Любовный спектакль - Морган Сара - Страница 21

• Предыдущая
• 21/23
• Следующая

Она уложила волосы, подкрасила ресницы и губы и, услышав звонок в дверь, вышла из комнаты.

Увидев ее, Ангелос замер на пороге.

— Ну же, скажи что-нибудь! — попросила она. Мужчина подошел к ней и пылко обнял за талию.

— Осторожнее, ты смажешь мне весь макияж, — проговорила она, вывернувшись из его объятий.

— Ты великолепна… Восхитительна… Теперь я нисколько не жалею, что мы не купили то платье.

— Ты, правда, так думаешь? Я очень боялась расстроить тебя.

— Милая, да ты что! Я в полном восторге. Ты словно древнегреческая нимфа, такая же волнующая и загадочная.

— Значит, доволен?

— Говорю, я в восторге, милая. В восторге! Ты можешь гордиться собой, Шанталь.

— Раз тебе нравится, я горжусь, — заверила его женщина.

— И ты тратила свою жизнь, убирая в отелях, обслуживая людей в ресторанах, когда у тебя такой талант! Ты расточаешь его понапрасну, милая. Ты должна всерьез заняться дизайном одежды. Это твое призвание! — назидательно произнес Ангелос Зувелекис, взяв ее за руку. — Идем же! Мне не терпится оказаться там, где ты затмишь всех прелестниц своей красотой.

— Почему они так на меня смотрят? — нервно спросила спутника Шанталь, озираясь.

— А ты не понимаешь? Одни любуются тобой, милая. Другие завидуют. И я отлично их понимаю. Сам не свожу с тебя глаз, — прошептал ей в ответ Ангелос.

— …и шепчутся…

— Догадываюсь, о чем, — улыбнулся он.

— Мне неловко. Я чувствую себя голой, — посетовала молодая женщина.

— Это потому, что я постоянно раздеваю тебя взглядом.

Ангелос поцеловал ее в уголок губ.

— Мечтаю о том мгновении, когда мы сможем, наконец, с тобой уединиться, — признался мужчина.

— А мне нужно обязательно с тобой поговорить.

— Говори, — предложил Ангелос.

— Дома…

— Ты же знаешь, дома мы не будем разговаривать. Поэтому говори здесь и сейчас, пока я вынужден держать в узде свое желание.

— Мне кажется, пора сказать твоему отцу правду, — робко проговорила она.

— А какую правду ты намерена ему сказать? — спросил Ангелос.

— Правда может быть лишь одна… Жаль, не хотелось бы его расстраивать, но думаю, что так будет правильно…

— Хорошо, скажем ему все завтра же, — отозвался мужчина.

— Так ты не против?! — обрадовалась Шанталь.

— Никогда не возражал против правды, — хитро ответил он.

— Он будет в гневе…

— Не думаю, — покачал головой грек.

— Но он поверил в наш спектакль.

— И не он один, — рассеянно заметил Ангелос.

— Ну, мнение остальных людей мне не интересно, — протянула Шанталь.

— Мне тоже. Дело вовсе не в них.

— Что ты хочешь этим сказать, Ангелос?

— Шанталь, пора понять, что мы пара, мы вместе вне зависимости от того, как это начиналось. Теперь мы любовники, которых связывает не только секс.

— А что еще нас связывает? — зачарованно глядя на него, спросила Шанталь.

— Нас связывает наш остров, на который мы завтра же и вернемся, — пылко прошептал он ей на ухо.

— Я думала, ты в Афинах по делам.

— Я не в состоянии работать.

— Ангелос… — шепнула она.

— Да, милая. Сбежим отсюда, — потянул он ее к выходу.

— Ты разве не хочешь попрощаться со своими знакомыми? — спросила Шанталь.

— Промедление смерти подобно.

Они летели по опустевшим ночным улицам к квартире Ангелоса. Он хранил напряженное молчание, Шанталь украдкой наблюдала за ним.

— Полагаю, многие афинянки были сегодня разочарованы тем, что ты прибыл не один.

— Наплевать, я не думаю сейчас ни об одной из них.

— А я вот думаю, — отозвалась Шанталь.

— И абсолютно напрасно, — заметил мужчина.

— Но они, в отличие от меня, тебе ровня, — слабо проговорила она срывающимся голосом.

— Шанталь, милая, в наше время все эти глупые социальные условности не берутся в расчет.

— Возможно… — раздумчиво проговорила она. — И все-таки я тебе не пара.

— Шанталь, — хотел что-то возразить ей Ангелос, но она перебила его обескураживающим признанием.

— Моя мать была проституткой.

Ангелос внимательно посмотрел на нее и убедился, что она не шутит.

— Теперь тебе понятно, кто я. Я дочь проститутки.

— Шанталь…

— Я недостойна тебя, Ангелос.

— Шанталь, послушай меня…

— Ты должен найти себе девушку из порядочной семьи.

— Шанталь, ты — не твоя мать. И никогда такой не будешь. О какой непорядочности может идти речь?

— Мне необходимо было сказать тебе правду. Я знаю, чем старательнее хранишь секрет, тем больнее разоблачение. Я не могла больше обманывать тебя. Представляю, как это ранит твоего отца!

— Шанталь, прошу тебя, успокойся, не доводи себя до очередного расстройства. Погоди с разговорами, пока не доберемся до дома, — попросил Ангелос, но ее уже было не унять.

— Ни мое происхождение, ни мое образование, ни мой образ жизни не делает мне чести.

— Не наговаривай на себя.

— Я меняла школы каждую четверть, мы постоянно мотались по стране. Я не успевала привыкать к новым учителям и одноклассникам. У большинства из них были нормальные полные семьи. Мы собирали вещи, когда всем становилось известно, как зарабатывает на жизнь моя мать, а весть об этом, поверь, распространялась очень быстро. Но прежде, чем мы успевали убраться, дети и взрослые не отказывали себе в удовольствии посмеяться надо мной. Сама же мать не уставала повторять, что мое рождение очень осложнило ее жизнь. И, несмотря на все наши невзгоды, не собиралась завязывать со своим постыдным ремеслом… Я ушла, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор мы не виделись…

— Шанталь…

— Прости меня, Ангелос. Я должна была рассказать тебе это с самого начала. Тогда бы ты не совершил этой ошибки, — пробормотала она и безутешно разрыдалась.

Ангелос отчаялся ее успокоить. Он молча довез ее до своей квартиры, молча сопроводил наверх. Впервые за долгое время они спали врозь. Шанталь отказалась принимать ласки Ангелоса, не веря в их искренность.

Шли последние полчаса ее смены. Шанталь поставила аперитив перед вновь прибывшими клиентами, привычным жестом откинула страничку блокнота и приготовилась записывать:

— Вы готовы сделать заказ?

— Еще пять минут, милочка, — сказал один из группы американских туристов, которые шумно знакомились с меню, споря меж собой по поводу объяснения французских названий блюд.

Шанталь натянуто улыбнулась и быстро оглядела кафе.

Ангелоса видно не было, да и откуда ему здесь взяться? И почему она, дуреха, решила, что греческий магнат сорвется за ней вдогонку, бросив все свои дела, забыв про гордость и убеждения, и все ради нее — дочери падшей женщины?

Шанталь вернулась в Париж. Она устала от переездов. Экзотические страны, еще недавно манившие ее, потеряли в привлекательности. Сколько можно бегать от себя самой и своего прошлого? А в Париже все же оставалась память о нем и об их удивительной встрече. Это делало огромный город родным и уютным.

Она потеряла охоту фантазировать и мечтать, одеваясь перед началом смены в ненавистную униформу официантки. Она смирилась со своей участью и ничего больше не ждала, ничего не желала. Лишь ночами вспоминался ей райский остров и ставшие такими родными ее сердцу жильцы белоснежной виллы и бессонные ночи на большой постели. Недавняя реальность заменила ей все фантазии. И она успокоилась. В ее тусклой жизни была подлинная сказка, есть что вспомнить, есть о чем грезить, есть о чем грустить… Желать большего она считала неслыханной дерзостью.

Американцы сделали заказ, смена стремительно близилась к концу.

Выписав последний чек, она отправилась переодеваться, затем привычно и неторопливо отправилась к ветхому и неуютному дому, где снимала дешевую комнату. Она шла понурившись, не глядя по сторонам, рассеянно думая о чем-то неясном или вовсе ни о чем не думая, ловя лишь приглушенные отзвуки кипения окружающей жизни, доносящиеся до ее сознания.

• Предыдущая
• 21/23
• Следующая