На переломе веков - Злотников Роман Валерьевич - Страница 90

• Предыдущая
• 90/99
• Следующая

Впрочем, после Русско-японской войны «прогрессивная» пресса слегка подуспокоилась. Более того, кое-кто из «прогрессивных» деятелей даже начал отзываться обо мне положительно. Причем — вот ведь свойство человеческой психики всегда находить удобные для себя обоснования своих поступков — вовсе не из-за моей роли в победе, что являлось едва ли не самым частым поводом положительного отношения ко мне. Ну как может культурный и образованный человек показать хоть малейшую толику одобрения такому гнусному и отвратительному делу, как война? Ну и что, что она — неотъемлемая часть современного мира? С точки зрения высших гуманистических идеалов, война — абсолютное зло, поэтому упоминать ее всуе хуже, чем ругаться матом как пьяный кучер. Поэтому никаких упоминаний о войне в этом «приличном» обществе не звучало и мне снисходительно ставили в заслугу другое — то, что я первым из всех русских промышленников ввел у себя на заводах инспекции и придерживался политики строгого соблюдения законодательства об охране труда. Что благодаря не менее чем наполовину содержащемуся за мой счет Обществу вспомоществования народному образованию ежегодно в стране строится уже по три тысячи новых школьных зданий. Что именно на мои деньги созданы Уральский, Магнитогорский, а в настоящий момент находятся в процессе создания еще и Сибирский и Дальневосточный университеты. Что благодаря моему же Обществу вспомоществования в получении образования сиротам и детям из бедных семей Россия получила уже более двадцати тысяч инженеров, химиков, оптиков, финансистов, металлургов, юристов, геологов, причем не вместо, а кроме тех, кто и так обладал возможностями для того, чтобы стать таковыми. То есть из числа тех, кто имел таланты, но без моей помощи никогда бы не получил возможности. Но в общем, я не обольщался тем, что российская интеллигенция меня наконец-то оценила по заслугам. Скорее всего, дело было в том, что тот самый «народ», который русская интеллигенция всегда так превозносила на словах, но в действительности держала за тупое бессловесное стадо, каковое она, умная и просвещенная, непременно возглавит и поведет к свету, на этот раз в отношении ко мне определился четко и однозначно. И все «предводители народа» были просто вынуждены присоединиться к его ясно выказанной воле, хотя многие сделали это скрипя зубами. А может, дело было в том, что после покушения на меня, а особенно после возвращения с Русско-японской войны ветеранов, за ругань в мой адрес стало гораздо легче получить в морду вместо аплодисментов, как это частенько случалось ранее.

Вообще, война с Японией, которая велась на имеющиеся в бюджете деньги и не заставляла затягивать пояса и урезать пайки, изрядно оживила страну. Кругобайкальская железная дорога, задействованная еще до окончания строительства, заметно повысила пропускную способность Транссиба, а интенсивные военные перевозки привели к тому, что дорога не только вышла на самоокупаемость, но и начала активно развиваться. Повсеместно укреплялись насыпи, «легкие» рельсы массово заменялись на «тяжелые», строительство капитальных мостов вместо временных мостовых переходов сейчас шло едва ли не в три раза быстрее ранее установленного графика, а кроме того, развернулись широкомасштабные работы по укладке второго пути. К концу 1905 года протяженность двухпутной колеи на Транссибе превышала однопутную уже минимум в шесть раз. Короче, Транссиб, в прежнем варианте истории окончательно введенный в строй где-то в 1913 году, в настоящий момент должен был достичь своей полной пропускной способности не позже 1907-го, максимум 1908 года. Вследствие чего я дал команду моему паровозостроительному заводу начать проектировать новый паровоз — специально для Транссибирской магистрали, раза в два мощнее, чем паровоз серии «О», являющийся сейчас основной машиной российских железных дорог, и с колесной формулой где-то ноль-пять-ноль…

В общем, транспортная доступность Забайкалья и Дальнего Востока резко улучшилась. Все это привело к тому, что программа заселения Дальнего Востока, на которую было завязано очень многое, начала двигаться вперед семимильными шагами. Поставленный на нее от правительства с правами министра бывший саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин (вот ведь как судьба сыграла — в прошлой истории он прославился, кроме всего прочего, переселением в Сибирь, а тут отвечал за переселение людей еще дальше) придумал и воплотил в жизнь еще несколько идей, весьма продвинувших программу. Во-первых, из семисоттысячной армии (подкрепления на Дальний Восток продолжали прибывать даже после начала действия соглашения о прекращении огня) около ста пятидесяти тысяч должны быть демобилизованы (то есть, конечно, уволены в запас, поскольку мы обошлись без мобилизации) в два ближайших срока. И Николай с подачи Столыпина объявил, что в награду за проявленный в этой войне героизм он готов обеспечить всех демобилизующихся землей по сотне десятин на каждого, из которых не менее половины будут пахотными. Но именно здесь, в Приморье. А также уволить в запас два срока одновременно и дать тем, кто поселится здесь, беспроцентную ссуду с рассрочкой на десять лет для обустройства. Георгиевским же кавалерам и вообще безвозмездную. Так мы получили разом не только первые сто — сто пятьдесят тысяч переселенцев, но еще и рабочие руки, способные создать на Дальнем Востоке и в Забайкалье всю инфраструктуру для приема и обустройства переселенцев. Ну и положительную роль сыграло также и то, что первая партия переселенцев состояла из молодых, здоровых мужиков, прошедших войну и привычных к тяготам, поэтому способных пережить массу нестыковок и недоработок, всегда сопровождающих запуск нового дела, гораздо спокойнее, чем те, кто будет обременен семьей.

Из Южной Африки к нам хлынул целый поток буров, а также осевших в Трансваале за последние двадцать лет, с начала золотой лихорадки, французов, итальянцев, испанцев, голландцев, шведов, датчан и прочих, потерявших в Англо-бурской войне почти все, что имели, но настроенных вернуть себе обеспеченную жизнь во что бы то ни стало. Буры и те, кто приплыл к нам вместе с ними, согласно моему распоряжению, расселялись вдоль КВЖД, как раз в той самой полосе отчуждения в одну версту, которую она имела по договору с Китаем, а также по обе стороны от этой полосы. Я даже выделил деньги на выкуп земель и иной собственности у проживающих там маньчжуров и других местных народностей. Надеялся создать вдоль КВЖД некую «полосу безопасности» шириной версты в три-четыре, а в идеале и во все десять. Денег у нас сейчас было много, земля же в Маньчжурии после массовой депортации стоила дешево… Севернее этой «полосы безопасности» я планировал расселять русских и иных европейцев, которых удастся сюда заманить, южнее — филиппинцев. А уже вдоль Амура и Уссури, по обеим берегам этих рек, должны были обживаться русские. К тому моменту, когда придет время помогать маньчжурам «восстанавливать» свое государство, я рассчитывал скорректировать его северную границу так, чтобы КВЖД осталась на нашей территории. А если не получится — все равно с таким национальным составом вновь образованное государство должно оказаться для нас более легким в управлении.

Кроме того, нам удалось-таки изрядно поторговать своей морской победой. Два броненосца нашей последней серии были проданы Греции прямо у достроечной стенки. Еще четыре заказали другие страны, и сейчас они уже были спущены на воду. Также у нас имелись заказы на восемь броненосных крейсеров, три из которых были оборудованы новейшими паротурбинными двигательными установками. И два из этих трех — уму непостижимо! — заказала нам Германия, а последний — Франция. Это было самым явным признанием того, что наше кораблестроение вышло на передовые рубежи. Ну да в настоящий момент таким набором патентов по турбинным двигательным установкам, которым владела Россия, не могло похвастаться ни одно государство. Даже англичане. И вообще, в расхожей речи корабельных инженеров всего мира паровые турбины именовались «русским типом» судового двигателя, несмотря на то что первопроходцами в их установке на суда были все-таки англичане. Просто мы эти турбины сразу стали применять массово, проводя политику постепенного, но полного вытеснения паровой машины. Во всяком случае, в качестве двигателя для боевого корабля. Впрочем, мы развивали и еще один тип судового двигателя — дизельный, но в этой области шли почти вровень с немцами, даже слегка отставали. Поскольку дизель у нас ставился больше на разные вспомогательные суда, типа «наливняков», транспортов снабжения и тому подобного. Немцы же пытались разрабатывать дизели почти под все типы своих судов, хотя это у них пока получалось не очень. Во всяком случае, на крупные корабли они также планировали в основном ставить турбины. Как бы там ни было, «немецким типом» судового двигателя в мире считали именно дизель.

• Предыдущая
• 90/99
• Следующая