Случайная свадьба - Грейси Анна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/72
- Следующая
Мужчина в таких случаях никогда не страдает, его никто не винит. Виноватой всегда бывает женщина.
Она быстро шла, почти бежала, сама не зная, куда направляется. Потом вдруг остановилась, поняв, что направляется в свое любимое местечко, где обычно делилась своим бедами с пчелами, – к ульям.
Но ульев больше не было и не было больше пчел, которым можно было бы поведать о своих бедах. Бабушки тоже больше не было, а ее собственная жизнь была в развалинах.
Она расплакалась.
В полном унынии, чувствуя, как жестоко обошлась с ней жизнь в очередной раз, она сидела на холодной каменной скамье, и по щекам ее катились слезы. Сколько времени прошло с тех пор, как она позволила себе как следует выплакаться? Она не помнила. Возможно, она не плакала со дня похорон бабушки. Или с тех пор, как в последний раз заперла их коттедж. Об отце она так не горевала. Его смерть была большим облегчением для всех.
Мэдди плакала до тех пор, пока не осталось слез.
Потом она глубоко вздохнула и поднялась на ноги – спокойная и усталая. Слезы пошли ей на пользу. Она направилась по тропинке, бегущей вдоль леса. Это было ее излюбленное место для прогулок: с одной стороны шумел лес, с другой – простирались зеленые склоны холмов. А если подняться наверх, то с вершины холма можно было любоваться видами в нескольких направлениях сразу. Она любила бывать в этом месте. Открывающиеся виды помогали ей взглянуть на свои проблемы в перспективе.
На деревьях зеленели почки. В полях пробиваясь из-под снега, цвели подснежники, изящные головки которых кивали на ветру словно застенчивые девушки. На одном из полей она увидела пару ягнят, ярко-белых на фоне зеленой травы, которые, стоя на длинных неуклюжих ножках, сосали своих маток, тряся от удовольствия хвостиками. Весна чувствовалась повсюду.
Но она не ощущала прилива сил. Она была измучена и опустошена.
Взобравшись на вершину холма, она вдохнула чистый холодный воздух. Все варианты ее дальнейших действий лежали перед ней: в одном направлении виднелась деревня, в другом – Уайтторн-Мэнор, а еще дальше к северу находился Файфилд-Плейс… Файфилд-Плейс и мистер Хьюм.
Из деревни ей придется уехать. Возможно, это было проявлением слабости с ее стороны, но она не вынесла бы шепота за своей спиной и того, как отворачиваются от нее при встрече ее новые друзья. Раньше у нее никогда не бывало подобных друзей. Во Франции они всегда соблюдали дистанцию в общении с ними.
Дети тоже пострадают от ее погубленной репутации. Нет, остаться здесь она не могла.
У нее было пятнадцать фунтов. Этого, конечно, недостаточно, чтобы начать жизнь заново. Единственным, что помогло им выжить здесь, была номинальная арендная плата за коттедж, назначенная сэром Джаспером. И хотя она не сомневалась, что Нэш с уважением отнесется к договоренности с сэром Джаспером, она не сможет здесь оставаться.
Символическая арендная плата лишь подольет масла в огонь сплетен.
С тяжелым сердцем она еще раз взглянула на открывающийся вид и содрогнулась. Иного выхода у нее не было.
Нэш ругал себя. Во всем виноват его проклятый темперамент. После всех мер, которые они приняли, чтобы не скомпрометировать ее, он вдруг открылся. И перед кем? Перед Харрисом! Но еще того хуже был взгляд, который она бросила на него, когда поняла, что к нему вернулась память, а он не сказал ей об этом. Он даже не подумал о ее чувствах. Он думал лишь о том, каким образом остаться здесь, в коттедже, как защитить ее от Кровавого аббата. Он обидел ее. Сильно обидел, судя по всему. Пропади все пропадом! А защищая ее от Харриса, он навлек на нее еще большие неприятности! Что, черт возьми, ему теперь делать?
Он стал причиной скандала, ему и исправлять положение. Но каким образом?
Обычным решением в случае скомпрометированной добродетели была женитьба. Его тело с явным одобрением отнеслось к такому варианту. Нэш перевел взгляд с изношенных, выгоревших платьев, развешанных на крючках в алькове, на котелок с супом, висевший над огнем…
Мэдди была добрым, простодушным созданием: ухаживала за пчелами, курами и детьми. Она была красавицей, не испорченной элементарным образованием. Кроме короткого периода жизни в доме отца-джентльмена, она жила в коттеджах и выращивала овощи в огороде.
