Последнее правило - Пиколт Джоди Линн - Страница 34

• Предыдущая
• 34/124
• Следующая

Он закатывает глаза, как будто читает что-то написанное на потолке.

— В тот день я пришел к ней домой, как и договаривались. Все было не так. В кухне перевернуты стулья, газеты и бумаги валяются на полу, все компакт-диски разбросаны на ковре. Это неправильно, неправильно, — говорит он как заведенный, словно робот. — Она уже ушла. Я вошел, там беспорядок… я испугался. Я не знал, что произошло. Я звал ее, а она не отвечала. Я увидел рюкзак и остальные вещи и взял их. «Хьюстон, у нас проблема».

Он удовлетворенно кивает.

— Все.

— Почему ты соврал мне о своем визите к Джесс? — спрашиваю я.

— Я не врал, — отвечает он. — Я сказал, что занятия у нас не было.

— Ты и о рюкзаке ничего не упомянул, — указываю я на рюкзак, который лежит между нами на кофейном столике.

Джейкоб кивает.

— Вы не спрашивали.

«Умник!» — думаю я, и тут вклинивается Эмма.

— Дети с синдромом Аспергера, как Джейкоб, болезненно дотошны, — объясняет она.

— Значит, если я задам ему прямой вопрос, он даст прямой ответ?

— «Он», — раздраженно замечает Джейкоб, — сидит рядом и все слышит.

Его слова вызывают у меня улыбку.

— Прости, — извиняюсь я, обращаясь непосредственно к нему. — Как ты попал в дом к Джесс?

— В общежитии она оставляла дверь своей комнаты открытой, чтобы я мог войти. Когда я приехал к ее новому жилищу, дверь тоже оказалась открытой. Я вошел, чтобы подождать ее внутри.

— Что ты увидел, когда вошел в дом?

— В кухне был беспорядок. Стулья перевернуты, бумаги и газеты разбросаны по полу.

— А Джесс? Она была дома?

— Нет. Я окликнул ее. Но она не ответила.

— И что ты сделал?

Он пожимает плечами.

— Я все убрал.

Я вжимаюсь в кресло.

— Ты… убрал?

— Верно.

В моем воображении предстают сфальсифицированные благодаря обсессивно-компульсивным наклонностям Джейкоба Ханта улики.

— Тебе же известно о том, что улики на месте преступления трогать нельзя, — говорю я. — Что, черт побери, заставило тебя их все уничтожить?

В этот момент взвивается Эмма.

— Мой сын делает огромное одолжение, что разговаривает с вами, детектив. Мы не обязаны были звонить и делиться с вами этой информацией.

Я пытаюсь скрыть свое разочарование.

— Значит, ты убрал царящий внизу беспорядок?

— Именно, — подтверждает Джейкоб. — Поднял стулья, разложил бумаги и газеты на стойке. Расставил все компакт-диски, валявшиеся на ковре, в алфавитном порядке.

— В алфавитном порядке, — повторяю я, вспоминая звонок Марка Макгуайра и свою теорию о дотошном похитителе. — Ты шутишь?

— Так выглядит его комната, — говорит Эмма. — Джейкоб настоящий фанатик порядка. Все должно находиться на своих местах. Для него это осязаемый эквивалент незыблемости порядка вещей и в будущем.

— Когда ты забрал рюкзак?

— Когда все убрал.

На рюкзаке остались бирки, как и утверждал Макгуайр.

— Не возражаешь, если я приобщу его к делу?

Внезапно Джейкоб так и засиял.

— Вы обязаны это сделать. Понадобится провести анализ частиц ДНК, которые обнаружатся на ремнях, а на лежащем внутри белье можно провести пробу на кислую фосфатазу. Скорее всего, понадобится весь рюкзак обработать люминалем. А с открытки можно с помощью нингидрина снять отпечатки пальцев, но вы захотите сравнить их с отпечатками пальцев моей мамы, поскольку она обнаружила рюкзак и держала в руках открытку. Вы можете, если хотите, посмотреть на них прямо сейчас. У меня в комнате есть латексные перчатки. У вас же нет аллергии на латекс, правда? — Он уже направляется из гостиной, но на полпути оборачивается. — У нас где-то был пакет из бакалейного магазина. Тогда детектив Метсон мог бы отнести это в лабораторию.

Он убегает наверх, а я поворачиваюсь к Эмме.

— Он всегда такой?

— Это еще что! — Она поднимает на меня глаза. — Джейкоб вам помог?

— Дал пищу для размышлений, — признаюсь я.

— Если были следы борьбы, это в корне меняет дело, — подчеркивает она.

Я удивленно приподнимаю бровь.

— Вы тоже тайно увлекаетесь криминалистикой?

— Нет, несмотря на немалые усилия Джейкоба научить меня. — Она на мгновение отводит взгляд и смотрит в окно. — Я думаю о матери Джесс. Последний раз, когда она разговаривала с дочерью, они говорили о каких-нибудь глупостях. Вы понимаете, о чем я? Может, они ссорились, что она не звонит? Или забыла послать тете открытку со словами благодарности?

Эмма смотрит на меня.

— Раньше я каждую ночь перед сном говорила своим сыновьям «Я вас люблю». Но теперь они ложатся спать позже меня.

— Мой отец говорил: жить с чувством вины — все равно что сидеть за рулем машины, которая едет только задним ходом. — Я усмехаюсь уголками губ. — Несколько лет назад у него случился инсульт. До этого я частенько не отвечал на его звонки, потому что у меня не было времени вести беседы о том, выйдут ли бейсболисты «Сокс» в финальные игры чемпионата. Но после я сам начал звонить ему. Каждый раз я заканчивал разговор словами «Я люблю тебя». И мы оба знали почему. Но мои слова почему-то казались не к месту теперь, ведь раньше я их не говорил. Это как пытаться вычерпать океан чайной ложкой. Он умер восемь месяцев назад.

— Примите мои соболезнования.

Я натянуто смеюсь.

— Не знаю, черт возьми, зачем я вам все это рассказываю.

В этот момент появляется Джейкоб с парой латексных перчаток. Я надеваю их и осторожно беру рюкзак, но в это время звонит мой сотовый.

— Метсон, — отвечаю я.

Звонит один из лейтенантов из управления, спрашивает, сколько меня еще ждать.

— Я вынужден бежать.

Я беру в руки пакет.

Джейкоб резко наклоняет голову.

— Естественно, было бы интересно узнать результаты экспертиз.

— Естественно, — отвечаю я, хотя и не намерен их разглашать. — Что сегодня показывают в «Блюстителях порядка»?

— Шестьдесят седьмую серию. Ту, в которой в тележке для покупок за книжным магазином найдена изуродованная женщина.

— Помню эту серию. Внимательно присмотрись…

—.. к управляющему магазином, — заканчивает за меня Джейкоб. — Я уже видел эту серию.

Он провожает меня до двери, его мать идет следом.

— Спасибо, Джейкоб. Да, Эмма… — Я жду, пока она поднимет на меня глаза. — Говорите это утром, когда они просыпаются.

Когда я подъезжаю, два детектива, осматривавшие дом Джесс Огилви, стоят на улице на собачьем холоде, пристально разглядывая изрезанную противомоскитную сетку.

— Есть отпечатки? — спрашиваю я, выпуская изо рта облачко пара.

Но ответ мне уже известен. Если уж на то пошло, и Джейкобу тоже. Шансы обнаружить отпечатки пальцев при такой низкой температуре ничтожно малы.

— Никаких, — отвечает один, Марси, красавчик со сногсшибательной фигурой, коэффициентом интеллектуального развития 155 и подружкой, которая может легко выбить мне зубы. — Но мы обнаружили окно, которое взломали, чтобы пробраться внутрь, и отвертку в кустах.

— Отлично. Вопрос лишь в том, был ли это взлом с проникновением. Или сетку порезали, чтобы пустить нас по ложному следу?

Бэзил, второй детектив, качает головой.

— Внутри никаких следов взлома.

— Да, но это ничего не значит. Я только что разговаривал со свидетелем, который утверждал обратное. Он сам… убрал в доме.

Марси смотрит на Бэзила.

— В таком случае он не свидетель, а подозреваемый.

— Нет. Он аутист. Долгая история. — Я смотрю на сетку. — Каким ножом резали?

— По всей видимости, кухонным. Мы обнаружили их несколько, отвезем в лабораторию, посмотрим, есть ли на каком-нибудь лезвии следы постороннего металла.

— Внутри дома остались отпечатки?

— Да. В ванной и на компьютере, плюс несколько неполных в кухне.

Но в таком случае отпечатки Марка Макгуайра ничего не доказывают — он сам признался, что жил у Джесс.

— Обнаружен также неполный след от обуви, — говорит Бэзил. — Нет худа без добра: на таком холоде не остается отпечатков, зато на снегу остаются отличные следы.

• Предыдущая
• 34/124
• Следующая