Вторжение - Ласки Кэтрин - Страница 22

• Предыдущая
• 22/34
• Следующая

— Они возвращаются! — закричала она.

— Кто? Стражники?

— Нет! Это целое войско… это пираты! Их гораздо больше, чем раньше!

Гильфи снова заглянула в зеркало — и быстро-быстро заморгала. Ну и птицы! Они нарочно расположили зеркала так, чтобы, возвращаясь с западной стороны, видеть свои отражения. Но сейчас солнце уже начинало клониться к горизонту.

«Что, если?…» — В голову ей пришла ослепительная мысль, такая же яркая, как садящееся за море солнце.

— Скорее, Твилла! Нужно приподнять это зеркало и направить его на солнце. Скорее, скорее… Так, теперь следующее…

Твилла заморгала. Она поняла, что задумала эта маленькая сова.

«Очень хитрая маленькая сова!»

— Дагмар! Смотри, куда прешь, идиот непуганый!

— В чем дело? — завизжал еще один пират. — Я не вижу! Я ничего не вижу!

Поднялся хаос, ослепительные цветные пятна заметались в прозрачном небе над тундрой. Ослепленные отражением солнца в зеркалах, совы врезались друг в друга и беспомощно хлопали крыльями.

Пульсирующие лучи света полыхали в воздухе, сбивая сов с курса. Прозрачные веки не могли защитить совиные глаза от беспорядочных вспышек. Куда они летят? Где запад, а где восток? Вниз или вверх? Само небо вдруг раскололись на куски и стало смертельно опасно. Привычный мир тундры рассыпался осколками света — непонятного, ужасного, острого, как тысячи ледяных лезвий.

Пока беспомощные пираты дождем падали с неба, две совы бесшумно поднялись в воздух и взяли курс на восток через юго-восток, чтобы поймать ближайшее теплое восходящее течение.

Внезапно на ум Гильфи пришла книга Виолетты Чужекоготь, в которой говорилось о гибельном тщеславии некоторых птиц.

Виолетта обладала философским складом ума и часто с горечью размышляла о неразумных совах, о которых говорят: «без скрума в желудке». Когда пираты с глухим стуком посыпались с небес на мягкую землю тундры, Гильфи вспомнила, что говорила Виолетта о тщеславии: «Тщеславие — убийца полета, мать падения, тюрьма души».

«Воистину это так! — подумала Гильфи. — Именно так оно и есть!»

— Что-что у него? — переспросил Сумрак.

— Желудочное отторжение, — тихо повторил Копуша.

— Поясни, — потребовал Сумрак.

— Да-да, мне тоже интересно, — с плохо скрытым недоверием фыркнула Отулисса.

Копуша крепко сжал клюв, закрыл глаза и медленно сосчитал про себя до трех…

«Нет, все-таки лучше до пяти», — передумал он, тщетно пытаясь подавить раздражение на Отулиссу.

Наконец он заговорил:

— Эзилриб назвал состояние Сорена «желудочным отторжением». Такое случается, когда сова сталкивается с чем-то, что по-настоящему потрясает ее сознание, оскорбляет врожденное чувство добра и зла, оказывается непереносимой тяжестью для ее желудка. В этом случае у совы наступает желудочное отторжение, и лучше оставить ее в покое и поручить какое-нибудь Другое дело.

— Это не объяснение, а вонючая куча енотьего помета! — взорвалась Отулисса.

Копуша и Сумрак растерянно захлопали глазами. Отулисса никогда не ругалась, а упоминание енотьего помета считалось вопиющим нарушением совиных приличий. Но сейчас пятнистая сова была вне себя от ярости — друзья не видели ее такой разгневанной с той самой ночи, когда погибла Стрикс Струма.

— Да это просто измена, вот как я такое называю!

Кровь бросилась в голову Копуше. В бешенстве он взмыл к потолку тесного дупла и приготовился накинуться на Отулиссу. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вмешался Сумрак:

— Эй, полегче! Закройте клювы, оба. Успокойся, Копуша. А ты, Отулисса, немедленно возьми свои слова назад.

— Какие еще слова?!

— Те, что ты только что сказала о Сорене, — спокойно ответил Сумрак. — Это неправда, и ты об этом знаешь. Тебе должно быть стыдно. — Он укоризненно потряс когтем перед клювом распушившейся Отулиссы. Сам Сумрак тоже разозлился и стал почти вдвое больше ростом, заполнив собой все тесное дупло. — Немедленно возьми свои слова назад, или я тебя сброшу отсюда прямо в Хагсмир!

— Ладно, — злобно прошипела Отулисса. — Беру свои слова назад. Сорен не изменник, но он ведет себя странно и вызывающе, отказываясь обучать сов из Сант-Эголиуса навыкам обращения с огненным оружием.

— Странно — это другое дело, — согласился Сумрак. — Со странностями мы готовы смириться. Теперь твоя очередь, Копуша. — С этими словами великан обернулся к пещерной сове: — Ты видишь какой-нибудь выход из этой ситуации? Что именно можно поручить Сорену, раз уж он категорически отказывается иметь дело с этими из Сант-Эголиуса?

Копуша с Отулиссой снова разинули клювы и во все глаза уставились на Сумрака. Это было нечто новенькое!

Похоже, роль миротворца пришлась Сумраку по душе, и он искренне наслаждался своим новым положением.

— Нет, мне ничего не приходит в голову, — признался Копуша. — Сейчас он разговаривает с Вороном, Барран и Эзилрибом. Кажется, Бубо тоже присутствует.

— В зале парламента? — уточнила Отулисса, и в глазах ее зажегся странный огонек.

— Кажется, да, — ответил Копуша, не понимая, куда она клонит.

— Так чего же мы ждем? — воскликнула Отулисса. — Полетели в корни!

— Отличная мысль, — просиял Сумрак.

И только Копуша не был в этом уверен.

Сорен тоже не был уверен в том, что ему следует встречаться с членами парламента.

Старшие совы расселись на согнутой полукругом белой березовой ветке. Вообще-то парламент состоял из двенадцати членов, но сегодня в зале присутствовали только четверо, из чего Сорен заключил, что ему собираются открыть какую-то очень важную тайну.

Сколько раз они с друзьями подслушивали секретные заседания! Сколько раз прокрадывались в странное место среди корней, где по неизвестной причине был слышен каждый звук и каждое слово, произносимое в расположенном наверху зале!

К сожалению, Сорен не мог посоветовать парламентариям перенести секретное заседание в другое место, ибо в этом случае выдал бы себя с головой. Сумрак, Копуша и остальные и без того огорчены его стойким желудочным сопротивлением. Они не скажут ему спасибо, если он откроет их тайну!

Нужно придумать что-то, и очень быстро. Если бы только он мог предложить Ночным Стражам какую-нибудь другую помощь!

Кажется, речь шла о его пассивном участии в грядущем огненном сражении… Сорен не очень понимал, что это значит, но, по крайней мере, это избавляло его от необходимости заниматься обучением Виззг и Ищейке.

«Если дело как-то связано с огнем, может, предложить им перенести заседание в кузницу Бубо? Старый филин любит показывать свои угли и пламя…»

— Я… Сорен неловко переступил с лапы на лапу на жердочке, с которой простые совы обращались к членам парламента, — мне только в общих чертах рассказали о том, как бы я мог послужить нашему общему делу… Пассивное участие в несении огненной службы, кажется, так это называется.

Четыре совы — члены парламента — молча кивнули.

— Может быть, нам стоит обсудить это в кузнице Бубо? Думаю, я лучше пойму, о чем идет речь, если Бубо покажет мне на деле…

— Отличная мысль! — проухал филин.

— Но как быть с соблюдением секретности? — нахмурилась Барран.

— Зайдем в пещеру поглубже, — ответил Бубо. — Если хотите, я могу выставить пару домашних змей охранять вход.

— Принято, — решил Борон. — Отправляемся в кузницу!

Копуша, Сумрак и Отулисса тщетно прижимали уши к корням — в зале заседаний парламента царила мертвая тишина. Они недоумевающе переглянулись.

— В чем дело? — еле слышно прошептала Отулисса.

Сумрак и Копуша пожали крыльями. Еще минут пять друзья уныло слушали тишину, а потом, разочарованные, разлетелись по своим гнездам.

Тем временем Сорен и члены парламента собрались в самом дальнем углу пещеры кузнеца. Охрану входа решено было поручить миссис Плитивер. Она была самой надежной домашней змеей, к тому же, в отличие от своих подружек, совсем не любила сплетничать.

• Предыдущая
• 22/34
• Следующая