Матушка Готель - Подгорный Константин - Страница 24

• Предыдущая
• 24/68
• Следующая

- Это же Готель! Готель на площади!

Она оглянулась и увидела Констанцию на балконе дома, украшенного геральдическими лентами и цветами. Клеман, отчаявшись, махнул рукой и растворился в толпе. Графиня позвала её жестом, приглашая подняться наверх, и Готель отправилась к ней через весь праздный люд, провожающий её аплодисментами. По мере того, как Готель приближалась к королевской ложе, музыка все больше угасала, и когда Констанция подала ей руку, чтобы помочь подняться, а затем обняла её, энтузиазм цыган совершенно иссяк. Готель поприветствовала чету их величества, Генриха, который, как видно, прибыл на праздник из Шампани, а также маленькую Марию и её Софи в новом платье. Людовик недовольно повел рукой и музыка на площади возобновилась, но на лицах цыган больше не было ни радости, ни улыбок. Они доиграли свой номер до конца и ушли. Позже Готель слышала, что они отправились в Аль-Андалус, но на этом история её табора для неё полностью закончилась.

Готель пробыла в Париже еще чуть больше месяца и уехала в Марсель. Она не знала как сложится её дальнейшая жизнь с Раймундом и сложится ли вообще, она только знала, что соскучилась по нему. И потому ей хотелось как можно быстрее вернуться к нему; не думать о Короне, не слышать о проблемах Сибиллы, о Тулузе, а просто лечь с ним рядом, обнять и заснуть в покое и согласии.

Ночь в Лионе не дала сил, и Готель снова заснула в дороге, а проснулась, когда экипаж проезжал марсельские виноградники. Ничего здесь не изменилось, воздух был так же пронизан запахами прогретых южных растений, а море так же стояло позади недвижимым фоном, сверкало и притягивало взгляд своей необъятностью. Когда проехали через порт, Готель сошла с экипажа, чтобы купить немного еды в дом, где почти три месяца никто не жил. Она попросила охрану проследовать дальше и известить маркиза об её прибытии. Оказавшись у себя, она немного убрала, смела опавшие листья на балконе, перестелила постель, приготовила на вечер еды и едва хотела присесть, появился маркиз.

Он обнял её, улыбнулся, но оставался сдержанным и неподвижным. От такого официального приема Готель стало несколько не по себе, она сложила на груди руки, что, видимо, помогало ей держать себя в равновесии, и настойчиво глушила в себе волнение, ежесекундно делая ссылку на его возраст.

- Вы в порядке, мой друг? - спросила она.

- Да, сеньорита, - ответил он.

- Вы рады меня видеть? - решила уточнить она.

- Да, сеньорита, - повторил он, и Готель почувствовала, как сдают её нервы и её начинает трясти.

- Вам пришло письмо, - вдруг сказал Раймунд.

- От Констанции? - постаралась улыбнуться она, хотя её подбородок уже дрожал от слез, которые вот-вот должны были выступить наружу.

Маркиз тоже постарался улыбнуться, отрицательно покачав головой.

- От Сибиллы? - спросила она снова.

Маркиз вздрогнул и опять, хотя на сей раз несколько неуверенно, покачал головой.

- От кого же? - не выдержав этой комедии, нервно засмеялась Готель.

И либо сжалившись над ней, либо решив, что лед с её стороны треснул, Раймунд подошел ближе и передал ей письмо:

"Милая моя сестрица, прошу простить меня за горькую весть, которую мне суждено до вас донести, но наша дражайшая Сибилла, не перенеся вторые роды, отошла в лучший мир…"

Не дочитав письма до конца, Готель рухнула на пол.

- Готель! - крикнул Раймунд, испугавшись; он кинулся ближе, но боялся к ней прикоснуться.

"Слабак!" - вспыхнуло в голове Готель. Её лихорадило, она не могла поднять глаза, потому что не могла его видеть; ей казалось, что сейчас её разорвет ураган, поднимающийся в её голове. Его треклятая Тулуза, сарказм Алиеноры, пренебрежение Людовика, признания сестре Элоизе о своей неустроенной жизни в фаворитках, будто она не заслуживает большего, кроме как надеяться на редкое внимание и искать ежедневно тысячу занятий и причин остаться в этом неподвижном раю, "чтобы все оставалось так как есть", надеясь лишь на то, что тебя еще любят; не за то что ждешь у окна, не за то что удобна и не обременительна. "Боже, как я хочу ребенка, - думала она, - бедная Сибилла". Готель знала, что совсем раздавлена, и её глаза разбухли от слез, но вдруг ей стало интересно посмотреть на него, ей стало интересно, кто был он - её возлюбленный.

- Скажите, что любите меня, маркиз, - вытирая лицо, взглянула она на него, - скажите это, потому что если это не так, я этого всего не вынесу. Слышите, Раймунд? Я этого просто не переживу.

Маркиз припал на колени:

- Моя дорогая Готель, я люблю вас, люблю всем сердцем!

- Почему же тогда так больно?! - снова заплакала она.

- Я не знал, клянусь, не знал, как сказать вам, - погладил он её по плечу.

- Да простит меня Бог, маркиз, вы глупы, - сказала Готель, вставая, - да простит меня Бог, потому что… последнее, о чем я могу сейчас думать это Сибилла. Неужели вы настолько молоды, чтобы понять это?

Это было письмо от Розалии, и на следующее утро Готель отплыла на Сицилию. Позади осталась еще одна бессонная ночь, а впереди трехдневное плавание. Она была вымотана полностью. Да, Раймунд объяснил потом, что боялся снова её потерять, ибо, узнав о смерти Сибилла, она сразу уедет, едва вернувшись. Возможно, это была правда. Но почему он так боялся её, этот мальчик? Так или иначе в итоге ей пришлось успокаивать его. Первую половину ночи они ругались, вторую любили друг друга, но за что? Она не смогла бы себе объяснить этого, да же если бы думала об этом вечность.

С того момента, как Марсель исчез с горизонта, Готель постепенно открывалось осознание того, что Сибиллы больше нет и того, как она с ней рассталась. Ужасно. "Так не должно было всё кончится, - повторяла она себе, - как угодно, только не так". Готель начала понимать как дорого ей давалась её любовь. Что было в нём? Она сама того не знала. Какая-то притягивающая сила, которая рушила на своем пути все остальное.

- Вы тоже это чувствуете? - шептал маркиз той ночью.

- Что?

- Любовь не должна причинять боль.

- Боль причиняет не любовь, - повернулась она к нему, - а грех. Нас тянет друг к другу, тянет, Раймунд! И это не любовь.

Он взял её руку и приложил к своему сердцу, которое колотилось, как ненормальное:

- А что же это? - спросил он, - что это?

Что касается её собственного сердца, то оно сжалось, когда она узнала тот берег, по которому вслед за уходящим кораблем бежала Сибилла. Сойдя с корабля, Готель отправилась в резиденцию Рожера. У неё не было никакого понятия, каким образом следует поступать в подобных случаях, потому она сразу направилась туда.

Король появился не сразу. Он побыл с ней несколько минут для этикета, сказал, что останки Сибиллы похоронены в аббатстве Кава де Тиррени и удалился. Также Готель узнала, что её первый ребенок - Генрих умер вскоре после рождения, и что Розалия больше не живет при дворе, избрав служение Богу. Рожера Готель больше не посещала. Не ей было судить, но она всегда чувствовала в этом союзе что-то насильственное. Слишком самолюбив был Рожер, и слишком беззащитной была Сибилла. В итоге она погибла, как цветок, равнодушно залитый водой.

Не трудно было догадаться, куда ушла Розалия. Готель нашла её в том самом гроте, где однажды они трое, искупавшись, сушили на камнях свою одежду. Готель не знала, что было с Сибиллой после её отъезда, и предполагала, что Розалия, возможно, считает её предательницей, но, увидев приехавшую издалека подругу, та расплакалась от радости и побежала навстречу.

- Что вы здесь делаете? - спросила Готель, целуя её.

- Он сгубил её, он сгубил нашу Сибиллу, - плакала Розалия.

Розалия оказала Сибилле ту поддержку, в которой отказала ей Готель. Она была рядом до конца, а после смерти своей королевы оставила Рожера с плодами его безумия и безрассудства.

- Но здесь же нельзя жить, - пришла Готель в замешательство, с ужасом оглядывая пещеру и предвкушая еще одну бессонную ночь.

• Предыдущая
• 24/68
• Следующая