Угол атаки - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 18

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая

- Пошли, - буркнул напарник. - Как раз туда и назад. Поставим растяжку, а там и смена.

Они поднялись и неторопливо двинулись в гору. Последнее, что я услышал, были слова худого:

- Слышь, Толян, а главный у черных, он кто? Который перед загрузкой всегда прилетает. Генерал? Не меньше, я думаю. Наш полковник перед ним в струнку тянется...

Когда их шаги стихли, мы выбрались на дорогу и коротко обсудили ситуацию. Патруль вернется примерно через час, уже рассветет. В обход дороги идти нельзя, упомянутые в разговоре растяжки могли означать лишь одно: все тропы заминированы. А растяжка, которую патрульные собирались поставить перед карьером-каменоломней, отрезала нам путь назад.

Оставался единственный выход: лезть на кряж и надеяться, что на вершине его есть хоть какая-то растительность, годная для маскировки. Информацию о таинственных "черных" и необычном режиме охраны обсуждать не стали, оставили на потом.

Наши надежды оправдались. Правда, ни ельника, ни сосняка на вершине не росло, но камни были покрыты плотным слоем ползучего ерника и плетями какой-то колючей заразы - то ли ежевики, то ли малины. Нам осталось только подкопаться, подрезать этот слой сбоку и приподнять его на поперечинах и коротких подпорках, вырубленных из молодых елок. Получилась естественная маскировочная сеть такой густоты, что из-под нее даже небо еле просвечивало.

Поработав еще часа два саперными лопатками и ножами и до крови изодрав руки иголками этой клятой ежевики, устроили довольно просторное лежбище между камней в седловине: в рост не встанешь, но лежать и даже на коленях стоять вполне можно. От этого лежбища проделали, подрезая корни ерника, двадцатиметровый лаз к южной оконечности кряжа, возвышавшегося над долиной как береговой утес. В результате наших трудовых усилий образовалась вполне приличная база: блиндаж, ход сообщения и наблюдательный пункт. В ней был только один недостаток: отсутствие сортира. Но тут уж ничего не поделаешь, придется терпеть до темноты. Да и обилие в нашем БРП - боевом рационе питания - сублимированных высококалорийных паст в объемистых тубах делало сортир, хотелось верить, предметом не самой первой необходимости.

И когда навстречу первым солнечным лучам поднялся хорошо знакомый нам патрульный Ми-28, мы с Доком уже лежали на НП и рассматривали в бинокли БН-2 наш объект.

Внушительное было зрелище. Очень внушительное. Вдоль голой каменистой долины, простиравшейся между двумя плоскогорьями, была проложена взлетно-посадочная полоса каких-то космических, совершенно невероятных размеров - километров пять, а то и все шесть в длину. Остальные аэродромные строения были принижены, словно бы придавлены величием этой бетонной стрелы: ангары, пакгаузы, радарные установки, диспетчерские службы с вышкой руководителя полетов, десяток блочных пятиэтажек военного городка. Даже прожекторные мачты с осветительными блоками, казавшиеся ночью циклопическими, выглядели хрупкими, как бы игрушечными.

- Они здесь что, "Бураны" сажают? - не отрываясь от бинокля, спросил я.

- "Буран" совершил всего один полет и сел на Байконуре, - отозвался Док. - Лет десять назад. Но в общем да: здесь вполне можно сажать "Бураны" и "Шатлы".

Параллельно главной была проложена еще одна взлетно-посадочная полоса, обычная. В начале ее ревел турбинами готовый к взлету МиГ-29, еще один МиГ-23 и два Су-25 поблескивали стеклами кабин у ангаров. Они были не серебристые и не цвета хаки, а словно бы дымчатые. На другой стороне летного поля, на вертолетной площадке, стояли, опустив лопасти, Ми-4 и три штурмовика Ми-24.

По периметру аэродром со всеми службами и военным городком был обнесен забором из трехметровых бетонных плит с колючкой поверху и сторожевыми вышками по углам и через каждые полкилометра. На вышках торчали вооруженные карабинами часовые с биноклями. От КПП на запад уходила асфальтированная дорога - вероятно, где-то там и было Потапово, которое упомянул давешний патрульный. С востока подходила высоковольтная ЛЭП, параллельно ей тянулась железнодорожная колея-однопутка. Перед въездными воротами, перекрытыми стальными щитами, она разветвлялась на несколько тупиков. В одном из них стояли три жилых вагона ПМС - путевой машинной станции. Между вагонами были протянуты бельевые веревки, на них сушились спецовки, оранжевые жилеты. Внутри аэродрома возле разгрузочной эстакады стоял тепловоз, тут же - штук пять платформ. На борту одной из них я разобрал надпись: "Собственность ОАО "Улан-Удинский авиационный завод". Срочный возврат". Это означало, что одноколейка связана с Транссибом.

Кроме главного КПП внутри аэродрома было еще два. Один контролировал вход на территорию из военного городка, а второй отделял от летного поля ангары и железнодорожную эстакаду. Охрану здесь несли не солдаты, а какие-то люди в черной униформе без знаков различия. На ногах у них были ботинки, похожие на спецназовские, а на головах - что-то вроде пилоток морской пехоты. Вооружены они были короткими десантными "калашами".

Это, значит, и есть те самые "черные", перед командиром которых стоит навытяжку здешний полковник. Интересные дела. Особенно если учесть, что в таких отдаленных гарнизонах комполка - высшая власть, больше чем царь и разве что самую малость меньше, чем бог.

Но сейчас я был озабочен не этим. Памятуя, что главная наша задача проникнуть на территорию объекта, я перевел окуляры БН-2 на самую дальнюю сторону летного поля. За годы службы военных аэродромов я повидал много и всяких. И самым слабым местом в их охране всегда было пространство за взлетно-посадочной полосой. Ее забором не перекроешь. Ограждение ставилось, если вообще ставилось, за километр с лишним от конца полосы и зоны взлета. И оно чаще всего было чисто символическим - надежно защищало разве что от коров, чтобы не забредали на летное поле. Даже в подмосковном Чкаловском с очень неслабой охраной на аэродром можно было без особого труда просочиться с тыла. И только по дурости и из-за отсутствия времени на разведку нам пришлось однажды проникать на территорию Чкаловского, прицепившись к днищу топливозаправщиков.

Похоже, в своих предположениях я был прав. Периметр ограды в дальнем конце бетонки прерывался. Сторожевых вышек тоже не было видно. Дальше ничего не удалось рассмотреть, хотя бинокль давал двадцатикратное увеличение. Возможно, километрах в пяти-шести и была какая-нибудь колючка. И патрули, очень может быть, ходили. Но перекусить колючку и переждать патрули - это было уже делом техники. Передвижение по ярко освещенному даже ночью открытому пространству аэродрома тоже, конечно, представляло серьезную проблему. Но это была задача второго плана. Дойдет до нее - будем решать.

Я решил поделиться результатами своих наблюдений с Доком. Он осматривал наш объект в такой же, как у меня, бинокль, только для чего-то менял на окулярах поляризованные светофильтры. Док отложил бинокль и повернул ко мне физиономию, разрисованную гримкарандашом "Туман" так, что она стала похожа на замшелый пенек, много лет проторчавший на лесной просеке. Моя физиономия была точно такой же. Внимательно выслушав меня, Док молча протянул мне свой бинокль. Я поднес его к глазам. Сначала ничего не понял: будто бы наступила ночь. Исчезли все строения, все самолеты, от них остались лишь сгустки темноты. Зато появилось кое-что, чего через обычную оптику увидеть было нельзя.

В координатных сетках окуляров отчетливо вырисовывался периметр аэродрома. Но обозначенный не бетонным забором, а тремя рядами идеально прямых линий - светло-фиолетовых, тонких, как лазерные лучи. Это и были лазерные лучи. Или что-то в этом роде. Над бетонным забором - по три, а в торце аэродрома их было не меньше десятка. Один - над самой землей, остальные - через каждые сантиметров двадцать. Полевая мышь там могла проскользнуть, а вот собака - уже вряд ли. А попадание любого предмета в луч мгновенно приводило в действие не только охранную сигнализацию, но наверняка и какие-нибудь АСУ. Автоматические стреляющие устройства. Со скоростью стрельбы эдак тысячи полторы пуль в минуту.

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая