Матушка Готель - Подгорный Константин - Страница 16

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая

Девушка переоделась в белое и вышла в порт. Несколько галер было пришвартовано непосредственно вблизи аббатства, с них беспрестанно сходили и снова поднимались на борт люди. Они носили ящики, катали по причалу бочки, что-то кричали друг другу вместе с чайками, покачивающимися на высоких мачтах, и все это было удивительно и великолепно. Готель расправила свои черные пряди по ослепительно белому платью и, обратив лицо к южному солнцу, направилась к краю причала; несколько минут она мечтательно смотрела на солнце, танцующее на волнах, пока не услышала знакомый голос:

- Здесь всегда шумно.

- Мне нравиться, - всё так же глядя в море, улыбнулась девушка.

- Здравствуй, - сказал Раймунд.

- Здравствуй, - ответила Готель, обернувшись.

Они какое-то время смотрели друг на друга молча, на расстоянии, словно желая удостовериться в своих чувствах.

- Бог услышал мои молитвы, мадмуазель. Я рад видеть вас в Марселе, - сказал Раймунд, почтительно склонив голову.

- Граф, - присела в реверансе та.

Юноша улыбнулся и подошел к девушке так близко, что Готель невольно испугалась, что граф вот-вот услышит, как нещадно заколотилось в её груди сердце:

- Маркиз, - тихо произнес Раймунд, - в Провансе я маркиз.

Затем он подал Готель руку и сказал:

- Я должен вам кое-что показать.

Они пошли по улице вьющейся вдоль берега, преследуемые молчаливой охраной маркиза.

- Я собираюсь поселиться на Сицилии, - сказала между прочим Готель, - возможно, для меня найдется работа в королевстве их величества.

- Мадмуазель, не играйте так на нервах юноши! Вы же не оставите меня, едва приехали? - остановился маркиз.

- Мой милый друг, ведь у меня там есть свой дом, а здесь я буду гостьей, как вы тогда сказали мне в Париже, - и она взяла Раймунда за руки, пытаясь успокоить его волнение.

- Так я прошу вас, мадмуазель, признать Прованс своим домом. Ибо с этого момента, я обещаю вам полную поддержку в Провансе, в Тулузе, и в Нарбонне. Мое сердце будет разбито, если вы откажете мне видеть вас, любить вас и покровительствовать в любом порыве вашей душе, любимой мне и столь желанной.

Они свернули на улицу, поднимающуюся от набережной в гору, целиком выложенную из камня, и сливающуюся со стенами домов в единый солнечный покров. Готель смотрела на Раймунда то искоса и задумчиво, а то начинала что-то петь и смеяться, отчего тот приходил в замешательство, чем еще больше её смешил.

- Знаете, что мне больше всего нравится в Марселе? - вдруг спросила Готель.

- Что же? - со всем вниманием отозвался маркиз.

- Один молодой и очень серьезный сеньор, - еле сдерживая улыбку, проговорила она.

Глаза Раймунда на мгновение заиграли счастьем и смущением.

- Я пошутила, маркиз, - снова засмеялась девушка, - не воспринимайте всё так серьезно.

Раймунд печально вздохнул. Они прошли еще около двадцати шагов, и маркиз остановился. Он открыл дверь одного из этих прелестных белых домиков на склоне и предложил Готель войти. Внутри было тенисто и прохладно. Через единственное оконце справа от двери солнце в эту прихожую со столом и несколькими шкафчиками совершенно не попадало, что, кстати, стало самым приятным первым ощущением. Зато слева по лестнице, этажом выше располагалась чудесная, светлая, просторная опочивальня с большим окном и выходом на широкий, белоснежный балкон, находящийся как раз над прихожей. Вид отсюда отрывался сказочный, и, когда Готель вышла на него, она всплеснула руками от восхищения:

- Я прежде никогда не видела такой красоты! - воскликнула девушка и обернулась к вышедшему следом Раймунду.

И в этот момент она увидела, что все окно опочивальни и вся её стена цвела лиловым вьюном, который она так старалась выращивать за окном своей мансарды в Париже. И Готель подумала, что не выдержит сейчас всей этой радости:

- О, мой милый друг, это просто невероятно.

