Худеющий - Кинг Стивен - Страница 15
- Предыдущая
- 15/60
- Следующая
— Если ты с таким видом, как у тебя сейчас, пойдешь к ней, еще больше напугаешь девочку, — сказала Хейди, и в этот момент он вновь ощутил мимолетно сверкнувшую, как металл, вспышку ненависти.
186. 183. 181. 180. Словно некто использовал на нем чудовищный ластик, стирая его на нет фунт за фунтом. Когда в последний раз он весил 180? В колледже? Нет… скорее всего, когда был старшеклассником.
За тот же период до 12 мая в одну из бессонных ночей он вспомнил книжку о вудуизме, которую когда-то читал. Объяснение этому колдовству давалось такое: оно действует, потому что жертва считает, что вудуизм действует. Ничего сверхъестественного — просто сила внушения.
«Может быть», — подумал Халлек, — «Хаустон был прав, и я просто внушил себе, что я худею… поскольку тот старый цыган хотел, чтобы я так думал. Только теперь не могу уже остановиться. Я бы, наверно, миллион долларов заработал, написав ответ на книгу Нормана Винсента Пила. Назвал бы так: „Сила негативного мышления“.
Однако разум подсказал, что вся эта старая идея о силе внушения — просто-напросто мусор. «Все, что сказал старик, — одно лишь слово: „Худеющий“. Он не провозгласил: „Могуществом, коим наделен я, проклинаю тебя, и да утратишь ты от шести до девяти фунтов в неделю веса твоего, пока не подохнешь“. Не произносил заклинаний „Ини-мииичили-бини“, скоро тебе понадобится новый пояс „Ник“.
Если все дело в психологии, в силе внушения, то вопрос о том, что ему предпринять, не снимается. Как ему бороться с этой напастью? Нет ли способа внушить себе, что он снова становится толстым? Пойти к гипнотизеру, к психиатру и объяснить ему, в чем проблема? Гипнотизер внушит ему как следует, что проклятье старого цыгана больше не действует. Может, и сработает?
Скорее всего — нет.
Вечером за два дня до отправления в клинику Глассмана он стоял на весах и смотрел на шкалу. 179. И вдруг то, что, видимо, давно бродило в подсознании, выплыло наружу: ему надо потолковать на эту тому с судьей Кэри Россингтоном.
Россингтон обычно по пьянке становился нахальным бабником, зато в трезвом виде был человеком славным и способным понять другого. К тому же он не был болтуном и умел хранить чужие тайны. В то же время Халлек допускал, что по пьянке Россингтон мог и проболтаться, если крепко поддаст. Он может и ляпнуть что-то по поводу параноидальных идей Билли Халлека насчет цыган и проклятий. Однако Билли полагал, что Россингтон дважды подумает, прежде чем рассказать такое. В общем-то ничего незаконного не произошло на суде: случай был азбучный, типично муниципальный, но уж если придираться и быть дотошным, следовало признать, что свидетелей не пригласили, все было решено со слов обвиняемого. И хотя судья Россингтон был умен и опытен, в принципе, к таким мелочам можно было придраться.
Полиция не провела и не представила анализа на алкоголь. Россингтон со своего судейского места не потребовал этого, проигнорировал основополагающий пункт процесса по делу о наезде. Он обязан был провести и еще кое-какие расследования по делу, но не провел.
Нет, Халлек был вполне уверен, что вся эта история огласки не получит, разве что лет через пяток, когда все быльем порастет. Думать нужно было о текущем времени, о текущем годе. Если все так продолжиться, уже летом он будет выглядеть как жертва фашистских концлагерей.
Он быстро оделся, спустился вниз и извлек из шкафа легкий пиджак.
— Ты куда? — спросила его Хейди с кухни.
— Я ненадолго. Скоро вернусь.
Леда Россингтон открыла дверь и посмотрела на Халлека так, словно увидела его впервые. Она стояла перед ним при свете лампы: аристократическое лицо, черные волосы туго уложены на затылке, зеленое платье от Диора, простое, но элегантное, — тысячи за полторы.
От ее взгляда он ощутил смущение и неловкость. «Неужто я так похудел, что она меня не узнает?» Но даже в своей новой паранойе этому он поверить не мог. Конечно, лицо его похудело, появились новые морщинки у рта, бледные мешки под глазами от бессонных ночей, но все равно, лицо его оставалось прежним, узнаваемым лицом Билли Халлека. За ее спиной стояла массивная лампа из кованого железа — имитация уличного фонаря в Нью-Йорке 80-х годов прошлого века стоимостью в 687 долларов. Свет ее был достаточен, чтобы осветить фигуру Халлека в дверях. Вряд ли потеря веса сделала его совсем не узнаваемым.
— Леда, это я, Билли. Билли Халлек.
— Разумеется. Привет, Билли. — Ее рука в нерешительности пощипывала бусы на шее. Он заметил, что для пятидесяти девяти лет она, конечно, моложава, благодаря операциям подтягивания кожи. Но шея ее выглядела уже по-старчески дряблой.
«Кажется, она пьяная. Или…» Он подумал о Хаустоне, вдыхающем носом белый порошок. «Наркотики? Леда Россингтон? Трудно в это поверить». И тут же другая мысль: «Она испугана. Она в отчаянии. Что же такое могло случиться? Не связано ли это каким-то образом с тем, что происходит со мной?»
Дурацкая идея… Тем не менее ему вдруг срочно захотелось выяснить, почему у Леды Россингтон так плотно сжаты губы, почему у нее под глазами такие же мешки, как у него, почему пальцы ее, перебиравшие бусы на шее, дрожали?
Билли и Леда Россингтон молча смотрели друг на друга, а потом заговорили почти одновременно.
— Леда, Кэри у себя?
— Кэри дома нет… Он…
Она смолкла, а он жестом предложил ей продолжать.
— Его вызвали в Миннесоту. У него серьезно заболела сестра.
— Это любопытно, — сказал Халлек. — Тем более, что никакой сестры у него нет.
Она улыбнулась. Улыбка воспитанной дамы, предназначенная тем, кто позволил себе невольную бестактность. Получилась, однако, не улыбка, а нечто мало на нее похожее: Леда только растянула губы.
— Я сказала «сестра»? О, мы тут все так переволновались. Это брат, его брат.
— Леда, Кэри — единственный сын у своих родителей, — тихо сказал Халлек. — Наши семейные вопросы и происхождение мы с ним обсудили за рюмкой в салоне Хастура. Года четыре назад. Вскоре после этого Хастур сгорел дотла. Сейчас на том месте магазин «Король в желтом». Моя дочка там джинсы покупает.
Он и сам не знал, зачем излагал подобные детали. Подспудно думалось, что такой разговор позволит ей держаться попроще. И вдруг при тусклом свете фонаря увидел, как блеснула слеза на ее щеке, покатившись к уголку рта. Слезы блестели под ее глазами. Пока он говорил, она быстро пару раз моргнула, и по другой щеке покатилась еще одна слеза.
— Уходи, — сказала она. — Уходи, Билли, хорошо? Не задавай вопросов. Я на них отвечать не буду.
Халлек приметил в ее глазах за пеленой слез решимость. Она твердо решила не говорить, где находится Кэри. Под влиянием неожиданного импульса, который он и впоследствии не мог объяснить, он расстегнул молнию своей куртки и распахнул ее. Услышал, как она ахнула от неожиданности.
— Посмотри на меня, Леда, — сказал он. — Я потерял семьдесят фунтов веса. Ты слышишь? Семьдесят фунтов!
— Какое это имеет отношение ко мне? — хрипло произнесла она. Лицо ее заметно побледнело, отчего румяна на щеках обрели клоунскую контрастность. Глаза смотрели со страхом, зубы слегка обнажились, словно она готова была зарычать.
— К тебе это не имеет никакого отношения, но с Кэри я хотел бы потолковать. — Халлек перешагнул порог, держа куртку распахнутой. «Очень хотел бы», подумал он. «Если прежде сомневался, то теперь уверен в этом».
— Прошу тебя, Леда, скажи мне где он. Он здесь?
Она ответила вопросом на вопрос. У него буквально перехватило дыхание, и он оперся о косяк двери.
— Это цыгане, Билли?
Он перевел дыхание с легким стоном.
— Так где он, Леда?
— Сначала ответь на мой вопрос — это цыгане?
Теперь, когда Халлек получил возможность все высказать в открытую, он обнаружил, что ему это дается с большим трудом. Он сглотнул и кивнул головой.
— Да. Я так думаю. Проклятье. Что-то вроде проклятья. — Он сделал паузу. — Нет, не что-то вроде. К чему увиливать? Я считаю, что цыган наложил на меня проклятье.
- Предыдущая
- 15/60
- Следующая
