На полпути к могиле - Фрост Джанин - Страница 58

• Предыдущая
• 58/70
• Следующая

Кости подвел меня к кровати и усадил. Я вся окоченела от гнева и тоски. Он присел передо мной на корточки и сжал мои окровавленные руки. Лампу он не включал, но я и так его видела. Волосы белели в лунном свете, лицо походило на оживший мрамор.

— Ты же знаешь, Котенок, ты Хеннесси не нужна — ему нужен я. О тебе он и не думает — разве только о том, как тебя можно использовать. Понимаешь, милая, они выжмут из твоей матери все о тебе. Может, на наше счастье, они не додумаются задать нужных вопросов. Я сам не поверил, когда ты сказала, кто ты такая, меня только твои глаза убедили. Даже если твоей маме придется рассказать и об этом, они могут решить, будто она бредит, и не обратить внимания. Наверняка они уже вломились к тебе в квартиру, искали тебя. Может статься, эти детективы, заявившиеся с утра и спугнувшие тебя, спасли тебе жизнь. Оружие твое они, конечно, найдут, но могут решить, что это мое, и я хранил его у тебя удобства ради. Им нужен я, я к ним и пойду. Тебя они не ожидают. Это наше единственное преимущество.

— Кости, не надо. Ты лучше скажи мне, где она, и пойду я. Ты сам сказал, они меня не ждут.

Речь шла о моей матери, так что я, что бы там ни было, непременно пошла бы, а ему вовсе незачем было рисковать собой ради женщины, которой, может, уже нет в живых.

Он на минуту опустил голову мне на колени. Потом ответил:

— Как ты можешь даже предлагать такое? Прежде всего, это я виноват, что втянул тебя, хотя все во мне кричало не допускать этого. Потом, надо было убить тогда этого Дэнни, как я и собирался. Или уж, по крайней мере, заставить его забыть, что случилось с его рукой. Тогда бы он не выдал полиции твоего имени. А я был зол и хотел, чтобы он запомнил, кто это с ним сделал и за что. Конечно, пойду я. Даже Хеннесси, который понятия не имеет, что я тебя люблю, знает, что я приду. Все равно, даже если она уже мертва и остается только отомстить. Я пойду и, клянусь тебе, оторву руки каждому, кто коснулся твоих бабушки и дедушки. Хоть это я могу для тебя сделать. Меня одно пугает: что ты, может быть, снова станешь видеть во мне чудовище, раз это сотворили вампиры.

Кости смотрел на меня не отрываясь, и его глаза отсвечивали розовым. Вампирские слезы, так непохоже на прозрачные соленые капли, зигзагами сбегавшие у меня по щекам. Я сползла вниз, села на пол и обняла его. Только он был надежным и постоянным в рушащемся вокруг меня мире.

— Я всегда буду тебя любить. Этого никто не изменит. И что бы ни случилось еще, я буду тебя любить.

Дальше той ночи мои иллюзии не заходили. Нам предстояло самим войти в ловушку, откуда мы, по всей вероятности, уже не выйдем. Моя мать сейчас, если была еще жива, умирала от ужаса, а я ничего не могла поделать, только ждать. Быть может, мы с Кости в последний раз обнимаем друг друга. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить даром хоть минуту.

— Кости. Возьми меня. Я хочу почувствовать тебя в себе.

Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза, через голову стянул рубашку. Моя полетела на пол следом. Он расстегнул на мне пояс, отцепил ножи и пистолеты, стянул сапоги вместе с кольями. Эластик, пропитавшийся кровью, лип к коленям, но я вытолкнула из памяти образы скорчившихся тел бабушки и дедушки. Они не ушли далеко. Я до конца жизни буду видеть их в кошмарных снах. Если доживу до того, чтобы еще раз уснуть.

— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Это не прощание, Котенок. Я не для того протянул двести лет и нашел тебя, чтобы потерять через каких-то пять месяцев. Я хочу тебя, но это не прощание. Мы выкарабкаемся.

Кости гладил мое тело с такой нежностью, будто я вся была из хрупких стеклянных бусинок. Его губы следовали за ладонью, а я старалась пальцами впитать память о его теле. Я ни на минуту не верила, что это не в последний раз. И все равно, я любила и была любима, и ничего не было важнее этого. Это перевешивало одиночество всех прошедших лет. Для Кости пять месяцев были слишком коротки, а я не верила, что мне дарована такая долгая радость.

— Я люблю тебя, — простонал он, а может быть, это сказала я.

Я уже не различала, потому что мы слились воедино.

Я отказалась смывать с себя кровь. Хотела, чтобы пятна остались у меня на коже. Потом смою — если буду жива — вместе с кровью тех, кто это сделал. Я наконец поняла, почему индеец — друг Кости — раскрашивал тело перед битвой. Боевая раскраска была символом его решимости, а кровь моих родных — моей. До конца этой ночи на мне останется много пятен. И на губах тоже.

Об этом заговорил Кости, и я на этот раз согласилась без колебаний. Его кровь придаст мне силы — правда, только на время — но много нам и не нужно. И еще одно преимущество: она поможет быстрее залечивать раны, без которых мне наверняка не обойтись. А чем быстрее я оправлюсь, тем быстрее смогу снова убивать. Прежде всего заправился он сам — как машина бензином. В этом районе ему не пришлось долго искать парней, напрашивающихся на неприятности. Не повезло четверым, надумавшим обзавестись чужим бумажником. Вместо бумажника они заработали дефицит железа. Кости не стал тратить на них силу взгляда, просто вырубил всех четверых одним ударом, соединившим их челюсти в один размытый полукруг. Если бы не мрачность ситуации, я рассмеялась бы, глядя, как они повалились рядком, не успев и глазом моргнуть. Может, после этого до них дойдет, что преступления не окупаются.

Кости поживился от каждого из них, и лицо его положительно разрумянилось, когда он скользил ко мне, на касаясь земли. Я покачала головой и направилась обратно к домику.

— Тебе придется хорошенько выполоскать рот. Не хочу подцепить гепатит от твоих поцелуев.

Я успела одеться броней сарказма и крепко держала щит. Всем чувствам, загнанным вглубь, придется подождать, пока я выпущу их из клетки.

Когда мы вернулись к себе, он послушно поплескал водой в рот. Нечего и говорить, что никто из нас не захватил с собой зубной пасты.

— Не дергайся, милая. С таким происхождением тебе никакая зараза не страшна. В вампирской крови не выживают ни микробы, ни вирусы. Ты хоть раз в жизни болела, а?

— Вообще-то, нет… Но это же здорово!

Я сама удивилась, когда он об этом напомнил. Никто не ценит здоровья, пока не заболеет, вот и я никогда не задумывалась, отчего болезни меня обходят. Посмотрим, доживу ли я до случая простудиться.

— Иди сюда.

Кости сел на кровать и похлопал себя по коленям. Я уселась, как маленькая девочка на колени к Санта-Клаусу на рождественской ярмарке. Только девочки не обнимают Санту за шею и не пьют из него кровь.

— Ты скажешь мне, когда хватит?

Я вдруг испугалась. Это меня не превратит, а все же я делаю несколько шагов по дороге, по которой совсем не хотела идти.

— Обещаю.

Одно слово — и я успокоилась. Он мне никогда не лгал.

— Объясни еще раз, почему нельзя из запястья. Это было бы как-то не так… гадко.

Кости крепче обнял меня.

— Потому что тогда я не смогу тебя удержать. Хватит тянуть. Ты знаешь, что делать.

Я прижалась губами к его шее, к месту, где проходит яремная вена. Сердце у него не билось, поэтому нечего было ожидать фонтана крови. Нет, придется тянуть самой. Прикусывая с достаточной силой, чтобы мой тупой зуб проткнул кожу, я мрачно подумала: «Вот об этом и говорят: „Высосет жизнь — и умрешь“».

От первого теплого глотка меня чуть не вывернуло, но я заставила себя глотать. Нормальный человек может выпить примерно пинту крови, а потом у него начнется рвота. О моей нормальности говорить не приходилось ни раньше, ни теперь. Когда ранка у него на горле стала затягиваться, я укусила еще раз, а Кости обхватил ладонью мой затылок и крепче прижал к себе.

— Сильней… — отрывисто проговорил он, чуть задыхаясь.

От боли или от удовольствия, я не знала и не стала спрашивать.

— Еще.

Это когда я попробовала оторваться. Во рту стоял резкий медный привкус его крови. Я уже выпила столько, что ни в какое сравнение не шло с каплями, полученными за последние месяцы. Я потянула сильнее, подавив желание сплюнуть.

• Предыдущая
• 58/70
• Следующая