Грешники Святого города - Сэйнткроу (Сент-Кроу) Лилит - Страница 3
- Предыдущая
- 3/70
- Следующая
Самым страшным, практически смертельным ударом для религий Смирения явилось Пробуждение и развитие науки о магической силе, когда все получили возможность беседовать с богом по своему выбору с помощью шамана или церемониала. Опыты духовного общения стали обычным делом, не говоря уже о некромантах, доказавших реальность загробного мира, и маги, окончательно подтвердивших факт существования демонов. Большинство массовых организованных религий быстро умерли, а на их место пришло индивидуальное почитание богов и духов-покровителей. Что, по всей видимости, было единственно оправданной и логичной заменой.
Сюда, в Египет, древние боги вернулись, исполненные духом мщения. Похоже, церемониалы пирамид мало-помалу начали возрождать традиционное жречество. Обычно псионы интересовались религией лишь в той степени, в какой наука о силе согласуется с верой, и среди них эта тенденция порождала жаркие споры. Некроманты, как правило, отличаются большей религиозностью, ибо наши психопомпы предстают в образах древних божеств, да и действуют на свой лад.
Вероятно, отчасти это связано с Испытанием, обязательным для каждого аккредитованного некроманта. Трудно не верить в бога, если в процессе инициации этот бог воскрешает тебя после физической кончины и остается с тобой все время, пока не примет в объятия смерти.
Однако возникали принципиальные вопросы: может ли церемониал быть жрецом и чего, в конце концов, желают сами боги? Хорошо, что в наши дни люди научились обсуждать такие темы, не убивая друг друга. Во всяком случае, убийства случались не часто. Религиозная битва шла между жрицами литературных коллегий Аслан и Альбион: они спорили, был ли пророк Льюис новохристианином. Но в этих баталиях лились чернила, а не кровь.
Я повернула направо. Сехмет восседала на своем троне, и ее львиное чело было странно безмятежным. От вечного пламени, зажженного в черной чаше ее алтаря, тянуло жаром. Пьянящий запах вина указывал на принесенную кем-то жертву. Рядом с богиней я увидела Сета, чья шакалья пасть была красна от засохшей крови. Силы разрушения располагались по левую руку от сил творения: необходимые и почитаемые, но небезопасные.
Весьма опасные.
Перед сокрушительной новостью о том, что меня вновь призывает к себе Люцифер, Джафримель успел подарить мне обсидиановую статуэтку Сехмет. Эта статуэтка, восстановленная и отполированная до зеркального блеска, сейчас стояла возле кровати в пансионе, который снял для меня Леандр.
«Пожалуйста, скажи, что богиня не собирается вмешиваться в мои дела. У меня и без того забот хватает».
Поежившись, я повернула налево. Там, позади клювастого Тота, виднелась черная остроносая песья голова моего божественного покровителя, располагавшегося в собственной нише.
Я втянула ртом воздух, набрав полные легкие кифии, сделала последний поклон Исиде с ее сыном и повернула налево.
Когда я проходила мимо статуи Тота, мне показалось, что бог слегка пошевелился. Я тут же остановилась, почтительно приветствовала его и устремила взгляд к потолку, расписанному с помощью лазера под ночные небеса с гигантским изображением Нут.
Многие псионы поклоняются эллинским богам, у вавилонских и германских тоже имеются свои почитатели, а в европейской Гегемонии нередко выбирают в покровители фей. У шаманов есть свои лоа, существует путь Левой Руки и адепты неизреченного. Тантристы молятся дэвам, индусы следуют своему замысловатому изощренному культу. Коренные мериканцы и островитяне развивают собственные направления магии, требующие кровавых обрядов при подготовке шаманов. Буддисты и зенмы придерживаются особой традиции. Недаром маги говорят, что религий столько же, сколько людей на Земле. В давние времена поклонялись даже демонам, путая их с богами.
У меня в этом вопросе, по сути, не было выбора: богом с головой шакала я грезила с детства. В «Риггер-холле» мы изучали религии, и древнеегипетские культы, как древнейшие, шли в самом начале. Я сразу почувствовала, что это мое, — у меня даже затылок покалывало. Все, что касалось египетских богов, я усваивала так, будто не изучала впервые, а знала давным-давно и нужно было только вспомнить.
Когда я впервые вступила в смерть, Анубис был там и с тех пор не оставлял меня. К кому еще могла я обратиться за утешением, если не к нему? Я потянулась к его нише. По лицу струились слезы, в горле стоял твердый горячий комок. Я преклонила колено. Встала. Сделала шаг вперед. Приблизилась к его статуе и алтарю, заваленному подношениями. Еда, питье, разбросанные банкноты, ароматические свечи. Даже нормалы пытались умилостивить смерть: они сознавали ее неизбежность, но надеялись хоть каким-то образом снискать милость и продлить свое существование после избранного часа.
Кольца мои сверкали, озаряя сумрак золотым свечением. Все камни, от обсидиана на безымянном пальце правой руки до янтаря на среднем пальце левой, от лунного камня на левом указательном пальце до фигурки Суни на правом большом, искрились, реагируя на насыщавшую воздух энергию. И на ту силу, что несла в себе я: она связывала меня с демоном и меняла мою человеческую природу.
«Бог мой, мой владыка, пожалуйста, выслушай меня! Я нуждаюсь в тебе».
Я опустилась на колени, извлекла катану из ножен, положила сверкающий стальной клинок на каменный пол перед собой, сложила руки на коленях, закрыла глаза и стала размеренно дышать.
«Прошу тебя, владыка. Я устала и жажду твоего прикосновения. Заговори со мной. Ты утешил меня, но мне хочется тебя услышать».
По мере того как мое дыхание становилось глубже, голубое свечение заполняло все уголки мысленного поля зрения. Я принялась читать молитву, выученную давным-давно по новоегипетской книге из библиотеки «Риггер-холла».
— Anubis et'her ka, — шептала я. — Se ta'uk'fhet sa te vapu kuraph. Анубис, владыка смерти, надежный спутник, защити меня, ибо я твое чадо! Защити меня, Анубис, взвесь сердце мое на весах, взгляни на меня, владыка, ибо я твое дитя. Не попусти зло уязвить меня, но обрати ярость твою на врагов моих. Да пребуду я под взором твоим, да пребудет надо мною длань твоя вовеки, пока не примешь меня в свои объятия.
С очередным вздохом пульс мой замедлился, и та тихая точка в моем сердце, где обитает бог, раскрылась, словно цветок.
— Anubis et'her ka, — повторила я, и тут голубое свечение обернулось ослепительной вспышкой.
Анубис вобрал меня, поглотил целиком — и я ощутила безмерное счастье.
Воздвиглись голубые хрустальные стены смерти, но я не стояла на мосту над колодцем душ. Хрусталь преобразовался в подобие храма — духовное эхо того места, где находилось мое коленопреклоненное тело. Бог же предстал передо мной в виде сидящего пса, черного, поджарого, взирающего на меня своими бездонными глазами — провалами в звездную тьму.
По собственной воле я не являлась сюда со дня смерти Джейса.
Тогда я рыдала. Я ненавидела моего бога, восставала против него, обвиняла, плакала в объятиях Джафримеля, ощущая жестокую несправедливость свершившегося. Впрочем, я понимала, что у смерти нет и не может быть любимчиков. Смерть любит всех одинаково, и когда приходит чей-то час, вся печаль живых не в состоянии отвратить неизбежное.
От этого я терзалась еще больше — как можно любить своего бога и гневаться на него? Как могу я одновременно страдать и любить его?
Теперь на мне было облачение божьей избранницы с серебристыми блестками, подобными рыбьей чешуе. Мои колени ощущали холод голубого хрустального пола, изумруд жег мою щеку огнем. То был знак Анубиса, вживленный в мою кожу смертными, но по божественному соизволению. Драгоценный камень выделял меня как избранницу смерти. Может быть, благодаря какой-то случайной генетической комбинации бог одарил меня силой, позволявшей вступать в его владения и ощущать его прикосновение.
Я встретила его взгляд. Сейчас я не призывала душу умершего и не нуждалась в холодной стали, но рука моя инстинктивно, до боли в пальцах, сжимала рукоять меча. Глаза бога были провалами в бесконечную тьму, наполненную голубым сиянием бесчисленных созвездий, недоступных смертному взору. Но эти созвездия в очах смерти погасли, едва я удостоилась его внимания, которое сокрушило бы столь ничтожное создание, если бы во мне не было частицы его божественной бесконечности. Это само по себе великая тайна: как может смертная вместить бесконечность божества и как может бог вместить мою бесконечную душу?
- Предыдущая
- 3/70
- Следующая
