Время бежать - Уорд Рейчел - Страница 33

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая

— Заткнись, идея просто отличная. Уж там-то точно не станут искать.

— А если станут? Мало тебе не будет.

— Да не станут. Все будет клево. — Она оборвала разговор, резко развернувшись и зашагав назад через лужайку. — Догоняй! — прошипела она.

Я двинула следом, две ее приятельницы шли за мной. Я так и не поняла, можно ли ей доверять; впрочем, особого выбора у меня не было. Шагали мы быстро, в полном молчании. Она вела нас по каким-то задворкам и закоулкам, между заборами и игровыми площадками. Потом вдруг остановилась, подождала, пока мы нагоним.

— Пойду разведаю, что там и как. А вы ждите. — Свернула за угол и исчезла. Мы остались втроем, сказать друг другу нам было решительно нечего. Девчонки явно относились ко мне с опаской, а я так устала, что мне было на них наплевать.

— Порядок, — сказала, возвращаясь, первая. — Папа еще не вернулся, а мама приклеилась к телику. Пошли с заднего хода.

Приятельницы ее переглянулись.

— Бритни, ты, похоже, с дерева упала. Мы по домам.

— Бросаете меня? — Девицы кивнули. — Ладно, дело ваше, только слушайте сюда. Никому ни слова. То есть вообще никому.

— Это-то понятно.

— Ладно, завтра увидимся.

— Давай.

Они зашагали прочь.

— Им можно доверять? — спросила я.

— А то, они люди надежные. А кроме того, знают: проболтаются — я их урою. Так что у них пороху не хватит. Вперед.

Мы обогнули угол дома и вошли через заднюю дверь, пробрались через кухню, поднялись наверх. На дверях спальни висела табличка — рамочка из роз, а в середине слова: «Комната Бритни». Ниже имелась свежая приписка: череп и перекрещенные кости и крупная надпись: «Не соваться». Внутри стены были выкрашены в темно-красный цвет и густо увешаны плакатами и вырезками из журналов — Курт Кобейн, «Фу файтерс», «Гэллоуз». На кровати лежали груды подушек и не то одеяло, не то покрывало, черное, пушистое. В принципе довольно клевая комната. Я вспомнила свою последнюю комнату, у Карен, свои немногочисленные вещички, которые истребила.

— Хочешь — садись на кровать, хочешь — на бин-бег.

Я неловко примостилась на краешке кровати. Бритни села рядом.

— Ну? — сказала она. — Я — Бритни, а ты… Джемма?

— Джем, — ответила я.

Вот теперь, когда мы оказались в ее комнате, понт с нее маленько слетел. Собственно, было видно, что она нервничает, а значит, тот фасад, которым она ко мне повернулась в парке, был всего лишь фасадом. А на деле она трусит не меньше любой другой. Мы просидели в молчании целую вечность, а потом она поставила какую-то музыку и пошла раздобыть еды, а я осталась одна.

Сидела, осматривалась. Клевая комната. Кроме всех этих плакатов, был там настоящий туалетный столик с косметикой и коробочками для всяких побрякушек, а еще — куча фотографий в рамочках: родственники, домашние животные. На парочке фотографий Бритни была с мальчишкой, явно младше нее, — на одной у него были густые кудряшки, а на другой он оказался совсем лысым, только улыбка осталась той же, от уха до уха. Выходит, у нее где-то есть еще и брат?

После нескольких дней на свежем воздухе в комнате с центральным отоплением оказалось нечем дышать. Я начала потеть и сообразила, что несет от меня будь здоров. Сняла зеленую куртку, но сильно уютнее не стало. Стянула «кенгурушку», положила ее на куртку сверху. Теперь они лежали одинокой кучкой на ковре — то еще безобразие. Грязнущие — будьте-нате; впрочем (я посмотрела вниз) джинсы и кроссовки не лучше. Нельзя сказать, чтобы в комнате у Бритни было так уж чисто, но я все равно почувствовала себя не на месте, как кусок дерьма на ковре.

Бритни вернулась с большой пиццей на тарелке, бутылкой кока-колы и стаканами. Запах пищи одновременно пробудил и голод, и тошноту. Она протянула мне тарелку:

— Простая, только сыр и помидоры, ничего?

— Да нормально.

