти неслышно. — По справедливости надо простить тебя. Встань.

Женщина продолжала лежать, обхватив босые ноги королевы.

— Поднимись же, сестра моя, — прошептала королева.

— Мы, люди полей, — пробормотала женщина пустыни, — мы не знаем, как разговаривать с сильными мира сего. И если мои слова грубы, прощает ли меня королева?

— Конечно, прощаю. Твоя речь звучит мягче и нежнее, чем у женщин с гор Кулу, и я не всегда понимаю тебя.

— Я из пустыни — я пасла верблюдов и доила коз. Откуда мне знать, как говорят при дворе? Пусть за меня говорит Белая Фея.

Кейт слушала и не слышала их разговор. Теперь, когда она больше не могла исполнять своих врачебных обязанностей, её голова была занята мыслями о той опасности, которая грозила Тарвину, и о пережитом позоре и поражении. Она вспомнила, как одна за другой убегали из больницы её пациентки, думала о том, что идёт насмарку труд долгих месяцев и гибнут все её надежды на лучшее; она представляла себе, что Тарвин умирает ужасной отвратительной смертью и, как ей казалось, по её вине.

— А? Что? — спросила она устало, когда женщина пустыни дёрнула её за юбку. А потом, обратившись к королеве, пояснила: — Эта женщина, одна-единственная из всех, кому я старалась помочь, осталась со мной и не бросила меня.

— Да, во дворце сегодня ходили слухи, — сказала королева, продолжая обнимать принца, — о том, что в вашу больницу пришла беда, сахиба.

— Больницы больше нет, — ответила Кейт мрачно.

— А вы обещали, Кейт, что когда-нибудь покажете мне вашу больницу, — сказал принц по-английски.

— Эти женщины просто дуры, — спокойно произнесла женщина пустыни, все ещё не поднимаясь с пола. — А сумасшедший жрец наврал им, что лекарства заколдованы…

— О, Господи, упаси нас от злых духов и колдовских заклинаний, — прошептала королева.

— Понимаете, заколдованы — те лекарства, которые она сама приготовила, своими собственными руками, сахиба! И вот они уже бегут в разные стороны и вопят, что у них родятся дети, похожие на обезьян, а их трусливые души заберёт дьявол! Ахо! Уже через неделю, не позже, они узнают, куда пойдут их души — все узнают, не одна-две, а все! Они умрут, вот что! Умрут и колосья, и зёрна в колосьях! И мать, и дитя!

Кейт содрогнулась. Она слишком хорошо понимала, что женщина говорит правду.

— Да, но как же это? — начала королева. — Кто знает, какая сила может быть заключена в лекарстве? — и она нервно рассмеялась и взглянула на Кейт.

— Дехо! Только посмотрите на неё! — сказала женщина насмешливо. — Она же простая девчонка и ничего больше. Разве ей дана сила затворять Врата Жизни?

— Она поставила на ноги моего сына, значит, она моя сестра, — отвечала королева.

— Она сумела сделать так, что до наступления смертного часа мой муж заговорил со мной; значит, я буду ей слугой — и тебе, сахиба, — сказала женщина.

Принц с любопытством заглянул в лицо матери.

— Она говорит тебе «ты», — сказал он, не обращая внимания на женщину, как будто её и не было рядом. — Чтобы какая-то деревенщина говорила королеве «ты»! Это неприлично!

— Мы обе женщины, сынок. Сиди тихо, не вертись. Ах, какая радость, что я снова могу обнимать тебя, бесценный мой.

— Высокорожденный такой слабенький с виду, как сухой стебель маиса, — быстро проговорила женщина.

— Скорее как сухая обезьянка, — подхватила королева, покрывая голову принца поцелуями. Обе матери говорили нарочито громко, чтобы боги, завидующие человеческому счастью, могли услышать их и принять на веру нелестные отзывы, которые призваны были скрыть нежную любовь.

— Ахо, моя маленькая обезьянка умерла, — сказал принц, беспокойно ёрзая в руках королевы. — Мне нужна другая. Можно я пойду во дворец и выберу себе другую?