Интересно, смогла бы Мэдди жить как он – вращаться в самых высших кругах международного светского общества? Мужчины с одобрением отнеслись бы к ее красоте, но женщины… Они бы ее быстренько раскусили, подумал он. Разнюхали бы все о ее происхождении – они всегда это делали – и заклевали бы ее в мгновение ока.
Нет, с его стороны было бы эгоистично и жестоко тащить за собой Мэдди в этот мир. И ему пришлось бы наблюдать, как люди его мира разрушают ее оптимистический взгляд на жизнь. Этого он не смог бы вынести.
Он не нарушил ее девственность, а лишь скомпрометировал ее перед человеком, который имел зуб против них обоих.
Все, что ей действительно было нужно, – это новое жилье, чтобы прекратить сплетни, и доход, напомнил он себе. И защита.
Для этого идеально подошел бы коттедж на территории поместья его брата. Нэш позаботится о том, чтобы у нее и детей был доход, а Маркус обеспечит им защиту.
Это было весьма адекватное решение. Но чувство вины осталось.
– Я хочу, чтобы вы уехали, – сказала Мэдди, вешая на крючок свой плащ.
Скоро должны были вернуться дети. Пора готовить ужин.
Он испуганно взглянул на нее.
– Что? Сейчас?
– Как можно скорее.
Она была рада, что к нему вернулась память, искренне рада, но сейчас просто чувствовала себя… разбитой, потому что пыталась найти в себе силы сделать то, что, как она полагала, было неизбежным: выйти замуж за мистера Хьюма.
Когда жизнь переворачивается вверх тормашками, единственный способ справиться с ситуацией – это осторожно делать шаг за шагом, медленно продвигаясь вперед.
Десятифунтовая банкнота все еще лежала на столе, где она ее оставила, на ней были аккуратно сложены стопочкой пять фунтов мелочью. Она положила деньги в жестяную банку. По крайней мере у нее есть деньги на проезд в почтово-пассажирском дилижансе до Лестершира. Она надела фартук, чтобы не забрызгать одежду, и достала корзинку с яйцами, миску и вилку, собираясь печь оладьи.
Он мрачно наблюдал за ней.
– Я не… – начал было он, но замолчал, заметив суровое выражение ее лица. – Ладно. Я уеду, но дождусь возвращения детей. Мне хотелось бы с ними попрощаться.
Она кивнула. Дети расстроятся. Он им нравится. Как и ей, если говорить откровенно. Но он нравится ей слишком сильно, и для ее собственного душевного спокойствия она должна держать это в секрете.
Она знала, что между ними ничего не может быть. Вот если бы Нэш не был наследником графства… если бы отец не потерял все свои деньги… если бы она получила нормальное воспитание и образование, что позволило бы ей занять положенное место в жизни и своевременно дебютировать в свете подобно другим девушкам ее социального статуса… Если бы ей не пришлось растить пятерых маленьких братьев и сестер, если бы она не жила за счет благотворительности его дядюшки…
Если бы только…
Она перестала взбивать яйца и положила вилку.
– Почему вы не сказали мне, что к вам вернулась память? Почему скрыли это от меня?
– Я уже говорил вам. Я хотел вывести на чистую воду Харриса, а вы выгнали меня из дома. Как подтвердилось сегодня, я был прав.
Он сцепил руки на затылке и с довольным видом отклонился назад, удерживая равновесие на двух ножках стула.
– Вы могли бы отлично выспаться в Уайтторне, а утром вернуться сюда. – Положив в сковородку кусочек масла, она поставила ее на огонь, чтобы масло растаяло. – Тогда ни у кого но возникло бы мысли связывать каким-то образом почтенного Нэша Ренфру со мной.
Она добавила растаявшее масло к смеси и энергично взбила ее.
– Хотите правду? – раздраженно спросил он. – Я не сделал этого из чистого тщеславия. Не мог я прибыть в Уайтторн в одном сапоге в первый день своего пребывания в статусе его владельца. Я выглядел бы смехотворно. В таких случаях важно появиться должным образом – произвести соответствующее впечатление, чтобы было ясно, что так же будет продолжаться и далее.
- Предыдущая
- 36/72
- Следующая
