Сокрушение - Ласки Кэтрин - Страница 26

• Предыдущая
• 26/29
• Следующая

— Ах, бедняжка, бедняжка… Как она? Все еще болеет?

— Мягко сказано. Глаукс покинул ее, вот что страшно.

В это же самое время, пока на другой стороне Великого Древа вовсю шла веселая кутерьма, Отулисса сидела в своемдупле, склонившись над придуманным ею когда-то планом нападения на Чистых.

«Теперь у нас почти есть дивизион. И в нем непременно будет крыло Ледяных Клювов из Северных Царств».

Она вздохнула. Пустые мечты… Никто не хочет ее слушать: ни Эзилриб, ни Борон с Барран, ни даже Бубо.

Звуки торжества в честь возвращения Эглантины и Примулы снова ворвались в ее дупло.

Мимо, сильно шатаясь из стороны в сторону, пролетела мадам Плонк. Певица явно перебрала молочникового пива, которым взрослые совы угощались во время праздников.

— Неужели на всем острове я одна сохранила трезвый ум? — вслух произнесла Отулисса.

— Вряд ли!

Она резко обернулась и ахнула, увидев заглянувшего в дупло Эзилриба.

— Отулисса, я хочу чтобы ваша стая и Эглантина ровно через пятнадцать минут явились в зал заседаний парламента. Ты хорошо меня поняла? Больше никому ни слова.

Отулисса ошеломленно замигала. Что случилось?

— И еще — постарайся не привлекать лишнего внимания. Пригласи всех потихоньку, воздержись от своей обычной громогласной манеры. Договорились?

— Я… нет… ой, то есть да! Конечно, сэр!

Отулисса готова была поклясться, что старый наставник хитро подмигнул ей своим косящим глазом.

Крупный мохноногий сыч, стоявший у входа в зал заседаний парламента, кивнул друзьям, разрешая пройти.

Они всего дважды бывали здесь раньше и всякий раз со стыдом вспоминали о том, как подслушивали ход заседаний из своего секретного убежища.

Члены парламента уже заняли свои привычные места на согнутой полукругом березовой ветке. Лишь одно место на ветке пустовало: место Вислошейки. Но войдя в зал, друзья одновременно ахнули, сообразив, что грязная груда серых перьев в углу принадлежит сове, и не просто сове, а бывшей наставнице Вислошейке.

Глаукс милосердный, что с ней произошло?

Когда-то перья у Вислошейки были густого, сочного коричневого цвета, с яркими белыми крапинками. Но теперь ее бурые перья посерели, а когда-то янтарные глаза приобрели цвет размокшей глины.

Вислошейка не переставая щелкала дрожащим клювом, словно бормотала что-то неразборчивое.

Первым слово взял Борон.

Он говорил спокойно и доброжелательно. Он видел потрясение в глазах юных стражей и всей душой надеялся, что старый Эзилриб не ошибся, пригласив их на заседание. Никто не сомневался в храбрости и мужестве лучшего в мире клюва.

Но сейчас им нужна была не храбрость, а зрелость.

— Молодые птицы, Вислошейка не подверглась сокрушению. Крупинки тут ни при чем, — негромко пояснил белоснежный король.

— А что с ней тогда? — еле слышно прошептал Сумрак.

— У нее оцепенел желудок, — ответил Борон. — И разбито сердце.

— Разбито? — переспросила Гильфи. Она никогда не слышала, что сердце может разбиться.

— Это трудно объяснить, — начал Борон и задумчиво обвел глазами друзей, размышляя, как бы лучше все объяснить. — Вы знаете, что самые сильные чувства мы, совы, воспринимаем и переживаем мускульным желудком. Лишь немногие чувства проходят через наше сердце. Но когда сова становится бесчестной, когда она предает свое дело, друга или все дерево, как поступила наша Вислошейка, передавая врагу важную информацию во время осады, она тем самым предает собственное сердце. Рано или поздно такая сова понимает, что натворила, и тогда желудок ее цепенеет, а сердцу приходится работать за двоих, чтобы возместить утрату. Но совиное сердце не приспособлено для такой нагрузки, поэтому оно разбивается. Не буквально, конечно, ведь оно продолжает жить и качать кровь, но дух его сломлен.

— И что же будет с такой совой? — испуганно спросил Сорен.

— Почти то же самое, что с ее сердцем и желудком. Она цепенеет. Она продолжает есть, пить, дышать, но становится бесчувственна. Душа покидает ее тело, хотя она остается жива. Такая сова не превращается в скрума. Мы называем таких несчастных живыми трупами.

Друзья притихли. Они просто не могли себе представить такого кошмара, но одного взгляда на Вислошейку было достаточно, чтобы поверить в самое страшное.

— И что вы собираетесь делать? — тихо спросила Отулисса.

— Хороший вопрос. Для этого, милая, мы и пригласили тебя, — ответил Борон, давая понять, что обращается лично к Отулиссе. — У нас есть для тебя очень важное задание.

— Для меня? — переспросила Отулисса.

— Да, но тебе потребуется помощь друзей.

— И что нужно сделать? — оживилась Отулисса. Сорен заметил, что она вдруг начала дрожать.

— Быть милосерднее, — просто ответил Борон.

Теперь уже все молодые совы изумленно захлопали глазами. Но сильнее всех растерялся здоровяк Сумрак.

«Быть милосерднее? И это они называют заданием?! Смеются они над ними, что ли?!»

— Мы, парламент Великого Древа Га'Хуула, приказываем вам шестерым, — сказал Борон, выразительно поглядев на Эглантину, — доставить Вислошейку в обитель Глауксовых Сестер, в Северные Царства, на остров Полноводный, посреди Моря Вечной Зимы.

Отулисса оцепенела.

Неужели она не ослышалась? Она так долго мечтала отправиться в Северные Царства на поиски свирепых северных воителей! Сколько раз она видела во сне бескрайние заснеженные равнины, ледяные утесы и суровые скалы мира вечной зимы. И вот теперь, словно в насмешку, ее хотят отправить туда в качестве сиделки при выжившей из ума старухе, которую она ненавидит всем желудком и никогда не перестанет винить в смерти любимой Стрикс Струмы!

Нет, это уже слишком. Слишком — ясно? Она пошатнулась на своем насесте и едва не свалилась, но Сумрак вовремя подставил крыло. Впервые в жизни Отулисса не смогла найти слов. Честное слово, у нее их просто не было.

И тут раздался негромкий стук, и в дверях показалась голова мохноногого сыча:

— Прошу прощения, ваша честь. Прибыл новый наблюдатель из Восточных Пустошей, говорит, у него важное сообщение.

— Пусть войдет.

В зал влетел подозрительного вида виргинийский филин, на голове у которого недоставало одной надбровной кисточки.

— Ваша честь, у меня дурные вести.

— Слушаем, — кивнул Борон.

— Вчера ночью Чистые взяли штурмом каньон. Сант-Эголиус пал.

Сорену показалось, будто из зала высосали весь воздух. Слова дозорщика громом загрохотали у него в ушах. Кажется, говорилось что-то о 32-м воздушном полке Клудда. Вроде бы Виззг погибла… или только ранена? Тут все заговорили вразнобой, и ничего уже нельзя было понять.

Молодых сов попросили покинуть зал.

Друзья решили, что старшие не хотят, чтобы они стали свидетелями всеобщего смятения, и хотели было отправиться к себе, но в дверях их догнал голос Эзилриба, который приказал мохноногому сычу проводить юных стражей в прихожую.

Пока тянулось ожидание, они успели быстро обменяться несколькими словами.

— Значит, Сант-Эголиус все-таки пал? Что же это значит? — ошарашенно пробормотал Сорен.

Все друзья были оглушены и растеряны — все, кроме Копуши.

— Это значит, — осипшим от страха голосом ответил Копуша, — что теперь в распоряжении у Чистых оказался самый большой в мире запас крупинок.

— Но я не понимаю, с какой стати я должна сопровождать эту мерзкую старую дуру! — захныкала Отулисса.

Копуша резко обернулся к ней:

— Опомнись, Отулисса! Ты сошла с ума, если всерьез думаешь о таких пустяках. Чистые завладели огромным запасом крупинок, а тебе ли не знать, какая сила заключена в этих частицах?! Тут Сорен спрашивает, что это означает. Я отвечу. Это значит, что сокрушения будут повторяться. Это значит, что Чистые получат доступ к нашим мозгам и нашим душам. Это значит, что мы можем навсегда утратить способность думать и чувствовать. А еще это значит, что лучше умереть, чем превратиться в слепое орудие самых страшных на свете сов. Вот что это значит, Отулисса.

• Предыдущая
• 26/29
• Следующая