Я взяла кусок, все еще не решив, стоит мне есть или нет. Бритни уже жевала, поглядывая на меня и в то же время стараясь не поглядывать. Я откусила маленький кусочек, медленно разжевала, проглотила. Вроде ничего, скользнул в желудок, да там и остался, тогда я доела свой ломоть и потянулась за вторым. Так мы и сидели, жевали и пили. Просто сюр какой-то. Вроде бы подростки как подростки — сидят у себя в комнате, лопают пиццу, запивают кока-колой. Вот только мы не хихикали, не болтали про мальчишек и про косметику. Мы сидели, остро ощущая установившееся молчание, подыскивая, что бы сказать.

Где-то на самом донышке моих мыслей оставался страх, что все это может быть западней. И тогда я спросила ее напрямик:

— Зачем ты это делаешь? С какой радости мне помогаешь?

Она положила свой кусок на тарелку:

— Так я в жизни не общалась со знаменитостями. Ну, если не считать этой актрисы из «Истэндерс», которая пару лет назад приезжала зажигать рождественскую елку; только она стерва.

— Знаменитость? — повторила я. — Ты это о чем?

— Ну, может, ты не знаменитость. Но про тебя все знают. Весь город только о тебе и говорит. Да и вся страна. В Интернете о тебе ходят всякие сплетни, вывешивают фотографии, рассказывают, что якобы видели тебя в наших краях, кстати, довольно многие. Вот я и подумала, что ты, наверное, тут объявишься. «Главный свидетель» — вот кто ты такая.

— Я обычная девчонка. Я ничего не сделала.

— Да, но они-то этого не знают, верно? Может, ты ничего и не сделала, зато что-то видела. Можешь выступить свидетелем. — Бритни откусила еще кусок пиццы. — А ты действительно что-то видела?

Я вернулась мыслями в тот день. Сейчас казалось, это было год назад. До того, как мы угоняли машины, часами шли по бездорожью, спали в лесу, до того, как отыскали этот коровник…

— Эй, ты чего? У тебя лицо стало странного цвета.

Похоже, тепло, пища и усталость сделали свое дело: комната поплыла у меня перед глазами.

— Голова закружилась.

Бритни вскочила с кровати, взяла мою тарелку.

— Давай приляг. Сейчас пройдет.

Я легла, но стало только хуже. Я не успела встать и дойти до туалета — меня вырвало пиццей и кока-колой, прямо на ее пушистое черное покрывало. Она пришла в ужас — я, честно говоря, тоже. Она проявила ко мне доброту, которой я ну никак не ждала, а я взяла и перепачкала ей комнату. Я села.

— Прости. Прости, пожалуйста, — пробормотала я. Блин, понятно, почему меня никогда никуда не приглашают.

— Да ничего, сейчас разберемся. — Бритни выскочила из комнаты, я же встала и распахнула окно, чтобы выветрился запах. Прислонилась к оконной раме, втянула студеный ночной воздух. Бритни вернулась с ведром и тряпкой, я забрала у нее тряпку, намочила и стала вытирать блевотину с искусственного меха. Безнадежное занятие.

— Слушай, давай ты сходишь в душ, а я пока тут приберу. Насчет шума не заморачивайся, мама решит, это я моюсь.

Она показала мне, где у них ванна, пустила воду.

— Погоди, сейчас принесу тебе что-нибудь чистое. — Она исчезла и скоро вернулась со стопкой чистых, проглаженных шмоток, а еще с большим пухлым полотенцем. — Только давай недолго. Мамина передача закончится через десять минут.

Бритни опять испарилась, я заперла дверь. Ванная постепенно заполнялась паром. Я провела мочалкой по зеркалу над раковиной. Из зеркала на меня кто-то смотрел, но я не узнавала эту девчонку. Почти лысая, под глазами огромные круги, на вид лет двадцать, а то и все двадцать пять, футболка перемазана блевотиной. Я отвернулась, скинула с себя грязное, шагнула в душ.

По телу потекли ласковые теплые струйки. Я вдохнула пар, подставила под воду лицо. Вслепую нашарила ближайшую бутылку с шампунем, выдавила, взбила пену на стриженой голове, потом по всему телу. Комки пены скатывались по коже, оседали в поддоне, и я чувствовала, что становлюсь все чище. Я потерла под мышками, между ног, и тут вдруг подумала: «Я ведь смываю его» — и мне стало грустно. Последние сутки я носила на себе лапах Жука — на коже, внутри. А теперь он по спирали утекал в водосток.

Я выключила воду, шагнула на мокрый пол. Обмоталась чистым полотенцем, нагнулась, концом вытерла голову.

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая