Мертвая зона - Кинг Стивен - Страница 11

• Предыдущая
• 11/82
• Следующая

– Не знаю, – ответил Джонни.

– Всю жизнь строишь планы, делаешь как лучше, – сказал таксист, и в голосе его на сей раз ощущалось какое-то замешательство, оно продлится не очень долго, ибо ему осталось жить какую-нибудь минуту. А Джонни, не зная этого, испытывал к нему жалость, сочувствовал его непонятливости.

Обними меня, милый, покрепче… ну давай не валяй дурака.

– И всегда ведь хочешь самого хорошего, а парень приходит домой с волосами до задницы и заявляет, что президент Соединенных Штатов свинья! Свинья! Ну не дрянь, я…

– Берегись! – закричал Джонни.

Таксист повернулся к нему лицом – это было пухлое лицо члена Американского легиона, серьезное, сердитое и несчастное в отблесках приборной доски и внезапном свете приближающихся фар. Он быстро глянул вперед, но было уже поздно.

– Иииисусе!

Впереди были две машины по обе стороны белой разделительной линии. «Мустанг» и «додж чарджер» перевалили через гребень холма. Джонни даже слышал завывание форсируемых двигателей. «Чарджер» надвигался прямо на них. Он даже не пытался свернуть, и таксист застыл за рулем.

– Иииииии…

Джонни едва заметил, что слева промелькнул «мустанг». И тут же такси и «чарджер» столкнулись лоб в лоб, и Джонни почувствовал, как его поднимает вверх и отбрасывает в сторону. Боли не было, хотя он смутно сознавал, что зацепил ногами счетчик, да так, что сорвал его с кронштейна.

Звон бьющегося стекла. Громадный огненный язык полыхнул в ночи. Джонни пробил головой ветровое стекло. Все начало проваливаться в какую-то дыру. Он ощущал только боль, смутную, приглушенную в плечах и руках, а тело его устремилось вслед за головой сквозь дыру в стекле. Он летел. Летел в октябрьскую тьму.

Промелькнула мысль: Умираю? Неужели конец?

Внутренний голос ответил: Да, вероятно.

Он летел. Все смешалось. Октябрьские звезды, разбросанные в ночи. Грохот взрывающегося бензина. Оранжевый свет. Затем темнота.

Его полет закончился глухим ударом и всплеском. Он почувствовал влажный холод, когда очутился в Карсоновом болоте, в двадцати пяти футах от того места, где «чарджер» и такси, сцепившись воедино, выплеснули в небо столб огня.

Темнота.

Сознание угасало.

И наконец, осталось лишь гигантское красно-черное колесо, вращающееся в пустоте, в которой, возможно, плавают звезды, попытайте свое счастье, не повезет сейчас – повезет потом, эй-эй-эй. Колесо вращалось красно-черное, вверх-вниз, указатель щелкал по шпилькам, а он все пытался разглядеть, остановится ли стрелка на двойном зеро – цифре, приносящей выигрыш хозяину, одному лишь хозяину. Он пытался разглядеть, но колесо уже исчезло. Остались лишь мрак и эта всеобъемлющая пустота… Забвение.

Джонни Смит оставался в нем долго, очень долго.

Миновал 1971 год. Отшумели негритянские волнения на побережье Нью-Гэмпшира, и с ростом банковских счетов смолк ропот местных предпринимателей. До смешного рано выдвинул свою кандидатуру в президенты никому не известный тип по имени Джордж Макговерн. Любой мало-мальски разбирающийся в политике понимал, что кандидатом от демократии в 1972 году станет Эдмунд Маски, и кое-кто даже считал, что ему ничего не стоит сбить с ног тролля из Сан-Клементе[4] и положить его на обе лопатки.

В начале июня, перед самым роспуском школьников на летние каникулы, Сара в очередной раз встретила знакомого студента-юриста. В хозяйственном магазине Дэя она покупала тостер, а он искал подарок к годовщине свадьбы родителей. Он спросил, не пойдет ли она с ним в кино, – в городе показывали новый фильм с Клинтом Иствудом «Грязный Гарри». Сара согласилась. И оба остались довольны. Уолтер Хэзлит отрастил бороду и уже не казался ей очень похожим на Джонни. По правде говоря, она уже почти забыла, каким был Джонни. Сара ясно видела его лицо лишь во сне: он стоял у Колеса удачи, хладнокровно наблюдая за вращением, будто оно слепо повиновалось ему, при этом глаза у Джонни, казалось, приобрели необычный и немного пугающий темно-фиолетовый цвет.

Они с Уолтом стали часто встречаться. С ним было легко. Он ни на чем не настаивал – а если такое и случалось, то его требования возрастали столь постепенно, что это было почти незаметно. В октябре он предложил купить ей кольцо с бриллиантиком. Сара попросила два выходных на размышление. В субботу она поехала в «Ист-Мэн медикэл сентр», получила в регистратуре специальный пропуск с красной каймой и прошла в отделение интенсивной терапии. Она сидела у кровати Джонни около часа. Осенний ветер завывал в темноте за окном, предвещая холод, снег и пору умирания. Прошел почти год – без шестнадцати дней – со времени ярмарки, Колеса и лобового столкновения у болота.

Она сидела, слушала завывание ветра и смотрела на Джонни. Повязки были сняты. На его лбу в полутора дюймах над правой бровью начинался шрам, зигзагом уходивший под волосы. В этом месте их тронула проседь, как у Коттона Хоуса – детектива восемьдесят седьмого полицейского участка[5]. Сара не обнаружила в Джонни никаких перемен, если не считать, что он сильно похудел. Перед ней крепко спал молодой человек, почти чужой.

Она наклонилась и слегка коснулась его губ, словно надеясь переиначить старую сказку, и вот сейчас ее поцелуй разбудит Джонни. Но он не просыпался.

Сара ушла, вернулась в свою квартирку в Визи, легла на кровать и заплакала, а за окном по темному миру бродил ветер, швыряя перед собой охапки желто-красных листьев. В понедельник она сказала Уолту, что, если он и вправду хочет купить ей колечко с бриллиантом – самым что ни на есть маленьким, – она будет счастлива и с гордостью его наденет. Таким был 1971 год для Сары Брэкнелл.

В начале 1972 Эдмунд Маски расплакался во время страстной речи перед резиденцией человека, которого Санни Эллиман называл не иначе как «этот лысый холуй». Джордж Макговерн спутал все карты на предварительных выборах, и Лойб в своей газете радостно объявил, что жители Нью-Гэмпшира не любят плакс. В июле Макговерн был избран кандидатом в президенты. В том же месяце Сара Брэкнелл стала Сарой Хэзлит. Они с Уолтом обвенчались в первой методистской церкви в Бангоре.

Менее чем в двух милях оттуда продолжал спать Джонни. Когда Уолт поцеловал Сару на глазах у всех родных и друзей, собравшихся на обряд бракосочетания, она вдруг с ужасом вспомнила о нем – Джонни, подумала она и увидела его таким, каким он был, когда зажегся свет, – наполовину Джекиль, наполовину злобный Хайд. На мгновение она застыла в руках Уолта, а затем все прошло. Было ли это воспоминание или видение – оно улетучилось.

После долгих размышлений и разговоров с Уолтом она пригласила родителей Джонни на свадьбу. Приехал один Герберт. На банкете она спросила, хорошо ли себя чувствует Вера.

Он оглянулся, увидел, что на какое-то время они остались одни, и допил остатки виски с содовой. За последние полтора года он постарел лет на пять, подумала Сара. Волосы поредели. Морщины стали глубже. Очки он носил осторожно и застенчиво, как всякий, для кого они в новинку, из-за слабых оптических стекол настороженно смотрели страдающие глаза.

– Нет… не совсем, Сара. По правде говоря, она в Вермонте. На ферме. Ждет конца света.

– Чего?

Герберт рассказал ей, что полгода назад Вера начала переписываться с группой, состоящей примерно из десяти человек, – они называют себя Американским обществом последних дней. Заправляют там мистер и миссис Стонкерс из Расина, штат Висконсин. Стонкерсы утверждают, что, когда они отдыхали, их захватила летающая тарелка. Стонкерсов доставили на небеса, но не на созвездие Орион, а на похожую на Землю планету, которая вращается вокруг Арктура. Там они попали в общество ангелов и лицезрели рай. Стонкерсам сообщили, что последние дни уже наступают. Их сделали телепатами и вернули на Землю, чтобы они собрали немногих верующих – для первого, так сказать, челночного рейса на небо. И вот съехались десять человек, они купили ферму к северу от Сент-Джонсбери и сидят там уже около семи недель в ожидании тарелки, которая прилетит и заберет их.

• Предыдущая
• 11/82
• Следующая