- Теперь вы видите, мадмуазель, что я совсем не шутил, когда обещал вам Марсель, - он подошел к Готель и увидел как прекрасна она в своем белом платье; и её светлая кожа, нежная и чистая, и черные брови надчеркнутые галочкой над большими серыми глазами, которые она теперь опустила.

- Я люблю вас, дорогая, и честен с вами. Я обещал вам дом с вьюном - вот он, и чайки в море за окном.

Маркиз ждал, что, может быть, теперь Готель посмотрит на него, но та словно боялась, что если поднимет глаза, то сей час сгорит от смущения:

- А где же снег? - вспомнил он.

- Растаял, - тихо проговорила девушка.

Некоторое время она тоже ждала. Ждала, что, может быть, он поцелует её, но тот никак не решался, и тогда Готель, улыбнувшись, поцеловала его в щеку; она провела рукой по его груди и повернулась к морю:

- Я хочу туда, - сказала она и показала на набережную.

- Я еще никогда так долго не смотрел на море, - признался вечером Раймунд.

- А чем же вы так долго были заняты, - улыбнулась Готель.

- Когда в прошлом году умер мой отец, и я и мой младший брат - Альфонс стали править Тулузой, мне практически приходилось всё делать самому. Так что, больше не осталось времени, ни чтобы смотреть на море, ни на другие свои желания.

- И вы всегда будете преданы Короне, - вспомнила слова Констанции Готель.

- Боюсь, это неизбежно, - заключил Раймунд с легкой улыбкой.

Он проводил Готель обратно до дома и, простившись, уехал к себе.

Следующее утро, как и каждое последующее, Готель встречала, глядя на море со своего балкона; глядя на входящие в порт и отплывающие из него корабли. Затем спускалась вниз, готовила себе еду и выходила в город. Относила сшитые платья в местные портные лавочки, покупала материал и продукты на портовом рынке. Ассортимент здесь был куда шире, чем в Париже. Проходящие суда везли товары из разных стран, останавливались в Марселе, пополнялись провизией, ремонтировали мачты, штопали свои паруса и отправлялись дальше.

- Вы непременно должны попробовать, как здесь готовят рыбу, - говорил Раймунд, сомкнув большой и указательный пальцы на обеих руках.

- Я не ем рыбу, - смеялась Готель.

Маркиз приходил почти каждый день, и они часами сидели на балконе, делились всякими пустяками, читали друг другу книги или наблюдали за безмятежностью горизонта в полной тишине.

Так тешит лесть изольдин нрав,

Что может близок стать ей граф,

Хотя досель - Клянусь душой! -

Был с ней не ближе, чем со мной.

Пусть не сегодня, пусть с трудом,

Но граф поставит на своем.

Находчив он, собой хорош,

И с ней водой не разольешь.

И я не знаю, как случилось,

Что королева не прельстилась

Им до сегодняшнего дня.

Дивите вы, король, меня,

Давая графу доступ к ней

По странной слабости своей

- Но вы ведь вернетесь? - спрашивал Раймунд, положа свою голову на колени читающей ему Готель.

- Вернусь, мой дорогой Тристан, - отвечала та, разглаживая тонкими пальцами его темные кудри.

- Я дам вам самый быстроходный из своих кораблей, чтобы наша разлука была хоть на миг да меньше, - вскочил воодушевленный этой идеей маркиз.

Иногда он еще вырывался из него, этот ребенок, который еще жил внутри маркиза, и Готель меланхолично улыбалась, встречая его.

До свадьбы Сибиллы и Рожера оставалось совсем немного времени, и очень скоро подошел день, когда Готель должна была отправиться из Марселя на Сицилию. И в этот день, когда она, собираясь выходить из дому, открыла дверь, за порогом стоял Раймунд.

- Маркиз, - удивилась она, - что вы здесь делаете, я думала, мы встретимся с вами в порту.

- Я боюсь вас так отпускать, - как-то робко и заколдованно произнес он.

- Отпускать как? - не поняла та.

Раймунд подошел к Готель совсем близко и после чрезмерно затянувшейся паузы, после того как она разгадала его намерение, и когда он уже прочел о том ответ в её глазах, обуреваемый всей этой возникшей неловкостью, он всё же нескладно поцеловал её в губы и медленно отошел назад, не зная что последует за этим мальчишеством.

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая