Пляска смерти - Кинг Стивен - Страница 5

• Предыдущая
• 5/109
• Следующая

А какой мир ждал нас впереди! Он был очерчен в произведениях Роберта Хайнлайна, Лестера Дель Рея, Альфреда Бес-тера, Стенли Вейнбаума и десятках других! Грезы о нем возникли в дешевых научно-фантастических журналах, которые к октябрю 1957 года уже умирали, но сам жанр фантастики был в отличной форме. Космос будет не просто завоеван, говорили нам эти писатели. Он будет.., он будет.., конечно, он будет ПИОНЕРИЗИРОВАН! Серебряные иглы пронизывают пустоту, изрыгающие пламя реактивные двигатели опускают огромные корабли на чужие планеты, мужчины и женщины создают колонии (американские мужчины и женщины, необходимо добавить) с истинно ПИОНЕРСКИМ ДУХОМ. Марс превратится в наш задний двор, новая золотая (а может, новая радиевая) лихорадка возникнет в поясе астероидов… В конечном счете, разумеется, звезды будут нашими – нас ждет великолепное будущее с туристами, щелкающими “кодаком” шесть лун Проциона IV, или конвейером по сборке космических “шевроле” на Сириусе III. Сама Земля превратится в утопию, и ее будущее можно увидеть на обложке любого номера “Фэнтези энд сайенс фикшн”, “Эмейзинг сториз”, “Гэлэкси” или “Эстаундинг сайенс фикшн” 50-х годов.

Будущее, полное ПИОНЕРСКОГО ДУХА; больше того, будущее, полное АМЕРИКАНСКОГО ПИОНЕРСКОГО ДУХА. Взгляните на обложку оригинального издания “Марсианских хроник” Рэя Брэдбери в издательстве “Бэнтэм”. Рэй тут ни при чем, это произведение художника, порождение его воображения; но нет ничего этноцентрического или откровенно глупого в этом классическом синтезе научной фантастики и фэнтези: космонавты, сильно смахивающие на солдат морской пехоты, высаживающихся на берег Сайпана note 11 или Таравы note 12. На заднем фоне не корабль, способный двигаться быстрее света, а ракета, и командир вполне мог бы быть взят из фильма Джона Уэйна: “Вперед, молокососы, неужели вы не хотите жить вечно? Где ваш ПИОНЕРСКИЙ ДУХ?"

Такова была колыбель основной политической теории и технологических снов, в которой я и множество других детей войны качались до того дня в октябре 1957 года, когда колыбель внезапно опрокинули и мы вывалились. Для меня это был конец сладкого сна.., и начало кошмара.

Дети поняли последствия того, что совершили русские, так же быстро и полно, как все остальные, – во всяком случае, не менее быстро, чем политики, которые изо всех сил старались представить себя в хорошем свете в этой катастрофе. Огромные бомбардировщики, которые в конце Второй мировой войны уничтожили Берлин и Гамбург, к тому времени уже устарели. В словаре ужасов появилось новое мрачное сокращение – МБР (межконтинентальная баллистическая ракета). Как мы поняли, эти МБР – всего лишь увеличенные немецкие Фау-2. Они способны нести огромное количество ядерной смерти и разрушения, и если русские попытаются что-нибудь выкинуть, мы просто сметем их с лица Земли. Берегись, Москва! Тебя ждет большая горячая доза ПИОНЕРСКОГО ДУХА!

Но каким бы невероятным это нам ни казалось, по части МБР русские от нас не отстали. Ведь МБР – это всего лишь большие ракеты, а русские не могли запустить свой спутник с помощью бетономешалки.

И вот в таком контексте в стратфордском кинотеатре вновь начался фильм, и зловещие щебечущие голоса чужаков повторяли: “Смотрите на небо.,., предупреждение придет с неба.., следите за небом…”

Эта книга задумана как достаточно вольный обзор жанра ужасов за последние тридцать лет, а вовсе не как автобиография вашего покорного слуги. Автобиография бывшего преподавателя высшей школы, ставшего отцом и писателем, – скучное чтение. Я профессиональный писатель, а это значит, что все самое интересное со мной происходит в мечтах.

Но поскольку я пишу в жанре ужасов, а кроме того, я – дитя своего времени и считаю, что никакой ужас не потрясет читателя или зрителя, если не затронет его лично, вы найдете в книге постоянные вкрапления автобиографического материала. Ужас – это эмоция, с которой приходится бороться в реальной жизни, как я боролся с мыслью о том, что русские побили нас в космосе. Эта битва ведется в тайных глубинах сердца.

Я считаю, что в конечном счете мы одиноки и любой контакт между людьми, каким бы длительным и глубоким он ни был, всего лишь иллюзия, но по крайней мере чувства, которые мы называем “позитивными” и “конструктивными”, есть попытка поиска, попытка вступить в контакт, установить какое-то взаимопонимание. Любовь и доброта, способность понимать и сочувствовать – это то, что мы знаем о светлом. Это усилие связать и объединить; это чувства, которые сближают нас, хотя, возможно, и они тоже не более чем иллюзия, помогающая нам легче переносить бремя смертного человека.

Ужас, страх, паника – эти эмоции вбивают клинья между людьми, отрывают нас от толпы и делают одинокими. Поразительно, что именно эти чувства обычно ассоциируются с “инстинктом толпы”. На это нам отвечают, что толпа – это самое одинокое место, сообщество людей, лишенных любви. Мелодия ужаса проста и повторяется часто, это мелодия разъединения и распада.., но другой парадокс заключается в том, что ритуальное выражение этих эмоций как будто возвращает нас к более стабильному и конструктивному состоянию. Спросите любого психиатра, что делает его пациент, когда лежит на кушетке и рассказывает о том, что видит во сне и что мешает ему уснуть. “Что ты видишь, когда выключаешь свет?” – вопрошают “Битлз”. И сами же отвечают: “Не могу сказать, но знаю, что это мое”.

Жанр, о котором мы говорим, воплощается ли он в книгах, фильмах или телепрограммах, в сущности, представляет собой одно: вымышленные страхи. И один из самых частых вопросов, который задают люди, уловившие сей парадокс (хотя, может быть, и не вполне его осознавшие), звучит так: зачем вы сочиняете ужасы, когда в мире и так хватает ужасов настоящих?

Ответ, вероятно, будет таков: мы описываем выдуманные ужасы, чтобы помочь людям справиться с реальными. С бесконечной человеческой изобретательностью мы берем разделяющие и разрушающие элементы и пытаемся превратить в орудия, способные их уничтожить. Термин “катарсис” ровесник греческой драмы, и хотя кое-кто из пишущих в моем жанре с излишней бойкостью оправдывал им свои деяния, какая-то правда в этом есть. Кошмарный сон сам по себе способен принести разрядку.., и, возможно, неплохо, что некоторые кошмары массмедиа иногда становятся психоаналитической кушеткой в размере страны.

Еще одно отступление, прежде чем мы вернемся в октябрь 1957 года. Как ни нелепо это звучит, “Земля против летающих тарелок” превратилась в символическую политическую декларацию. Под нехитрым сюжетом о пришельцах из космоса таилось предвидение грядущей последней войны. Жадные сморщенные чудовища, пилотирующие тарелки, – это на самом деле русские; разрушение памятника Джорджу Вашингтону, Капитолия и Верховного суда – все снято необыкновенно красочно и правдоподобно благодаря эффекту Харрихаузера с остановкой движения – это именно те разрушения, которых логично ожидать после взрыва атомных бомб.

И вот конец фильма. Хью Марлоу своим тайным оружием – сверхзвуковая винтовка, выводящая из строя двигатели летающих блюдец, или какая-то подобная ерунда – сбил последнюю тарелку. Громкоговорители на всех углах вашингтонских улиц заревели: “Опасность миновала. Опасность миновала. Опасность миновала”. Камера показывает нам чистое небо. Древние злобные чудища с застывшим оскалом и лицами, похожими на переплетенные корни, уничтожены. Мы переносимся на калифорнийский пляж, каким-то волшебным образом опустевший; на нем только Хью Марлоу и его новая жена (которая, разумеется, оказывается дочерью Сурового Старика, Погибшего За Родину); у них медовый месяц.

– Расе, – спрашивает она его, – они вернутся? Марлоу мудрым взглядом смотрит на небо, потом снова глядит на жену.

– Не в такой замечательный день, – успокаивающе говорит он. – И не в такой замечательный мир.

• Предыдущая
• 5/109
• Следующая