— Ему нельзя уходить из этой комнаты и бродить по дворцу, — вскричала королева, обращаясь к Кейт. — Ты ещё слишком слаб, любимый мой. О мисс сахиб, ведь он не должен уходить, правда? — Она давно убедилась на собственном опыте, что запрещать что-нибудь принцу бесполезно.

— Такова моя воля, — заявил принц, не повернув головы. — И я пойду туда!

— Останьтесь с нами, возлюбленный наш! — попросила Кейт. Но мысли её были далеко: она гадала, можно ли будет снова открыть больницу месяца через три, и надеялась, что переоценила опасность, грозившую Нику.

— Все равно пойду, — сказал принц, вырываясь из рук матери. — Я устал от ваших разговоров.

— Королева позволит мне?.. — спросила женщина пустыни еле слышно. Королева кивнула, и принц оказался в смуглых руках, сопротивляться которым было бесполезно.

— Пусти меня, вдова! — закричал он в бешенстве.

— Мой король, истинному раджпуту не подобает неуважительно относиться к матери раджпутов, — последовал хладнокровный ответ. — Когда молодой бычок не слушается корову, то послушанию его учит ярмо. Божественнорожденный ещё слаб. Он может упасть, бегая по этим коридорам и лестницам. Он должен остаться здесь. Когда гнев оставит его, он станет ещё слабее, чем прежде. И вот уже сейчас, — её большие блестящие глаза не отрывались от лица ребёнка, — уже сейчас, — повторила она спокойным тоном, — гнев проходит. И ещё минуточка, высокорожденный, и ты больше не будешь принцем, а станешь маленьким-маленьким мальчиком, таким, каких рожала и я. Ахи, я уже никогда не рожу себе такого.

При этих последних словах голова принца упала на её плечо. Приступ гнева миновал, и, как она и предполагала, он так обессилел, что чуть не уснул.

— Стыдно — о, как стыдно! — пробормотал он сквозь дрёму заплетающимся языком. — Я и в самом деле никуда не хочу идти. Я хочу спать.

Она начала тихонько похлопывать его по спине, пока королева не протянула к нему жадные руки. Мать схватила его и уложила на подушки рядом с собой, прикрыла малыша складкам» своего длинного муслинового платья и долго смотрела, не отрываясь, на своё сокровище.

— Он уснул, — сказала она наконец. — А что это он сказал про свою обезьяну, мисс сахиб?

— Она умерла, — ответила Кейт и заставила себя солгать. — Мне кажется, она наелась гнилых фруктов, которые насобирала в саду.

— В саду? — быстро переспросила королева.

— Да, в саду.

Женщина пустыни переводила взгляд с одной на другую. Они говорили о чем-то недоступном для неё, и она начала робко поглаживать ноги королевы.

— С обезьянами такое часто случается, — заметила она. — Однажды я видела, как в Бансваре среди них начался просто настоящий мор.

— А как она умерла? — допытывалась королева.

— Я… я не знаю… — Кейт запнулась, и последовало долгое молчание. День клонился к вечеру; становилось все жарче.

— Мисс Кейт, что вы думаете о моем сыне? — прошептала королева. — Здоров он или нет?

— Он не совсем здоров. Конечно, со временем он окрепнет, но для него было бы лучше, если бы он мог ненадолго уехать отсюда.

Королева медленно склонила голову в знак согласия.

— Сидя здесь одна, я тоже часто думала об этом, и эти мысли разрывали мне сердце. Да, для него было бы лучше уехать. Но, — она в отчаянии протянула руки к солнцу, — что я знаю о том мире, куда он поедет, и откуда мне знать, будет ли он там в безопасности? Даже здесь, здесь… — Она внезапно остановилась. — С тех пор как вы приехали, мисс Кейт, у меня стало спокойнее на сердце, но я не могу представить, что будет, когда вы уедете.

— Я не могу уберечь ребёнка от всех невзгод и опасностей, — ответила Кейт, закрывая лицо руками, — но прошу вас — отправьте его куда-нибудь отсюда как можно скорее. Именем Господа заклинаю вас, пусть он уедет.

— Суч хай! Суч хай! Это правда! — королева повернулась к женщине, сидевшей у её ног. — Ты родила троих? — спросила она.

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая