Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 23

Первым заместителем Андропова в мае 1957 года назначили Ивана Тихоновича Виноградова, который был заместителем Пономарева в едином отделе ЦК по связям с иностранными компартиями. Через полтора года, в декабре 1959 года, Андропов отправил его в журнал «Проблемы Мира и социализма». В конце 1962 года первым замести­телем стал Лев Николаевич Толкунов. Его взяли в отдел в 1957 году из «Правды», где Лев Николаевич работал в отделе соцстран. Начинал он консультантом, летом 1960-го стал заместителем заведующего, а еще через два года вырос до первого зама.

«Общее впечатление, — писал о нем Бовин, — неизменная до­брожелательность, интеллигентность, отсутствие всякой иерархиче­ской спеси, так распространенной в аппарате. С чем-то он соглашал­ся, с чем-то нет, однако всегда был открыт для аргументов, для но­вых, иногда неожиданных поворотов мысли».

В октябре 1965 года Льва Толкунова назначили главным редак­тором «Известий». Многие газетчики считают его лучшим редактором «Известий» за всю их историю.

В отделе его сменил Константин Викторович Русаков, который со временем станет помощником Брежнева и секретарем ЦК КПСС. Он был человеком иного типа, чем Голхунов, Русаков — по специальности инженер, строил мясокомбинаты, работал в министерстве рыбной про-мышмленности, даже занимал кресло министра, но недолго. Он три года был советником посольства в Польше, после чего его направили в андроповский отдел заведовать сек-гиром. В 1962 году Русакова сделали послом в Монголии. В октябре 1964 года его вернули в Моск­ву и сделали заместителем Андропова.

Заместителем Андропова, ведавшим китайскими делами, полтора года был уже упоминавшийся в этой книге Николай Николаевич Меся­цев, после свержения Хрущева поставленный руководить радио и теле­видением.

Поначалу работа на Старой площади складывалась удачно. По­кровитель Андропова Отто Вильгельмович Куусинен па июньском плену­ме ЦК 1957 года был избран секретарем и членом президиума ЦК. Он очень благоволил Андропо-»у, помог ему укрепиться в аппарате. Та­кое покровитель-пио имело огромное значение для новичка. В прези­диуме ЦК Андропова воспринимали как младшего напарника К у усине­на.

Отто Вильгельмовича держали подальше от практиче кой рабо­ты. Он стал живой реликвией, как Ворошилов. Хрущев старался про­двигать молодых людей, пожилых соратников не жаловал. Но если над Ворошиловым Хрущев издевался, то неамбициозного и полезного Кууси­нена ценил. Старый коминтерновец олицетворял историю международно­го коммунистического движения. Куусинену поручили написать учебник по основам марксизма-ленинизма,

— Он — новатор, настоящий новатор! — расхваливал своего шефа Федору Бурлацкому помощник Куусинена. — Он не оставляет камня на камне от наших заскорузлых и застоявшихся, как вонючая лужа на палубе, представлений.

Это было время осторожного пересмотра некоторых марксист­ских догм. Иногда эти теоретические споры не имели никакого значе­ния, иногда помогали жизни меняться в лучшую сторону. Напри­мер, пробивала себе дорогу идея, что на смену диктатуре пролетариа­та приходит общенародное государство. Принятие этой идеи на вооружение теоретически означало, что внутри страны врагов нет и репрессии против них не нужны...

По словам академика Георгия Арбатова, Куусинен «был человек со свежей памятью, открытым для нового умом, тогда очень непривыч­ными для нас гибкостью мысли, готовностью к смелому поиску. Ну а кроме того, он умел думать. Честно скажу, я впервые познакомился с человеком, о котором можно было без натяжек сказать: это человек, который все время думает».

Арбатов обратил внимание на то, что Куусинен избегал разго­воров о прошлом. Видимо, были страницы, о которых ему хотелось за­быть.

Хозяйство Андропову достаюсь беспокойное.

Отношения с Югославией складывались очень сложно, а от дружбы с Албанией и особенно с Китаем ничего не осталось, и нельзя сказать, что Андропову удалось что-то исправить. Впрочем, тон в таких ключевых вопросах задавал сам Никита Сергеевич Хрущев. А он скорее был готов пойти на компромисс с Соединенными Штатами, чем с братским Китаем.

К 40-летию Октября в Москве провели международное совещание коммунистических и рабочих партий. Совещание стало боевым крещени­ем Андропова в роли завотделом. Приехала большая китайская делега­ция — Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эпьлай, Дэн Сяопин, Кан Шен. Мао творил о том, что не надо бояться ни атомной бомбы, ни ракетного оружия. Социалистические страны все равно победят.

Тогда еще Хрущев и Мао беседовали вполне дружески. Ки­тайский лидер крайне удивился, когда советская делегация сама предложила снять положение о том, что КПСС — ведущая сила мирового коммунистического движения. Если вы не хотите, то мы возьмем эту роль на себя, ска-кит Мао.

Когда в Китае начались политико-экономические эксперименты, Хрущев не знал, как на них реагировать. Потом он забеспокоился, потому что некоторые социалистические страны стали восхвалять и копировать опыт китайских товарищей. Никита Сергеевич был возму­щен, когда один из руководителей Болгарии Вылко Червенков, съездив в Китай, высоко оценил политику «большого скачка». Это уже была недоработка по линии андропов-ского отдела. Юрий Владимирович по­лучил задание сплотить все соцстраны против Китая. Удалось угово­рить всех, кроме Албании.

Когда отношения с Китаем разладились, в Пекин отправилась албанская делегация. Это было еще до ссоры с Албанией. Но китайцы делегацию уже обрабатывали. На обратном пути к Андропову пришла член политбюро Албанской партии труда Лири Белишова и рассказала, что китайцы вели с ними антисоветские разговоры.

В тот момент председатель Совета министров Албании Мехмет Шеху лежал в Москве в больнице. Андропов поехал к нему и поделился информацией, полученной от Бе-лишовой. Шеху встал с больничной койки и уехал на родину. Там вместе с Энвером Ходжей они начали охоту на тех, кто продолжал открыто придерживаться промосковской линии. Лири Белишову, которая была так откровенна с Андроповым, вывели из политбюро, исключили из партии и арестовали.

Хрущев не хотел рвать с Энвером Ходжей, потому что Албания занимала стратегически важное положение на Средиземном море. Единственная из всех стран она получала не льготные кредиты, а все даром. Албанская армия просто состояла на содержании Советского Союза. Не только оружие, но и обмундирование и питание — все шло из советского бюджета. В обмен было решено разместить в албанских портах двенадцать подлодок, которые могли действовать в Средизем­ном море. Имелось в виду, что со временем лодки перейдут Албании и на них появятся албанские экипажи.

Когда Хрущев решил помириться с Югославией, ему пришлось преодолевать сопротивление не только товарищей по президиуму ЦК, но и других соцстран. В конце концов он всех переубедил. Кроме ру­ководителей Албании. Хрущев вспоминал, как албанские вожди доказы­вали ему: «Югославы — безнадежные люди, они не коммунисты. Все это высказывалось со злобным присвистом. Особенно возмущался Энвер Хо­джа. У него резкий характер, и, когда он говорит о том, что ему не нравится, у него лицо просто передергивается и он чуть ли не скре­жещет зубами».

В 1959 году Хрущев с делегацией ездил в Албанию: «Мы хотели помочь перестроить албанское хозяйство на современном уровне, сде­лать из Албании как бы жемчужину, которая притягивала бы к ней му­сульманский мир, особенно Ближний Восток и Африку, притягивала бы к коммунизму. Вот, собственно, хаковы были наши намерения и какую политику мы там проводили».

Ничего из этого не получилось.

На совещании коммунистических к рабочих партий в Москве в ноябре 1960 года Энвер Ходжа произнес уже антисоветскую речь. И руководитель компартии Испании Долорес Ибаррури ответила ему очень резко:

— Это выступление напоминает мне пса, который кусает руку человека, кормящего его хлебом.

Хрущев распорядился отозвать из Китая всех советских сту­дентов, над которыми издевались, не давали нормально заниматься. Соответственно попросили вернуться на родину китайских студентов, которые распространяли в Советском Союзе маоистскую литературу. На конечной железнодорожной станции перед Монголией китайские студен­ты устроили демонстрацию.